Вздор - Уильям Вудворд
Эллермановская автомобильная компания – одно из гигантских предприятий в стране. Это он превратил ее из маленького ребенка в гиганта. М-с Прат говорила, что она с сердечным трепетом смотрела на огромную эллермановскую рекламу, бросавшуюся всем в глаза на Бродвее. Она могла видеть ее из окон своей квартиры. М-с Прат! Как это у него с ней началось? Боже мой, женщина, что магнит…
«Этот Хэнтер – прямо невоспитанный дикарь. Я покупаю мозги и заставляю их работать. Он ничего не смыслит в организации дела. Хорошо, я ему покажу, что Ричард Эллерман всегда ведет свою собственную линию… М-с Прат… У нее никогда до того не было любовника. Бедное маленькое робкое существо – она была действительно трогательна! Трогательная вдова. Ничего не понимающая в жизни. Жила уроками музыки. Маргарет Прат… Маргарет! Маргарет! Женщина из хорошей семьи. Совсем не корыстолюбива. Прямо поразительно!.. Женщина с тонкой душой, пробивающаяся сквозь грубый, испорченный мир! Что бы сталось с ней без меня? Вот для чего нужны деньги – помогать людям! Я ее испытал – она не корыстолюбива… Вернула чек на десять тысяч. Очень благодарна, но она, действительно, не нуждается в нем! Это решило все. Не корыстолюбива… Замолчит ли он когда-нибудь?.. Она могла иметь сто тысяч в год, и она это знает. Пятьдесят тысяч… Вот и все… Быть может, чуть-чуть побольше. Пятьдесят тысяч в год, а она могла иметь вдвое больше…»
В сущности, Ричард Эллерман по своему действительно любил м-с Прат. Любовь была для него своего рода игра в куклы: одевать женщин, слушать их нежную болтовню и… жгучее удовлетворение обладанием, ощущение власти над прекрасными трогательными созданиями.
3
Хэнтер еще говорил, когда Эллерман решил покончить с делом и заявить ему, что намерен провести его проект обычным путем, т. е. станет рассматривать его только в том случае, если он пройдет через производственный отдел и будет снабжен надлежащими подписями руководителей этим отделом. Это решение готово было сорваться с его языка, как на него нашло наитие. Он верил в эллермановское наитие, как Наполеон верил в свою звезду. Наитие прорезало его умственный горизонт, как метеор, и в одно мгновенье все его существо изменилось. Лицо прояснилось, глаза оживились, он выпрямился на стуле.
– Вы, несомненно, вложили в это массу труда, – сказал он живо. Я надеюсь, что на вашу долю что-нибудь выпадет. (Сейчас он скажет, что все это он сделал исключительно для пользы компании.)
– Благодарю вас, м-р Эллерман, – сказал Хэнтер, довольный заявлением своего хозяина. – Я желал быть полезным компании.
– Вы уверены в ваших подсчетах издержек? Дайте мне взглянуть. Вы говорите, что производство наших батарей стоит тродженовской компании шесть долларов штука, а они продают их публике по тридцати, и мы можем сделать их так же дешево, как и они, т. е. за шесть долларов?
– Да, сэр.
– А они продают их нам по пять долларов. Правильно? (Я проверю его на этих цифрах.)
– Да, сэр, – отвечал Хэнтер. – Что вы думаете о проекте?
Глаза Эллермана снова ушли куда-то вдаль, стали непроницаемыми.
– Проект как будто производит благоприятное впечатление, – сказал он после минутного молчания. – Я еще не знаю… Что вы ожидаете извлечь из этого для самого себя? (Сейчас он скажет, что он представляет все это на мое усмотрение.)
– О, в этом отношении я предоставляю все на ваше усмотрение, м-р Эллерман, – сказал сердечно Хэнтер. – Я один из тех людей, которые верят в то, что за всякое доброе дело в свое время будет награда.
Потом он вспомнил последние слова, которыми его напутствовала жена, и его взяло отчаяние, что он недостаточно защищал свои интересы.
– Не в моем характере хвалить самого себя, – прибавил он, – но мне кажется, что я мог бы поставить на ноги аккумуляторную компанию и сделать ее прибыльной.
– Я в этом уверен, – согласился Эллерман.
За десять минут перед тем Хэнтер был томительно скучным человеком, который своим докладом об окисях свинца и батарейных банках надоедливо сверлил ум великого финансиста, теперь он стал ничтожной пешкой в стратегическом плане, появление которого на свет было вызвано вспышкой эллермановской интуиции.
– В случае, если что-нибудь выйдет из этого проекта, я позабочусь о вас, м-р Хэнтер, – сказал он своим обычным холодным тоном. – Первое, что нам следовало бы сделать, это узнать о проекте мнение эксперта. Пригласить кого-нибудь со стороны, кто знаком хорошо с этим предметом. Хэнтер был застигнут врасплох этим замечанием.
– О, – пробормотал он. – Я… я хорошо… действительно… конечно… м-р Эллерман, я вполне согласен предоставить все это дело на рассмотрение эксперта, и я…я… – он рылся в своем уме, подыскивая подходящую фразу, ничуть не опасаясь за результат.
Эллерман кивнул головой.
– Прекрасно!.
– Но… м-р Эллерман, – продолжал Хэнтер. – Не забывайте, что я разобрался в этом проекте исчерпывающе. Ни один знаток никогда не вникал в это более тщательно.
– Я знаю, что это так. Поэтому вы и должны приветствовать передачу проекта на рассмотрение эксперта. Без сомнения, оно подтвердит ваши доводы… Видите ли, м-р Хэнтер, это предложение влечет за собой большую затрату средств. Мы должны быть осторожны в таких случаях. Опрометчивые, поспешные решения в деле недопустимы.
Хэнтер почувствовал, что каким-то хитрым поворотом разговора он был причислен к тем, кто решает опрометчиво и поспешно. Вспомнив месяцы подготовительной работы и тщательных изысканий, он ощутил смутное огорчение.
– Про меня-то уж никак нельзя сказать… – начал было он.
Эллерман прервал его.
– Я думаю, вы вникли в дело очень тщательно. Все-таки, чтобы быть уверенным, мы должны пригласить постороннего эксперта. Оставьте мне все это, и на днях мы устроим совещание.
В это время вдоль террасы проходил лакей, толкая перед собой чайный стол на колесиках. На стеклянной поверхности стола был расставлен целый ряд разнообразных коктейлей в широких хрустальных бокалах. Находившиеся на террасе трое или четверо мужчин в костюмах для гольфа и несколько женщин в утренних летних туалетах брали со стола коктейли, по мере того, как лакей мимо них проходил. Неясно слышалась оживленная болтовня.
– Хотите коктейль? – предложил Эллерман.
– Нет, благодарю вас, м-р Эллерман, – скромно сказал Хэнтер.
– Ну, возьмите, – настаивал хозяин. – Забудьте пока о деле. Выпейте стаканчик. Вильям, сюда! – Указывая на слугу. Он у нас бармен с медалью.
– Нет, благодарю. Я не пью. Тут дело вовсе не в принципе. Я нисколько не осуждаю пьющих. Видите ли, у меня никогда не было этого в привычке, так что…
– О, я не имею права менять ваших привычек, – холодно сказал Эллерман, осушая свой бокал и передавая его обратно лакею. – Как вам угодно.
Неловкое молчание.
– По-видимому, вы все это легко достаете, – сказал вице-президент, увлекаемый неумолимым роком. В наши дни это дело трудное.
(О, Томас Хоктон Хэнтер, как вы могли это сказать? На широком эллермановском
