Хуан Гойтисоло - Цирк

– Держите, – сказал он. – Отхлебните глоток.

– Черт побери! – воскликнул, улыбаясь, жандарм. – Вы едете со свадьбы или выиграли по лотерее?

– Ни то ни другое, – торжественно ответил Ута. – Мы псы святого Бернарда.

– Что ж, спасибо. – Жандарм с усердием приложился к бутылке. – Большущее спасибо.

– Предупреждаю вас, что коньяк отравлен, – сказал Ута.

– Ничего. Я вижу, вы все шутите.

– Шутим? – воскликнул шофер. – Пусть с вами ничего не случится!

– Именно. Пусть с ним ничего не случится!

Ута крикнул ему отъезжая:

– Если увидите дона Хулио Альвареса…

– …дайте нам телеграмму, – закончил механик зевая.

Снова шоссе. Ута откинулся на сиденье и закрыл глаза. В полусне ему чудилось, что он пересекает равнины, горы, населенные пункты, долины. Потом он почувствовал, что катится в пропасть, и, задыхаясь, несколько раз позвал на помощь. Но из горла его не вылетело ни звука.

Уставившись вдаль белыми пятнами фар, автомобиль плавно, без толчков мчался и мчался вперед.

Часть вторая

Когда он открыл глаза, светящиеся стрелки будильника показывали без четверти восемь. Дон Хулио еще долго лежал неподвижно, не сводя глаз с солнечного луча, перерезавшего оконную створку. Затем, приподнявшись, он ощупью нашел продолговатую грушу выключателя и, сунув ноги в старые вязаные шлепанцы, встал, чтобы открыть окно.

Сад, еще влажный от росы, дыша затаенным покоем, сочно зеленел под лучами солнца. Опершись руками на заоконный выступ, дон Хулио оглядел густую эвкалиптовую аллею, старинные поблекшие вазы, купы олеандров. Гравий на дорожках, только что прочесанный граблями, отливал зеленью, напротив балкона магнолия под сенью пальм казалось сама излучала свет.

Дон Хулио прошел в ванную и отвернул кран душа. Прежде чем стать под водяные струи, он с любопытством оглядел себя в зеркале, словно видел впервые. Жирные складки живота, набухшие синие вены на руках и ногах произвели на него тягостное впечатление. Несколько месяцев назад врач посоветовал ему отдохнуть: «Вы уже не юноша, дон Хулио. В ваши годы нельзя предаваться излишествам». Теперь дон Хулио вынужден был признать, что врач прав. Уйдя с головой в дела, он, к сожалению, не заботился о своем здоровье, о своем теле.

Нет, он еще не старик. Если вести правильный образ жизни, отказаться от алкоголя, табака и публичных домов, можно еще долго прожить. Намыленной, пузырящейся губкой дон Хулио неистово тер себе спину. От воды шел пар и мутно оседал на зеркале. Дон Хулио долго нежился под душем, потом завернулся в купальный халат и вылез из ванной.

Служанка повесила костюм в шкаф. Сорочка с твердым воротничком, как всегда, лежала на спинке стула. Надев ее, дон Хулио взял с письменного стола письмо и перечитал его, продолжая одеваться: «Надеемся, что ты пребываешь в добром здоровье, дорогой дядя, и желудок больше не беспокоит тебя… Ты знаешь, как нас волнует твое здоровье, но, к сожалению, служебные дела Лусио не позволяют нам навестить тебя, чего бы мы очень желали…»

Дон Хулио вложил письмо обратно в конверт и разорвал на мелкие клочки. Одевшись, он спустился в вестибюль. Дверь в столовую была открыта, и поднос с завтраком дымился на столе. Кармен возилась на кухне. Немного погодя она выглянула оттуда и поздоровалась:

– Добрый день, дон Хулио.

– Добрый день.

– Кажется, погода установилась… После давешней бури…

– Да, я уж видел… В этом году на погоду пожаловаться нельзя.

Дон Хулио уселся во главе стола. Под бдительным взглядом служанки он намазал медом обе половинки булочки, затем налил в чашку молока и подул на него, прежде чем выпить. Кончив есть, он продел салфетку в кольцо, вошел в вестибюль и надел пальто.

Гравий на дорожках был разровнен граблями. Дон Хулио свернул направо и обошел дом вокруг. Буря, прошедшая накануне, сорвала последние листья с каштанов. С восточной стороны пробивавшееся сквозь ветки эвкалиптов солнце уже начинало припекать.

Садовая калитка была на замке. Дон Хулио ключом отомкнул его и снова навесил, не запирая. Опавшие листья буро-желтыми холмиками лежали в закоулках между домами. Плодовые деревья в соседнем саду тоже пострадали от бури: у миндаля, росшего возле самой ограды, были сломаны две ветки. Дойдя до перекрестка, дон Хулио остановился, колеблясь, какой маршрут избрать. В конце концов он двинулся по улице Сан-Хинес в сторону старого города.

