Джон Карр - Все приключения Шерлока Холмса
Через десять минут в дверь постучали, и тут мы совершили большую ошибку, в которой я раскаиваюсь до сих пор. Вместо того чтобы открыть дверь самим, мы предоставили это девушке. «Мама, тут тебя дожидаются двое мужчин», – сказала она, после чего мы услышали удаляющиеся шаги. Форбс распахнул дверь, и мы ворвались в заднюю комнату – кажется, это была кухня. Но женщина нас опередила. Она посмотрела на нас вызывающим взглядом, потом внезапно узнала меня и остолбенела от изумления.
«Мистер Фелпс, вы!» – воскликнула она.
«А вы думали кто, когда пытались от нас убежать?» – спросил инспектор.
«Я думала, пришли описывать имущество, – сказала она. – Мы задолжали лавочнику».
«Ваш ответ меня не удовлетворяет, – заметил Форбс. – У нас есть основания полагать, что вы похитили из министерства важный документ и сейчас пытались его спрятать. Вы поедете с нами в Скотленд-Ярд, и там вас обыщут».
Она сопротивлялась и протестовала, но все напрасно. Подъехал четырехколесный экипаж, и мы отправились в Скотленд-Ярд. Но прежде мы осмотрели кухню, и в первую очередь – камин, на случай если она успела что-то предпринять в те несколько секунд, пока мы не вошли. Однако мы не обнаружили ни обрывков, ни пепла.
В Скотленд-Ярде миссис Танджи обыскала женщина-полицейский. Я ждал ее доклада, сгорая от нетерпения. Однако никаких документов у жены швейцара обнаружено не было.
И вот тут впервые я осознал весь ужас своего положения. Пока я действовал, все казалось поправимым. До самого последнего момента я был уверен, что вот-вот найду документ, и не допускал даже мысли о возможной неудаче. Но теперь, когда погоня по горячим следам не дала результата, я наконец понял, в какой жуткий переплет я попал. О, это было ужасно! Уотсон поведает вам, что еще в школе я был нервным, чувствительным ребенком. Такой уж у меня характер. Я подумал, что скажут дядя и его коллеги из кабинета министров и какой позор я навлек на него, и на себя, и на всех, кто хоть как-то со мной связан. А что, если я стал жертвой какой-то невероятной случайности? Но когда речь идет о государственных интересах, подобные извинения в счет не идут. Это был крах, позорный крах. Не помню сейчас, что было дальше. Наверное, я устроил истерику. Мне смутно помнится, что вокруг толпились люди и, кажется, пытались меня успокоить. Один из них поехал со мной на вокзал Ватерлоо и усадил в поезд на Уокинг. Полагаю, он сопроводил бы меня до самого дома, если бы тем же поездом не ехал доктор Ферье, наш сосед. Доктор обещал присмотреть за мной, и слава Богу, поскольку на вокзале у меня снова случился приступ и домой я прибыл в невменяемом состоянии.
Можете себе представить ужас моих домочадцев, когда доктор разбудил их звонком в дверь и они увидели меня в таком жалком виде. У моей матери и бедной Энни сердце разрывалось от горя. Полицейский на вокзале в общих чертах описал доктору положение дел, и тот передал эти сведения моим близким. Всем было ясно, что болезнь моя скоро не пройдет, поэтому Джозефа заставили освободить эту веселенькую спальню для меня. Я провалялся в постели девять недель, мистер Холмс, – без сознания, метаясь в горячечном бреду. Если бы не мисс Харрисон и не заботы доктора, я бы сейчас с вами не говорил. Днем со мной неотлучно сидела Энни, а по ночам дежурила сиделка. Все опасались, как бы я чего не натворил. Постепенно сознание мое прояснилось, но память вернулась только три дня назад. Порой мне кажется, что лучше бы она вообще никогда не возвращалась.
Придя в себя, я первым делом телеграфировал мистеру Форбсу – ему поручили расследовать кражу. Он сообщил, что делает все возможное, но пока никакого продвижения в деле не наблюдается. Швейцара и его жену многократно допрашивали, но безрезультатно. Потом полиция заподозрила молодого Горо, который, если вы помните, тоже задержался в тот вечер. Но, кроме французской фамилии, ему больше нечего было предъявить. Кстати, я ведь начал работать только после его ухода, да и сам он по своим склонностям и традициям такой же англичанин, как и мы с вами, даже если его предки и были гугенотами. Так что Горо быстро оставили в покое. Теперь у меня вся надежда только на вас, мистер Холмс. Если и вы не сможете мне помочь, моя честь и карьера погибнут навеки.
Несчастный вновь откинулся на подушки, утомленный долгим рассказом. Мисс Харрисон поднесла ему склянку с каким-то укрепляющим питьем. Холмс сидел, запрокинув голову и закрыв глаза. Со стороны это могло показаться признаком безразличия, но я-то знал, что эта поза означает напряженную работу мысли.
