Ирвин Шоу - Ставка на мертвого жокея (сборник рассказов)
По сути дела, суеверным он никогда не был, не приверженец религии, и всегда посмеивался над своей матерью, с ее богатой коллекцией сновидений, предсказаний, предзнаменований, как добрых, так и дурных. У Алисы тоже есть привычки, связанные с суеверием: например, никогда не говорить вслух о желанном событии,-- стоит упомянуть, и ничего не получится, ничто не сбудется, оставь надежду навсегда. Эти ее привычки не вызывали у него ничего, кроме презрения. Во время войны, когда все журналы утверждали, что в стрелковых ячейках на фронте не найти ни одного атеиста, он не прибегал к молитве даже в самые мрачные и опасные для жизни времена. Ни разу за всю свою взрослую жизнь не сделал ничего под влиянием суеверия или дурного предчувствия.
Сидит вот теперь, озираясь по сторонам, в ярко освещенной, нормально меблированной, просторной комнате, все здесь в духе двадцатого века, и чувствует себя полным идиотом. Зачем ему в разгар ночи гоняться за призраками, отдающимися звонким эхом предостережений, за обрывками старинных снов, что рождаются в глубинах его чувствительного мозга талантливого инженера...
Этот выводящий его из себя сон он отлично помнит: сестра его умирает четырнадцатого мая... Такие сны очень редко бывают в руку. И все-таки... Элизабет с Алисой настолько похожи, всегда стараются быть вместе, они хорошие подруги. О снах он знает немало, и в этом мрачном, колдовском мире вполне возможен простой перенос понятий: жена становится сестрой, сестра -женой. И вот тебе на -- его жена с ребенком выбрали как раз этот злополучный день -- четырнадцатое мая,-- чтобы лететь к нему на самолете из Нью-Йорка в Калифорнию... Им предстоит пролететь три тысячи миль, почти через весь Американский континент, с его бурными, широкими реками и высокими горными цепями...
Ну, хватит, надо выключить свет и лечь спать, все равно так ничего не решишь! Лежал, уставившись в темный потолок, прислушиваясь время от времени к шуршанию автомобильных шин: на исходе ночи мчится домой запоздалый водитель...
Не верит он в судьбу, в фатум1; всегда рассматривает окружающий мир в тесной связи причин и следствий; ничего избежать нельзя: что произойдет завтра или в следующую секунду -- ни в коей мере не детерминировано и может проявиться бесконечным разнообразием. Смерть человека, как и место его последнего упокоения, нельзя точно определить; никакие события не стоит искать в книге прогнозов на будущее -- человеческая раса не получает никаких намеков или предостережений от сверхъестественных сил. Все это просто смешно, и ради этого глупо не спать! Сам всегда бесстрашно ходил под лестницами, с радостью разбивал зеркала, ни разу не просил прочитать его судьбу по руке или определить по картам. И сейчас отдает себе полный отчет в своем идиотском поведении. Но при всем том сон не приходит...
Утром Рой позвонил в Нью-Йорк.
-- Алиса, приезжайте лучше поездом.
-- В чем дело? -- забеспокоилась она.
-- Я боюсь самолета.-- И услыхал взрыв ее хохота на том конце провода.-- Боюсь самолета! -- упрямо повторил он.
-- Какие глупости! -- возмутилась Алиса.-- В этой авиакомпании ни одной катастрофы! Что, самолеты начнут падать с завтрашнего дня?
-- Но даже если и так...
-- Ты себе представляешь, что такое находиться в одном купе с Сэлли трое суток? После такого испытания мне придется лечиться все лето.
-- Прошу тебя! -- умолял Рой.
-- К тому же зарезервировать билет на поезд -- значит потерять целые недели. А еще надо сдать внаем квартиру и все такое прочее. Что это на тебя нашло? Ума не приложу!
-- Да ничего. Просто очень беспокоюсь по поводу вашего полета, вот и все.
-- Боже мой! -- воскликнула Алиса.-- Да ты пролетел двести тысяч миль на всевозможных драндулетах -- и ничего!
-- Знаю. Именно поэтому беспокоюсь.
-- Может, ты выпил?
-- Алиса, дорогая,-- вздохнул отчаявшийся Рой,-- не забывай, сейчас у нас здесь восемь утра.
-- Ну, в таком случае с тобой происходит что-то странное...
-- Знаешь, я не спал всю ночь -- не мог сомкнуть глаз от волнения.
-- Послушай, прекрати понапрасну волноваться! Увидимся четырнадцатого. Ты уверен, что здоров?
-- Да, все в порядке.
-- Скажу тебе откровенно: какой-то странный этот твой звонок...
-- Прости меня, Алиса.
Поговорили еще несколько секунд, правда довольно холодно, и Рой повесил трубку, чувствуя себя скверно из-за понесенного поражения.
