Виржини Депант - Дрессированные сучки
Соня ударила кулаком по столу, надвинулась на него, пылая ненавистью и решимостью:
— Оставайся подстилкой для педработников, дурак, это твое дело! Но я им не спущу…
И она щелкнула ногтем большого пальца по верхним зубам.
За ее спиной толпились разгоряченные будущие снайперы.
Я налила себе виски до краев, чтобы не вскакивать с места каждые пять минут. Я слушала все, что говорилось вокруг, но это больше не казалось мне таким уж важным. Вернулась к Гийому, снова села рядом, чтобы чувствовать тепло его тела. Он тоже молчал, склонившись над нетронутым пивом.
Я медленно цедила виски.
Гийом встал.
— Я ухожу. Ты со мной?
Я кивнула.
Теперь, зная, что все кончено, я еще острее чувствовала нашу близость, неразрывную связь, единение. Я пожала всем руки, каждый что-то говорил мне, но я была слишком пьяна и оглоушена, почти ничего не слышала, не понимала, бормотала в ответ всякие глупости.
Жюльен сказал что-то забавное. Гийом рассмеялся. Я ждала, стоя у двери, и смотрела, как он хохочет, закидывая голову. Лицо его сияло.
На улице Гийом спросил:
— Ты не хочешь, чтобы я ехал?
И я ответила — "забудь" — как ни в чем не бывало.
— С чего ты взял?
Среда, 13 декабря
9.00
Я проснулась рано после ночи без снов. Провела языком по щелям в кариесных зубах. И стала ждать, когда встанет Гийом.
Его разбудили соседи, я слышала их из гостиной.
Девушка рыдала, срываясь на крик, а в перерывах между воплями причитала:
— Умоляю, не уходи, умоляю тебя…
Он не отвечал, ходил по квартире, хлопал дверцами шкафов. Она заводилась все сильнее, интонации менялись, но голос оставался таким же громким:
— Ну что мне сказать, чтобы ты понял?
— Ничего.
— Не хочу, чтобы ты уходил.
Ее эмоции просачивались сквозь стены.
Дверь комнаты Гийома открылась. Вот он входит в гостиную, улыбаясь до ушей, садится на пуфик.
— Думаешь, она сглупила и сама ему сказала или он их застукал?
— Вот уж не знаю…
— Он не в духе… Ладно, пойду сварю кофе…
Вставая, он вдруг добавил:
— Черт, как здорово, что я — не они!
Постучал по животу ребром ладони, покачал головой и поставил точку, стоя на пороге кухни:
— Когда просыпаешься вот так, понимаешь, какое счастье быть холостяком!
Девушка снова завопила:
— Ты не можешь меня оставить, не можешь уйти!
И следом — стон из горла:
— Умоляю тебя-а-а!
Последний звук она почти пропела, изнемогая от боли и горя, как заключительную ноту классической коды.
Я слушала эту сцену, застыв на стуле, горло перехватил спазм, я чувствовала себя окукленной, уничтоженной.
Гийом крикнул с кухни через стену:
— Да сунь ты ее головой под холодную воду, и делу конец.
В соседней квартире минуту стояла гробовая тишина.
Вернулся развеселившийся Гийом с двумя чашками кофе.
— Я на его стороне, мужская солидарность, так сказать… Ты, конечно, в ее лагере?
Я почесала щеку, не зная, что сказать, Гийом увеличил громкость.
— Послушаем Боба, а то эти двое скоро нас утомят.
Он сел рядом, я наклонилась, чтобы взять свою чашку.
Ты не можешь меня оставить.
Кофе был слишком горячим, и Гийом схватил гитару, взял несколько басовых аккордов, глядя в стенку.
Умоляю тебя.
Каждое его движение я знала наизусть.
Скоро будешь просыпаться одна, останешься одна в этом месте, он заберет вещи, тебе будет не хватать мелочей.
Умоляю.
Музыка звучала очень громко, но мы все-таки услышали, как хлопнула дверь, и тут же пронзительно закричала соседка.
Гийом повесил гитару на место, вздохнул.
— Да уж, жизнь — не сахар…
И принялся перечислять, что нужно сделать, чтобы они с Матье могли как можно скорее смыться. Потом он начал рассказывать, что они будут там делать. Я слушала, разглядывая узоры на шторах, время от времени задавала вопросы. В конце концов Гийом снова спросил:
— Уверена, что не дрейфишь оставаться одна?
— Я не маленькая, все как-нибудь устроится.
13.00
Я позвонила Мирей в бар — узнать, когда она заканчивает, и предупредить, что зайду за ней.
Хозяин ответил, что она больна и не работает сегодня.