– Ваш рассказ был настолько исчерпывающим, – сказал он наконец, – что у меня почти не осталось вопросов. Мне хотелось бы прояснить только один очень важный момент: вы кому-нибудь говорили, что вам дали такую ответственную работу?
– Нет, никому.
– Даже мисс Харрисон?
– Нет. Ведь я не был в Уокинге после того, как мне поручили задание. Я в тот же день приступил к его выполнению.
– И ни с кем из ваших в тот день не виделись?
– Нет, ни с кем.
– А кто-нибудь из них знает дорогу к вам в министерство?
– О да, я всем показывал.
– Хм… ну раз вы никому ничего не говорили, это не имеет значения.
– Да, я никому ничего не говорил.
– А что вы знаете о швейцаре?
– Почти ничего. Он – солдат в отставке.
– А где он служил?
– Кажется, в Колдстримском гвардейском полку.
– Благодарю вас. Думаю, точнее я смогу узнать у Форбса. Они там мастера собирать всякого рода информацию, только не всегда умеют правильно воспользоваться ею. Ах, какая прелестная роза!
Он обошел кровать, чтобы открыть окно, приподнял упавшую плеть вьющейся розы и залюбовался ярко-красным цветком на фоне сочной зелени. Подобная сентиментальность в моем друге была для меня внове – раньше я не замечал за ним особой любви к цветам.
– Вы знаете, в религии дедукция особенно необходима, – сказал вдруг он, прислонившись спиной к подоконнику. – Человек, умеющий рассуждать, мог бы создать из нее целое научное направление. Мне кажется, своей верой в Божественное провидение мы обязаны цветам. Все остальное – наши способности, желания, пища – необходимо нам для того, чтобы жить и выживать. Но роза – излишество. Ее цвет, аромат – украшение жизни, а не условие ее существования. Это благо, которое дается нам сверх необходимого, и потому я снова повторяю, что свою надежду мы должны черпать в цветах.
Перси Фелпс и его невеста изумленно смотрели на Холмса во время этого неуместного монолога, и на их лицах ясно читалось разочарование. Холмс тем временем впал в задумчивость, продолжая разглядывать розу. В молчании прошло несколько минут, и молодая леди в конце концов не выдержала.
– Вы уже представляете, как подойти к решению этой загадки, мистер Холмс? – спросила она, и в голосе ее прозвучало легкое недовольство.
– О, это действительно загадка! – ответил Холмс, очнувшись от размышлений. – Отрицать, что это дело сложное и запутанное, было бы нелепо, но я обещаю вам заняться им и уже сейчас мог бы отметить некоторые особенно поразившие меня моменты.
– У вас уже есть версия?
– Вы дали мне семь версий, но я должен как следует их отработать, прежде чем смогу огласить наиболее перспективную.
– Вы кого-нибудь подозреваете?
– Себя…
– Что?!
– …в склонности к поспешным выводам.
– Тогда поезжайте в Лондон и проверьте ваши версии.
– Отличный совет, мисс Харрисон, – сказал Холмс, отходя от окна. – Полагаю, это самое лучшее, что мы можем сделать, Уотсон. А вам, мистер Фелпс, скажу вот что: не слишком рассчитывайте на успех – дело ваше слишком запутанное.
– Я снова впаду в беспамятство, пока не увижу вас, мистер Холмс! – воскликнул несчастный дипломат.
– Я приеду завтра утром тем же поездом, что и сегодня, но боюсь, не смогу порадовать вас хорошими новостями.
– Благослови вас Бог за одно только обещание приехать завтра! – воскликнул наш клиент. – Оно вселяет в меня хоть какую-то надежду. Между прочим, я получил письмо от лорда Холдхерста.
– Ха! И что он пишет?
– Письмо суховатое, но не резкое. Должно быть, известие о постигшей меня болезни вынудило его немного смягчить тон. Он еще раз подчеркнул серьезность моего проступка, однако утешил тем, что в отношении меня пока еще не сделано окончательных выводов – он, конечно, имеет в виду отстранение от должности, – все ждут моего выздоровления, и, возможно, мне еще дадут шанс исправить свой промах.
– По-моему, он написал все очень разумно и деликатно, – сказал Холмс. – Идемте, Уотсон, нам нужно поскорее вернуться в город и сделать массу дел.
Мистер Джозеф Харрисон отвез нас на станцию, и вскоре мы уже катили в портсмутском поезде. Холмс погрузился в глубокие размышления и почти не разговаривал. Когда поезд миновал узловую станцию Клэпем, он вдруг сказал:
– Как приятно ехать в Лондон по железной дороге, особенно когда поезд взбирается на холмы, откуда можно любоваться прекрасными зданиями, разбросанными по долине.
