Игры зверей - Юкио Мисима
Похоже, между отцом и дочерью возник разлад, о котором люди не знали. После смерти матери Кими они какое-то время жили вместе, на первый взгляд довольно дружно. А потом в один прекрасный день Кими вдруг ушла из дома и уехала в Хамамацу на фабрику; Тэйдзиро закрыл дом и перебрался в «Оранжерею Кусакадо», где как раз требовался садовник. С приезда в деревню Кодзи не слышал от него ни слова о дочери.
Кими была красива, знала об этом и кичилась своей красотой; местные девушки, да и все деревенские жители считали ее неприятной особой. До ее приезда в отпуск некоторые девушки заглядывали с парнями в «Буревестник», но перестали сюда ходить, стоило Кими вернуться.
Теперь она была здесь единственной женщиной, и вскоре у этого достойного питейного заведения, прежде не вызывавшего никаких нареканий с точки зрения морали, заметно испортилась репутация.
Эта поразительная перемена произошла всего за несколько дней, хотя Кими была не из тех, кто флиртует с первым встречным. Благосклонности Кими добивались рыбак Мацукити и Киёси, служивший в силах самообороны, – оба ее друзья детства. Но не появлялось никаких признаков того, что она отдалась кому-то из них.
У Кими была гавайская гитара – укулеле, с которой она не расставалась. Гитару сделали на фабрике, где она работала, и ее личный вклад тоже был в этом инструменте. Иногда, выпив, Кими играла на гитаре и пела. Из ее груди (самой выдающейся среди девушек Иро), из пепельных глубин плоти поднималось, словно доверху наполненное водой ведро из колодца, звучание голоса, и люди быстро забывали, как неумело она поет.
* * *
В девять вечера в «Буревестник» пришли Кими, Мацукити, Киёси и еще трое парней. С их появлением вечернему спокойствию наступил конец. Киёси окликнул Кодзи, и тот перебрался от барной стойки за их столик.
Кими, как обычно, принесла укулеле. Ветерок от вентилятора добивал до столика и развевал ее растрепанные волосы, пока она пила свой виски с содовой и со знанием дела рассказывала, как делают гавайские гитары.
Первым делом в нужном порядке раскладывают части, из которых собирается гитара: верхняя дека из красного дерева, нижняя дека и гриф – из клена. В деке фрезой вырезают резонаторное, или звуковое, отверстие, и его розетку украшают декоративной целлулоидной наклейкой. Этим как раз и занималась на фабрике Кими. Изогнутые боковины, придающие корпусу гитары форму тыквы, получают вывариванием досок в кипятке и последующим сгибанием их до требуемого вида с помощью электрической пресс-формы. Потом идут другие, более тонкие операции: изготовление и приклеивание накладок, пластиковых креплений, шлифовка кромок на корпусе. Высочайшей квалификации требует крепление грифа к корпусу – эту работу доверяют самым опытным и придирчивым мастерам.
После наклейки ладовой накладки из розового дерева на лицевую часть грифа инструмент полируют тканью и отправляют на лакировку. Затем на идеально отполированный инструмент натягивают четыре нейлоновые струны, и укулеле готова издать первые звуки.
Кими держала гитару в руках; строгий блеск темного красного дерева в свете лампы напоминал полированный агат или залитую багровым светом грудь человека, злоупотребляющего выпивкой. Казалось, этот небольшой, похожий на тыкву предмет источает томность упругой смуглой плоти рано созревшей девушки. Он был словно специально изготовлен, чтобы дразнить и обольщать своим легким и свободным звучанием. А если заглянуть через резонаторное отверстие внутрь корпуса, можно было увидеть целый набор волнующихся теней, форм и запыленных закоулков – картину, подобную той, что наблюдаешь за кулисами большого театра.
Кодзи забавляло, что Кими выбрала для себя инструмент, так похожий на нее по характеру.
Столь подробное описание производственного процесса наводило на мысль, что между Кими и этим инструментом существовала некая необъяснимая связь. Хотя гитара и принадлежала ей, между руками, участвовавшими в ее создании на фабрике среди стружки и опилок, и самим инструментом навсегда останется непреодолимая дистанция. Трудно в одно и то же время быть причиной и следствием, частью и целым. Но главное – Кими была частью своей гитары.
Кодзи легко мог представить себе фабрику, где работала Кими. Высокие потолки на металлическом каркасе, гул станков, кругом опилки, едкий запах свежего лака. Совсем не похоже на типографию при тюрьме, где за пятьдесят иен в месяц Кодзи печатал цветные приложения к всевозможным детским журналам.
Особенно тяжело приходилось, когда готовили новогодние выпуски. Первое приложение, второе… Всего к Новому году печатали пять тиражей.
Как же ему нравились яркие, словно оперение попугая, цвета! Чего только не было в этих красочных вкладках! Бумажные сумочки, бумажные брошки, бумажные часы с цветочным орнаментом, бумажная мебель для сборки, бумажные пианино, бумажные корзины с бумажными цветами, бумажные салоны красоты… Все в праздничных тонах, на глянцевой бумаге. Если печать немного сбивалась, цвет получался еще ослепительнее.
Один заключенный, у которого были дети, плакал, выполняя эту работу. У Кодзи такой проблемы не возникало, но все же, когда он представлял себе теплые и спокойные дома, где дети получают эти игрушки, его охватывала такая острая тоска, что не сравнить ни с какими воспоминаниями о залитых неоновым светом увеселительных кварталах.
После выхода из тюрьмы Кодзи шагал по Нумадзу и под летним навесом у входа в книжный магазин заметил большую стопку красивых детских журналов, пухлых от вкладышей. «А ведь среди них может найтись и какое-нибудь приложение, которое печатал я», – подумал он, украдкой бросая взгляд на журналы.
Кодзи твердо решил никогда не заводить детей. Он не смог бы смотреть, как его дети радостно разглядывают и крутят в руках эти бумажные фигурки. Из него получился бы раздражительный, никчемный отец. Кодзи хотел навсегда оторваться от этих бумажек, больше не иметь к ним никакого отношения. Для него они были символом яркой, счастливой семейной жизни, праздника и благополучия. Но изготовили их его грубые, потрескавшиеся руки – те же, что совершили преступление.
Слушая пояснения Кими, Кодзи думал о том, как втайне от посторонних глаз делают красивые «специальные приложения» для детей.
И хотя руки Кими не были руками преступника, производственный процесс на фабрике, наверное, мало отличался от мрачной обстановки, в которой довелось работать ему. Возможно, поэтому Кими, пусть ненамеренно, откровенно хвасталась, чем ей приходилось заниматься. По крайней мере, Кодзи так показалось.
Пыль, опилки, стружки, запах лака…