Дмитрий Дейч - Записки о пробуждении бодрствующих
Актёры переглядываются.
Я возражаю в том смысле, что репетировал только начало: там, где приходят остальные грабители, и я, умирая, веду с ними комический диалог на тему тщеты и бессмысленности усилий любого рода. После этого я вроде бы умираю окончательно и оставшуюся часть времени просто лежу на сцене, но поскольку дальше не репетировал, полной уверенности нет.
«Пустяки, – говорит режиссёр. – Ты и в самом деле лежишь, и по ходу действия, ближе к концу произносишь всего одну фразу. Ничего сложного. Вот тебе сценарий, найди это место. Через три минуты начинаем.»
Я лихорадочно листаю сценарий, но ничего не нахожу. К началу второго акта выхожу на сцену с мыслью о том, что где-то ближе к концу акта меня ждёт серьёзное испытание. После трагикомической развязки некоторое время лежу неподвижно, но чем больше думаю о том, что не знаю когда по сценарию нужно вступать (и что делать, говорить) , тем беспокойнее.
В какой-то момент, пользуясь тем, что внимание зрителей сосредоточено на прочих актёрах, потихоньку достаю из кармана сценарий и методично, страница за страницей просматриваю его в поисках проклятой реплики. Я так занят, что не замечаю решительного поворота действия, когда внимание вновь сосредотачивается на мне.
Зрители смеются: бывший мертвец, развалясь, перелистывает страницы сценария.
Один из актёров, справившись с неожиданностью, обращается ко мне: «Фауст, ты почему такой нервный?»
Я, разумеется, не знаю что должен ему ответить, но как ни в чём не бывало отвечаю: «Порезался».
Хохот.
Всеобщее ликование.
Занавес.
7 апреля 2007
Снился человек, у которого вместо ушей были спичечные коробки.
Время от времени кто-то подходил, чиркал спичкой, и человек этот таинственно улыбался - будто всякий раз ему сообщали нечто исключительно важное, не предназначенное для посторонних ушей.
9 апреля 2007
Принесли именинный торт. Я должен был задуть свечи, но решил сперва их сосчитать, принялся за дело и сразу сбился, начал заново и сбился снова. Люди вокруг принялись нервно перешёптываться: ну давай же! дуй! Но я продолжал пересчитывать, сосредоточенно шевеля губами и указывая на каждую пальцем, пока не заметил, что всякий раз, когда я указываю на свечу, она гаснет.
Когда одна из свечей гасла, в комнате оставалось на одного гостя меньше.
В конце концов, я остался наедине с тортиком и одной-единственной не погасшей свечой, но вместо того, чтобы задуть её, решил отведать угощение.
Ножа под рукой не оказалось, и я просто зачерпнул ладонью, будто торт был жидким. На вкус он напоминал дыню, такую свежую и сочную, что просто дыхание перехватило. Я почувствовал дикий голод и понял, что если не удержусь, от угощения мигом ничего не останется. Тут кто-то позвал меня с улицы, я выглянул в окно и к своему ужасу обнаружил, что улица полна людей.
Они уже не помещались на тротуарах и заполнили всё пространство перед домом: карабкались на столбы и на деревья, сидели на крышах и капотах машин, оккупировали балконы в домах напротив. Я чувствовал, что им нужен мой торт, но понимал, что на такое количество желающих его всё равно не хватит. И принялся подавать знаки из окна: уходите, мол, нечего вам тут делать!
Тут из толпы вышла девочка и сказала: Ну что ты как маленький? Не будь таким жадиной!
Я ответил: Там почти ничего не осталось, он же крошечный!
Она засмеялась и крикнула: Дурак! Какой же он крошечный? Посмотри!
Я оглянулся и к своему изумлению увидал, что торта больше нет.
Вместо него прямо на столе выросло дерево, корни которого продырявили пол и ушли глубоко в землю, а крона поднялась над крышами домов.
27 апреля 2007
Идущий навстречу мужчина останавливается как вкопанный, лицо его озаряется: ба! — жестикулирует, подмигивает, строит уморительные гримасы.
Улыбаюсь в ответ, киваю, замедляя шаг, тщетно пытаясь припомнить черты, повадку, мысленно сканируя список знакомых, полузнакомых, едва знакомых... ничего. Никого.