Через два дня снова позвонил, еще раз попытался ее переубедить:
-- Не задавай мне никаких вопросов. Прошу тебя -- сделай это ради меня! Когда приедешь, все тебе объясню. Если непременно на самолете -- не имею ничего против, в любой день, только не четырнадцатого мая! шестнадцатого, пятнадцатого, семнадцатого, только не четырнадцатого! Умоляю тебя!
-- Рой, дорогой, по-моему, ты ужасно взволнован. Что на тебя нашло? Говорила я с Элизабет -- утверждает, что ты на себя не похож.
-- Как она там? -- поинтересовался Рой.
-- Все в порядке. Убеждает меня не обращать внимания на твою блажь и лететь по расписанию.
-- Передай ей -- пусть занимается своими делами и не сует нос в чужие! -- взорвался Рой.
Последнее время он много работал, да и провел без сна почти все ночи -голос звучал устало, нервно. Алиса сразу на это отреагировала.
-- По-моему, я догадываюсь, что происходит,-- натянуто, холодным тоном продолжала она.-- Моника сообщила мне, что четырнадцатого Кондоны устраивают большой прием; ты, по-видимому, кого-то уже пригласил из женщин, и твоя жена там лишь большая помеха...
-- Боже мой! Да перестань ты нести вздор! -- кричал в трубку Рой.
-- Я уже семь лет замужем за тобой, и меня так просто не проведешь. У меня есть и свои глаза.
-- Прилетай сегодня! -- орал Рой.-- Прилетай завтра! Тринадцатого! Только не четырнадцатого мая!
-- Ты отлично знаешь: откажусь от заранее зарезервированных билетов -других мне не достать как минимум до июня. Не хочешь меня видеть, так и скажи! Прекрати эту пустую болтовню, прошу тебя!
-- Алиса, дорогая! -- умолял, уговаривал он ее.-- Поверь ты мне -говорю искренне: очень хочу тебя видеть!
-- В таком случае прекрати нести всю эту чепуху или... сознавайся, в чем дело!
-- Алиса, дело вот в чем...-- начал снова он, решив во всем ей признаться независимо от того, каким идиотом будет выглядеть в ее глазах.
Вдруг щелчок на том конце провода... Тишина повисла над континентом, она разделяет их. Три тысячи миль...
Минут через десять он снова дозвонился до нее, услыхал ее сердитый голос. Чувствовал себя посмешищем, понимал, что не сможет больше жить ни один, ни с женой, если предстанет сейчас перед ней глупым, безответственным: после стольких лет совместной жизни у нормального, надежного человека поехала крыша и начались какие-то нервные припадки.
-- Мне больше нечего тебе сказать,-- снова начал он, когда телефонистка установила связь.-- Только одно: я очень сильно люблю тебя и не желаю, чтобы с тобой произошло несчастье,-- я этого не вынесу!
Услышал, как Алиса тихо заплакала; потом заговорила:
-- Нам нужно как можно скорее быть вместе. Все это просто ужасно... И прошу тебя, Рой, пожалуйста, больше не доводи меня своими звонками! Ты ведешь себя так странно, когда мы разговариваем по телефону, что мне в голову приходят самые дикие мысли о тебе. Все образуется, когда я приеду.
-- Да, все будет чудесно, дорогая! -- обнадежил ее Рой.
-- И ты больше никогда никуда не поедешь без меня? Обещаешь?
-- Никогда, обещаю.-- Закрыв глаза, он в эту минуту представлял ее: похожая на девочку, стоит у телефона в спальне их приятного, тихого дома, положив обе руки на аппарат, а на ее красивом, умном личике гримаса жалости и отчаяния; больше говорить не о чем.-- Спокойной ночи, дорогая! Береги себя!
Повесил трубку и уставился диким взглядом на пустую противоположную стену,-- и сегодня ночью ему не удастся заснуть...
Утром четырнадцатого мая опустился густой предрассветный туман. Рой смотрел на белую пелену покрасневшими от бессонницы глазами; голова словно свинцом налилась. Выйдя из дома, зашагал по тихим, еще серым городским улицам, проносились лишь полицейские патрульные автомобили да фургончики, развозившие молоко; больше ничто не нарушало тишины в мглистой, густой пелене.
В Калифорнии, думал он, всегда туман по утрам -- обычно образуется до восьми утра. Но на Атлантическом побережье сейчас другое время и другая погода, а до вылета ее самолета еще несколько часов.
Может, все объясняется войной -- такого с ним никогда не случалось до войны. Считал, что легко отделался, но, видно, переоценил себя. Все эти кладбища; молодые парни, зарытые в песке и весенней траве; старушки в черных кружевных платьях, умирающие на улицах Лондона во время воздушных бомбардировок... В конце концов от таких картин и разыгрывается воображение, немудрено и спятить.
Надо взять себя в руки, убеждал себя Рой рассудительно. Никогда я не терял здравого смысла, всегда был здоров, умел владеть собой в любой ситуации; с презрением относился ко всем этим медиумам, предсказателям, психоаналитикам...