Я позвонила домой, номер был занят, и я отправилась к ней пешком.
Ставни были закрыты, я постучала, и в этот момент почему-то подумала: "Чем это она вчера была занята, кого ждала?"
Жалюзи медленно поползли вверх, на полпути я нагнулась, чтобы проскользнуть внутрь, иначе никакого терпения не хватило бы.
Выпрямилась по ту сторону, уже в комнате. Это не Мирей. Я отшатнулась — смутный страх дал команду прежде, чем мозг переварил информацию.
Мой ужас заставил незнакомца улыбнуться.
— Бояться нечего — мы пока недостаточно хорошо знакомы, чтобы я на вас покусился.
Жалюзи опускались, а он насмешливо скалил зубы.
— Полагаю, ты — Луиза?
— Я пришла к Мирей, но могу…
— … можешь подождать ее, она сейчас вернется — вышла за покупками, очень рад, я — Виктор…
Тихий щелчок — жалюзи встали на место. Первая мысль при взгляде на него — "неплох", потом, как только он назвал имя, — "ага, все ясно…". Пожала ему руку (какая теплая ладонь!), произнесла:
— Мне много о вас рассказывали…
В ответ — гримаса радостного удовлетворения.
— Не слишком хорошее, надеюсь…
— Все намного сложнее. Мирей скоро вернется?
— Уже идет, садись, она будет рада тебя видеть. Вчера она говорила о тебе, пела дифирамбы. Я как раз варил кофе, хочешь чашку?
— Куда она пошла?
Я неуютно чувствовала себя в этом замкнутом пространстве с незнакомым парнем. К тому же здесь мало света. Меня поймали и принуждают, воздуха не хватает. Что за черт — никто никогда не бросался на меня с наскока, а я чего-то опасаюсь, сижу на самом краешке стула, вцепившись в сиденье руками, готовая в любой момент сорваться с места?! Умом понимаю, что ничего не случится, но успокоиться не могу, со мной всегда так. Я ждала Мирей с лихорадочным нетерпением.
Я была благодарна Виктору за то, что он не приближается, даже чашку протянул издалека, потом сел в кресло и, не глядя на меня, болтал только о Мирей:
— Она сказала, что много чего тебе наговорила, надеюсь, ты позволишь мне изложить собственную версию…
— Мне и дела нет…
Мирей вернулась. Особой радости на ее лице я не заметила, но удивлена она была очень, это точно.
Виктор не отходил от нее: так себя ведут те, кто только что сошелся или, наоборот, расходится. Его пылкость была не слишком убедительной. Он взял газеты, которые купила для него Мирей, и оставил нас одних, объявив:
— Пойду приму ванну. Луиза, ты останешься обедать?
Я согласилась, потому что идти мне было некуда, а домой я возвращаться не хотела. Когда я уходила, соседка хныкала в одиночестве, ломала вещи, рыдала, стонала.
Мирей принесла шикарной жратвы и бутылку настоящего виски. Не разбирая пакетов, свернула себе сигарету.
Десять минут на косячок, мы снова вместе, и мне хорошо.
Виктор провел в ванной больше часа — видно, прочел все газеты от корки до корки. Мирей сияла. Да-а, что бы я там себе ни думала, бабы расцветают, когда мужики ими занимаются.
Мирей предупредила — очень тихо и очень серьезно:
— Никому не говори.
Она заставила меня несколько раз поклясться, что я буду держать язык за зубами.
— Ладно, я тебе доверяю. Описала тебя Виктору и велела открыть дверь, если меня не будет. Знаю, что могу на тебя положиться.
Четверг, 14 декабря
11.45
В то утро была отличная погода.
Накануне я не вылезала от Мирей. День полной расслабухи, как во время отпуска. Виктор оказался мастером разговорного жанра, он мог часами разливаться соловьем. Этот парень выглядел мягким и очень забавным, трудно было поверить в пересуды молвы касательно его репутации.
Он ходил кругами вокруг Мирей, хоть и не прикасался, был до ужаса внимателен. Часы пролетели, как минуты, и я вернулась к себе совсем поздно и пьяная, как сволочь.
Всю дорогу до дома я думала о предупреждении Королевы-Матери: она не хотела, чтобы я разговаривала с Виктором, настаивала, чтобы я сразу же донесла, если столкнусь с ним. Смешно, обычный парень, нечего его демонизировать.
Соседка дала знать, что проснулась. Воплем… Она явно была одна. Кидалась на стены, как будто пыталась проломить. Стонала и хрипела, словно ей по одному выдирали ногти, и все повторяла и повторяла: "Не хочу, не хочу, не хочу…" Как заунывная молитва, прерываемая стуком и грохотом, — она бросала вещи на пол.
