Песнь моряка - Кен Кизи

Благодаря своеобразному местоположению омывающие Куинак воды почти не затронуло крушение «Трезубца». Диатомовые водоросли и фитопланктон еще прекрасно себя чувствуют у солнечной поверхности воды, рачки и другой зоопланктон буйно процветают в глубине. Детрит, образующийся от всей этой микроскопической деятельности, в конце концов дрейфует на черное дно, называемое абиссальной средой, чтобы смешаться там с минералами и илом. Этот питательный мрак затем возносится к берегу уже в следующей зоне, именуемой неритической средой, становясь завтраком для бактерий, простейших одноклеточных и личинок креветок. Это обед для мальков, сами же мальки – ужин для больших рыб: сайды, угольной рыбы, тихоокеанской сельди и тихоокеанского клювача, палтусовидной камбалы, желтоперой и двухлинейной камбалы, также для скорпены, палтуса, тюрбо и, конечно, для самых ярких звезд этих вод – тихоокеанских лососей.

Даже эти звезды разделены по кастам. В самом низу лестницы расположен смирный брат-кета, прозванный также собачьим из-за того, что его высушивали и скармливали собачьим упряжкам в те времена, когда автомобили-снегоходы еще не отправили собак получать пенсию на задних сиденьях пикапов.

Следом идет серебряный лосось, или кижуч. В давние времена серебряные ловились в стабильных и достаточных количествах у берегов Орегона, Вашингтона и Британской Колумбии – как для коммерции, так и для спорта. В былые времена большинство аляскинских рыбаков пренебрегало этой рыбой как не стоящей усилий. Старый Норвежец-гарпунщик до сих пор выбрасывает их в воду, когда они попадают в его шаткую лодочку с навесным мотором.

– Эй, я тут не серебро копаю, – непреклонно объясняет Старый Норвежец, – я копаю золото.

Золото бывает трех сортов: розовый лосось (также называемый горбатым или горби), чавыча (его еще зовут королевским, и он таки похож на короля: их неодолимое рыбье величество часто дорастают до пятидесяти фунтов, дерутся, как лев с плавниками, клыки и сердце соответствующие) и над всеми ними – четырнадцатикаратное сокровище по имени нерка, она же красный лосось. Радужное мясо этой красавицы настолько почитаемо в рыбокулинарном мире, что оно теперь редко достигает американского стола: либо все уходит японским суши-дилерам, либо скупается израильтянами еще до того, как этот деликатес пойман. На аукционе в Анкоридже лучшие красные уходят по тридцать долларов за унцию – пятьдесят семь сотен баксов за двенадцатифунтовую рыбу!

Понятно, отчего он так интересен Голливуду, этот последний бастион соленостей-копченостей.

Третья и последняя морская зона. Прибрежные отмели – дом для хитонов, морских ежей, морских звезд множества видов, королевских крабов, крабов-стригунов, крабов-магистров, морских червей, гребневиков, морских огурцов… для всей той мелочи, что ползает по скользкому дну.

Там некогда в изобилии водились моллюски, но цунами 1994 года принесло восемь дюймов нового ила, который забил этим сосункам присоски. С тех пор моллюски кончились. Баланс очень тонкий.

На поверхности этих вод – утки и гагары, морянки и каменушки, турпаны и чернети, стаи шилохвостей, крякв и гоголей, процессии гаг-гребенушек и обыкновенных гаг, колонии черноногих моевок, ипаток и топорков, экипажи беринговых и краснолицых бакланов, тонкоклювых и толстоклювых кайр, щеголеватых куликов и румяных камнешарок… группы, кучи и банды чаек, серокрылых и прочих.

В прибое у шершавых скал носятся плосконосые плавунчики, кулики-сороки, конюги-крошки, глупыши и трубконосы, а также качурки, древние старики и современные поганки.

Выходим на берег: здесь можно увидеть саванных овсянок, подорожников, горных вьюрков, пестрых дроздов, черношапочных гаичек, белокрылых клестов, сосновых пиви, а также дятлов с красными хохолками, один в один похожих на Вуди[121]. Поют они тоже как он: акити-ак-ак, акити-ак-ак! Это единственное место на континенте, где они до сих пор летают на свободе. В других штатах их численность сокращалась вместе с исчезновением нетронутых лесов. Вуди променяли на картонные коробки для динамиков, сделанные в Корее.

Поднимаясь выше, найдете канадских дикуш и соек, сарычей краснохвостых и канюков мохноногих, сов болотных и филинов виргинских, а также белохвостых куропаток, тундряных и белых. Еще выше парят сапсаны, кречеты, скопы и горные ласточки. На самом верху, как и положено по званию, царствует белоголовый орлан. Ряды его сородичей растут: он научился драться за свой завтрак на не слишком гигиеничных мусорных полигонах вместе с простыми воронами и чайками.

По пресным ручьям и озерам странствуют коловратки, жгутиконосцы, инфузории, плоские черви и речные раки. Ползают и присасываются пресноводные моллюски и улитки. Водомерки мерят, гладыши гладят. Личинки стрекоз, веснянок и комаров носятся и скачут в тростниковидном канареечнике, спеша дозреть до своей кровожадной взрослой сущности.

Кормятся этим личиночным изобилием озерные форели: золотая форель, радужная форель и Долли Варден, а также аляскинский хариус, черная рыба, белая рыба и сиг, обыкновенная щука и карликовая щука, колюшки с тремя шипами и колюшки с девятью шипами, бесполезный голавль и каролинская поганка с раздвоенным хвостом, а также самый вкусный, по утверждениям знающих местных жителей, из всего пресноводного улова – арктический голец.

Здесь нетрудно наткнуться на лося, заплутавшего в тундровом болоте. На берегах рек и склонах гор еще водятся бобры и ондатры. Изредка можно встретить рысь, норку и канадскую выдру. Короткохвостые ласки в зарослях кустов клянутся никогда не стать горностаями, а арктические зайцы наставляют уши, чтобы вовремя нырнуть в укрытие прочь от пернатой гибели. В высокой тундре несгибаемые волчьи племена еще преследуют овечек Далла. Мускусный бык, считавшийся уничтоженным в 1800-х, выжил и теперь в количестве чуть более тысячи особей обитает на заповедных территориях.

И наконец, медведи. Медведи. Как насчет медведей? Скажу одно: когда-то я гостил в лачуге из дегтя, картона и жести, где жила старая индейская резчица по незаконной слоновой кости; я заметил тогда, что многие ее сувениры изображали медведей, ужасных медведей, творивших с людьми разные непотребства: медведи гнались за людьми, ловили, раздирали на части – буквально до кровавых ошметков. Я спросил, почему она всегда изображает медведей в такой жестокой драке с беспомощными людьми. Она изумилась моей глупости.

– Медведи, – объяснила она, протягивая ко мне коричневые ладони и загибая зазубренные ногти, дабы подчеркнуть очевидное, – это чудовища.

На большей части этих склонов Алеутского хребта самый распространенный вид почвы – гравий. На одном конце весьма узкого спектра располагается галечник, на другом – высохшие отложения песчаной золы. Но в основном речь о песчанике – пустопорожнем песчанике.

Этим термином описывают процесс, когда жизнь естественным образом возвращается в область, где она была полностью уничтожена неким природным явлением. Например, вулканом. Черный шлак кальдерных склонов расщепляется на различные оттенки серо-коричневого. Ветер и дождь вымывают из скал минералы, образуя песок. Найдя точку опоры на бесплодных хребтах, в