Тут незнакомец замирает на месте, взгляд его расслабляется. Глядя поверх моей головы, он протискивается мимо и быстрым шагом удаляется прочь, оставив меня с разинутым ртом и ладонью, протянутой в пустоту.
Неизвестный доброжелатель, сидящий на лавочке, сочувственно пожимает плечами.
4 мая 2007
Я должен был вскормить двух червей – чёрного и белого. Кормил каждого по отдельности, поместив в стеклянные банки, затем, когда они подросли, решил, что пришло время разминки, и выпустил на волю – пастись и тучнеть.
Черви тут же принялись прогрызать дыры во всём, что мягче стали, и комната превратилась в ветшающее на глазах решето. Тогда я изловил чёрного червя и поместил в небольшой металлический бочонок – к тому времени он подрос, помню ощущение своеобразной мягкой (и почему-то тёплой, как бы – молочной) тяжести.
Чёрный червь покорно свернулся в бочонке и, кажется, уснул.
Белый притаился где-то в комнате, словно чуя на расстоянии грядущую неволю.
Проснувшись, я некоторое время дремотно рыскал взглядом, но довольно скоро понял, что белый червь, вероятно, хорошо спрятался и сегодня мне его уже не найти.
12 июня 2007
Тусклое полуподвальное помещение. Пахнет потом и колбасой. На столах – пивные кружки, грязные тарелки, окурки. Мужчина лет тридцати с лицом школьника-второгодника держит на коленях младенца, тетёшкает его, балует, прикрывая ладонью то один глаз, то другой, тихонько напевает, покачивая головой из стороны в сторону. Шумно. Завсегдатаи склонились над малышом, протягивая ему – кто палец, кто платок, кто алюминиевую ложку. Человек с воспалёнными глазами и растрёпанными волосами, проведший здесь, по всей видимости, несколько суток, протягивает младенцу окурок. Отец, не меняясь в лице, осторожно отводит его руку в сторону. Тот по инерции продолжает придерживать окурок в ладони, подавшись всем телом вперёд – будто протягивает его кому-то прямо перед собой, хотя перед ним теперь лишь подоконник, и на подоконнике – цветок в кадке, полной пепла, скомканных салфеток и жжёных спичек.
20 июня 2007
Снилось, что почки мои слеплены из ила и грязи, хоть ведром вычерпывай. Но внутри каждой почки, в самой сердцевине хляби - чистейший пруд, и каждом пруду - золотая рыбка величиной с ноготок.
Правую рыбку зовут Ими, левую - Или.
Во сне я подставил руки, и рыбки перетекли в ладони. Долго держал их в полураскрытых ладонях, умильно прислушиваясь к тому как они шевелятся.
21 июня 2007
Вышел на двор. Глянул вверх, и обмер: летучие мыши текут в чёрном небе - как лебеди, как белые.
А внизу, прямо под ними люди идут, прямо под ними, огибая меня, будто я - остров.
25 июня 2007
Во сне зашёл в портняжную мастерскую, чтобы заказать новые брюки.
«Давайте-ка, мы вас померяем», – сказал портной, взял сантиметр и принялся ходить вокруг да около, присаживаться и подниматься на цыпочки.
«Знаете что, – вдруг сказал он, – я не могу пошить для вас брюки».
«Почему же?» – удивился я.
«Лицевой угол не соответствуют ширине ступней».
Меня этот ответ вполне удовлетворил, хотя и раздосадовал, и я вышел из мастерской, думая о том, что брюки – нужны, не могу же я шастать по городу в нижнем белье, а старые совсем истрепались, и в них далеко не уйдёшь.
Может быть, заказать брюки у другого портного? Но ведь любой из них примется мерять меня вдоль и поперёк и рано или поздно обнаружит трагическое несоответствие. Их тоже можно понять: лицевой угол не соответствуют ширине ступней, тут уж не до брюк! Что же делать?
И вдруг я понял: нужно изменить пропорции лица, тогда всё станет на свои места и проблема будет решена. Сказано-сделано: я остановился перед витриной магазина и принялся вглядываться, пытаясь среди бликов и теней найти собственное отражение.
Отыскав нужный угол зрения, увидев себя, я немедленно проснулся.
11 июля 2007
Снились ящики и провода. Помню ящик, на котором мелом было написано от руки «Тусовка в Академгородке»: он был соединён красным проводом с другим ящиком, на котором была фирменная наклейка «Прокат кукол».