Несмотря на ранний час, всюду чувствовалось праздничное оживление. По тротуарам ходили нарядно одетые люди; десятки мальчишек носились по мостовой на велосипедах. Чисто подметенные улицы в лучах солнца выглядели совсем по-летнему: побеленные стены сияли, поникшие цветы на балконах поднимали головки от живительного солнечного тепла, что-то неуловимое в лицах и во всем поведении людей заставило бы даже неосведомленного человека, если он наблюдателен, догадаться, что наступивший день не был днем обычным.

Дон Хулио шел медленно, приветливо кивая головой здоровавшимся с ним людям. Он вырос в этом квартале и чувствовал себя здесь как дома. Старинные особняки в колониальном стиле сохранили свой прежний облик, тот же, что и при жизни его родителей: застекленные балконы в форме башенок, романтические парки на английский манер и уединенные шелестящие листвой внутренние дворики. Они не претерпели никаких изменений, как будто время на пятьдесят лет прекратило свой бег и, повинуясь некоему магическому заклинанию, жизнь остановилась.

Идти в церковь было еще рано. Дон Хулио решил пройтись до кладбища и заглянуть на завод. На заводе, как и во всем муниципальном округе, день был нерабочий. Однако дону Хулио доставляло удовольствие обходить пустые помещения одно за другим, удостоверяясь, что все в порядке, и он обычно делал это по воскресеньям в хорошую погоду…

За Музеем XIX века улица выходила к участкам возделанной земли. Они отделяли собственно город от Квартала здоровья, где жило большинство нанимавшихся на завод андалузских переселенцев. По ночам с поворота дороги лучи автомобильных фар освещали два огромных, возвышавшихся на склоне холма, рекламных щита:

Ниже тянулись бараки квартала бедняков.

Не торопясь, дон Хулио миновал поля. Здесь его тоже узнавали многие мужчины и женщины; они здоровались с ним еле слышно, как-то боязливо. Для каждого у дона Хулио находилась приветливая улыбка. Иногда он жестом останавливал кого-нибудь и заводил разговор.

– Ну что?… Как поживаете?

– Да как видите, дон Хулио… Понемногу…

– А семья?… Все здоровы?

– Да, слава богу. Малыш вот простудился…

– Скажите…

– Пройдет… Лакричные таблетки и микстура…

– На днях я видел вашего старшего, Паулино.

– Он в меня, дон Хулио… Крепыш от рождения.

– Это хорошо. Когда есть здоровье…

– Что вы хотите… Простым людям, вроде нас, болеть некогда.

– Всем некогда, Хосе. И бедным, и богатым. И тем, кто наверху, и тем, кто внизу. Каждый на своем посту. Каждый должен быть стойким.

– Да, это верно… Вы правы.

– Ладно, не буду вас больше задерживать… До свидания, Хосе… Увидите жену, передайте от меня привет.

– Благослови вас бог, дон Хулио… Большое спасибо.

Обходя зловонные кучи мусора, он добрался до залитой известкой площадки, раскинувшейся перед входом на завод. Цыган у ворот читал какую-то книжку; завидев его, он поспешил ему навстречу.

– Добрый вам день, дон Хулио.

– Добрый день, парень.

Эредиа преданно смотрел на него. Когда он был ребенком, дон Хулио платил за него в школу.

– Есть какие-нибудь новости?

– Никаких.

Эредиа распахнул ворота и отступил, давая хозяину дорогу.

– Нет, я не пойду туда. Я хотел только взглянуть.

Прислонившись к решетке, цыган сунул руки в карманы.

– Значит, гуляете.

Дон Хулио скользнул взглядом по растрескавшейся штукатурке стен.

– Да, гуляю.

Он, не торопясь, раскурил сигару из отборного табака и пустился в обратный путь той же дорогой, что пришел. Часы показывали без двадцати десять. Колокол приходской церкви уже давно звонил, созывая верующих на богослужение.

Кубинская улица. Улица Сан-Пабло. Улица Сантьяго. Выйдя на площадь перед церковью, дон Хулио свернул * на Главную улицу и вошел в цветочный магазин.

– Добрый день, – сказал он, протягивая девушке карточку и двадцать дуро. – Мне букет, такой же, как и вчера… Две дюжины красных роз… До полудня, будьте добры.

Затем, предупреждая ее вопросительный взгляд, прибавил:

– Адрес написан на конверте… Тот же, что и всегда.

– Видела? – спросила мать, тыча пальцем в сторону Главной улицы. – Дон Хулио вошел в цветочный магазин.

Викки не дала себе труда ответить и только нетерпеливо пристукнула каблуками. Солнце, ударяя в витрину магазина, превращало ее в зеркало, в котором Викки могла видеть свое отражение.