Джон Голсуорси - Усадьба
Таким образом, в дом Пендайсов попадала только та литература, что была по вкусу его обитателям, - всякой иной книге доступ был надежно прегражден, - впрочем, для миссис Пендайс это не имело большого значения, ибо, как она часто говорила с кротким сожалением, у нее для чтения просто времени не хватало.
В этот день было так тепло, что пчелы облепили цветущие ветви; два дрозда, свившие гнездо на тиссе, возвышавшемся над шотландским садиком, были в страшном волнении: один из птенцов выпал из гнезда. Птичка-мать, усевшись на куст, смотрела на своего детеныша молча, взглядом требуя, чтобы и он перестал пищать: а то вдруг услышит человек.
И миссис Пендайс, отдыхавшая под старой вишней, услыхала, пошла на писк и подняла птенца, а так как она знала в своем саду каждое гнездо, то и опустила трепещущий комок обратно в его колыбельку под жалобно-истошные крики родителей. Потом вернулась к своей скамейке и села.
В ее душе поселился в последнее время страх, сродни страху, только что перенесенному маленькой птичкой-матерью. Молдены недавно были с визитом в Уорстед Скайнесе перед своим обычным весенним переселением в город, и на щеках миссис Пендайс еще тлел румянец, который леди Молден столь ловко умела вызвать. Утешала одна мысль: "Элин Молден так буржуазна!" Но сегодня и это соображение не помогало.
В сопровождении бледной дочери и двух унылых собак, бежавших всю дорогу до Уорстед Скайнеса, леди Молден приехала с визитом и пробыла в гостиной миссис Пендайс все положенное для визита время. Три четверти этого времени она мучилась от сознания невыполненного долга, а одну четверть страдала бедная миссис Пендайс, после того как гостья исполнила свой долг.
- Дорогая, - начала леди Молден, приказав своей бледной дочери удалиться в оранжерею, - вы знаете, я не из тех, кто разносит сплетни; но я -считаю, что поступлю правильно, если расскажу вам то, о чем говорят люди. Мой мальчик Фред (ему со временем предстояло стать сэром' Фредериком Молденом) - член того же клуба, что н ваш сын, - Клуба стоиков. Все молодые люди хорошего происхождения - члены этого клуба. Мне очень грустно, но я должна сказать, что вашего сына видели обедающим у Блэфарда в обществе миссис Белью, и это абсолютно достоверно. Вы, вероятно, не знаете, что такое ресторан Блэфарда? Так вот, в этом ресторане много кабинетов - туда ездят за тем, чтобы избежать посторонних глаз. Я, конечно, там не бывала, но могу себе представить... И к тому же не один раз, а постоянно. Я решила поговорить с вами: я считаю, что в ее положении так вести себя - скандально.
Между хозяйкой и гостьей стояла азалия в голубой с белым вазе, миссис Пендайс спрятала в цветке глаза и вспыхнувшие щеки, но когда она подняла лицо, брови у нее были высоко подняты, а губы дрожали от гнева:
- Неужели вы не знаете? В этом нет ничего особенного. Это сейчас модно.
На мгновение леди Молден растерялась, потом густо покраснела, но ее природная добродетель и усвоенные принципы помогли ей взять себя в руки.
- Если это модно, - проговорила она с достоинством, - то нам давно уже пора вернуться в город.
Она встала - и таково уж было ее сложение, что миссис Пендайс не могла не сказать себе:
"И чего я боюсь? Она всего-навсего... - и тут же перебила себя: -Бедняжка, ну чем она виновата, что у нее такие коротенькие ноги".
Но когда леди Молден удалилась вместе со своей бледной дочерью и унылыми собаками, пустившимися в обратный путь за каретой, миссис Пендайс схватилась за сердце.
И теперь среди цветов и пчел, где пение дроздов с каждой новой трелью становилось все более сложным, где воздух, напоенный ароматами, дурманил, сердце ее все не успокаивалось: оно билось болезненно, как перед бедой. Она вдруг увидела сына маленьким мальчиком; полотняный костюм в грязи, за спиной соломенная шляпа, лицо красное, с упрямо сжатыми губами - таким он возвращался после своих мальчишеских приключений.
И внезапно под влиянием этого весеннего дня и своих горестей ей стало нестерпимо тяжело от мысли, что ее дорогой мальчик оторван от нее могучей, беспощадной силой. Она вынула крошечный вышитый платочек и заплакала. Со стороны фермы донеслось мычание: стали доить коров, издалека прилетел тоненький звук дудки, необъяснимый в этом строго налаженном хозяйстве...
- Мама, ма-а-ма!
Миссис Пендайс осушила платочком глаза и, инстинктивно покоряясь требованиям хорошего тона, согнала с лица всякий след волнения. Она ждала, комкая одетой в перчатку рукой платок.
- Мама! Вот ты где! Грегори Виджил приехал!
Нора шла по дорожке в сопровождении фокстерьеров, за ней показалась живая характерная физиономия Грегори. Он был, как всегда, с непокрытой головой, и его длинные седые волосы относило назад.
- Вы, конечно, хотите поговорить. Ухожу к миссис Бартер. Пока!
Нора удалилась вместе со своими фокстерьерами. Миссис Пендайс протянула руку.
- Здравствуйте, Григ. Так неожиданно! Грегори сел рядом на скамью.
- Я привез письмо, - начал он, - от мистера Парамора. Я не могу ответить, не посоветовавшись с вами,
Миссис Пендайс, смутно понимавшая, что Грегори хочет заставить ее смотреть на дело его глазами, с упавшим сердцем взяла у него из рук письмо.
Грегори Виджилу, эсквайру. Линкольнс-Инн-Филдс
Лично. 21 апреля, 1892 г.
Дорогой Виджил!
В моем распоряжении теперь достаточно фактов, позволяющих начать дело. Я написал миссис Белью и теперь жду ответа. К сожалению, у нас нет доказательств жестокого обращения, и я был обязан поставить миссис Белью в известность, что если ее супруг решит защищаться, то будет нелегко доказать суду, что разрыв произошел по его вине, тем более, что и не защищайся он, это доказать сложно. В бракоразводных процессах часто наибольшее значение имеет то, о чем не говорится, а не то, что фигурирует в материалах дела, поэтому необходимо знать заранее намерения противной стороны. Я не советовал бы спрашивать его об этом напрямик, но если вам что-нибудь станет известно, дайте мне знать. Я не люблю обмана, шпионства, но развод - грязное дело, и пока закон остается прежним и свое грязное белье приходится мыть у всех на виду, невозможно ни правому, ни виноватому, ни даже нашему брату, юристу, связавшись с разводом, не запачкать рук. Все это очень прискорбно для меня так же, как и для вас.
В "Тершиари" появилось новое имя. Некоторые стихи первоклассны. Те, что в последнем номере. Сад в этом году цветет превосходно.
Искренне преданный вам
Эдмунд Парамор.
Миссис Пендайс положила письмо на колени и взглянула на кузена:
- Парамор учился в Хэрроу вместе с Хорэсом. Я очень люблю его. Один из самых приятных людей, кого я знаю.
Было ясно, что миссис Пендайс тянет время.
Грегори поднялся со скамейки и стал шагать взад и вперед.
- Я с глубочайшим уважением отношусь к Парамору. На него можно положиться, как ни на кого другого.
Было ясно, что и Грегори тянет время.
- Мои нарциссы! Осторожнее, Григ.
Грегори опустился на колени, поднял цветок, ело* манный его ногой, и протянул его миссис Пендайс. Это было для нее так непривычно, что показалось смешным.
- Григ, дорогой, у вас сделается ревматизм, и вы испортите свой превосходный костюм; пятна от травы так трудно сходят!
Грегори поднялся и смущенно глянул на свои колени.
- Колени у меня теперь не такие гибкие, как прежде, - сказал он.
Миссис Пендайс улыбнулась. - Поберегите колени для Элин Белью, Григ. Помните, я всегда была старше вас пятью годами. Грегори взъерошил волосы.
- Коленопреклонение вышло из моды, но я подумал, что здесь, в деревне, вы отнесетесь к этому благосклонно!
- Вы отстали от времени, Григ! В деревне оно еще больше устарело. Нет ни одной женщины на расстоянии тридцати миль, которая захотела бы видеть муж* чину перед собой на коленях. Мы отвыкли от этого. Она еще подумает, что над ней смеются. Да, как скоро слетело с нас тщеславие!
- Говорят, - заметил Грегори, - все женщины в Лондоне хотят быть мужчинами, но в деревне, я думал...
- В деревне, дорогой Григ, все женщины тоже хотят быть мужчинами, да только не смеют признаться в этом и всегда идут позади.
И, как будто сказав что-то непристойное, миссис Пендайс покраснела. А Грегори выпалил:
- Я не могу так думать о женщинах!
Миссис Пендайс снова улыбнулась.
- Это потому, что вы не женаты.
- Мне противно верить, что брак меняет убеждения.
- Григ, осторожней с нарциссами! - воскликнула миссис Пендайс.
А в голосе ее билась мысль: "Ужасное письмо! Что делать?"
И словно прочитав эту мысль, Грегори сказал:
- Я полагаю, что Белью не станет защищаться. Если в нем есть хоть капля благородства, он будет рад дать ей свободу. Никогда не поверю, что человек способен насильно удерживать женщину. Я не понимаю законов, но считаю, что в подобных обстоятельствах для благородного человека возможен только один образ действия, а Белью все-таки джентльмен. Вот увидите, он будет вести себя как подобает джентльмену.
