Подарок от Гумбольдта - Сол Беллоу
– И ни цента меньше, – добавил Кантебиле.
На него никто не обратил внимания. Я чувствовал себя хозяином положения. Джулиус, как я уже упоминал, всегда хотел, чтобы я проникся Романтикой Бизнеса – так он это называл. Неужели меня увлекла эта самая Романтика? Но что в ней есть, кроме наскока, напора и наглости? Почти никакого удовольствия от того, что добился своего. Разве можно сравнить это с удовольствием любоваться цветами и думать о чем-то серьезном, например о том, как войти в контакт с мертвыми?
Мы шли с Кантебиле по набережной Сены. Париж был непривлекателен в этот час. Вода в реке походила на просроченное лекарство.
– Я все-таки достал их – разве нет? Добыл тебе денег, как и обещал. Теперь твой «мерседес» – семечки. С тебя двадцать процентов.
– Мы договаривались о десяти.
– Хорошо, десять, если возьмешь меня в дело со вторым сценарием. Я уж подумал, что ты на меня разобиделся.
– Я напишу Барбешу, чтобы тебе выплатили десять процентов. За «Кальдофреддо».
– Неблагодарная ты свинья. Без меня ты бы проспал все на свете. Газет не читаешь, поц. Ничего не знаешь. Не знаешь даже, что с Текстером.
– А что с Текстером?
– Я не хотел тебя расстраивать до переговоров. Значит, не знаешь, что случилось с Текстером? Его похитили в Аргентине.
– Не может быть! Кто похитил, террористы? Но зачем? Он жив?
– Америка должна благодарить своих гангстеров. Мафия по крайней мере глупостей не делает. А те ребята в Южной Америке только и знают, что политику. Расправляются с людьми ни за что ни про что. Откуда мне знать, почему они выбрали Текстера. Должно быть, приняли за важную шишку. Они разрешили ему послать письмо в какую-то газету, и он упомянул тебя. Твое имя по всей мировой прессе прошло.
– И что же он пишет?
– Он обращается за помощью к мировой знаменитости – историку и драматургу Чарлзу Ситрину. Говорит, что тот заплатит выкуп.
– Эти парни просто не знают, кого она взяли в заложники. Господи, надеюсь, они не причинят Текстеру вреда.
– Вот потеха будет, когда они узнают, что Текстер ничего собой не представляет. Так, средненький писака.
– Ничего не понимаю. Он что, выдает себя за важную птицу?
– Ни хрена в Южной Америке не разберешь.
– Теперь я вижу, насколько прав мой друг профессор Дурнвальд. Он говорит, как хорошо было бы рассечь Западное полушарие по Панамскому перешейку, и пусть себе южная часть плывет куда хочет. Только вот таких непонятных и опасных мест становится на Земле все больше и больше.
– Чарлз, чем больше комиссионных ты мне заплатишь, тем меньше тебе придется платить террористам за Текстера.
– Но почему же я должен им платить?
– А кто же еще? Больше некому.
* * *
Известие о том, что Текстер попал в руки к террористам, удручило меня. Сжималось сердце, когда я представлял себе, как его бросили в кишащий крысами подвал и он со страхом ожидает пыток. В конце концов, Текстер ни в чем не виноват. Да, он не абсолютно честный человек, но многие из его дурных поступков – это просто заблуждения. Беспокойная натура, Текстер не мог сидеть на месте, всегда что-то искал и что-то делал, и вот оказался в плену у фанатиков, которые отрезают людям уши, закладывают бомбы в почтовые ящики, угоняют самолеты и убивают пассажиров. Недавно, случайно раскрыв газету, я прочитал заметку о том, что одна нефтяная компания заплатила десять миллионов долларов в качестве выкупа за своего представителя в Аргентине, но так и не добилась его освобождения.
На другой день после переговоров я написал письмо Карлу Стюарту, издателю Текстера. «Мне стало известно, что Пьер похищен и в своем призыве о помощи назвал мое имя. Разумеется, я готов отдать все, что у меня есть, лишь бы спасти ему жизнь. Пьер – замечательный человек в своем роде, и я искренне привязан к нему. Мы дружим с ним более двадцати лет. Думаю, вы уже связались с государственным департаментом и нашим посольством в Буэнос-Айресе. Мною написано несколько статей на политические темы, но я далек от политики. Позвольте мне сказать вот что. На протяжении сорока лет я был прилежным читателем прессы, но прилежное чтение газет не приносит никому никакой пользы. Пресса не сумела предотвратить ни одной политической катастрофы. Постепенно я перестал интересоваться новостями. Тем не менее мне кажется – говорю это как беспристрастный наблюдатель, – что между дипломатией канонерок, как одной крайностью, и потворством пиратству всех мастей, как другой, должна сконцентрироваться некая новая сила. В этом смысле неуверенная политика Соединенных Штатов разочаровывает. Неужели только сейчас мы начинаем извлекать уроки из событий Первой мировой войны? После Сараева мы поняли: нельзя допустить, чтобы из-за актов терроризма вспыхивали войны. Один из заветов Вудро Вильсона заключается в том, что крупные нации должны уважать права малых наций. Но мы словно застряли в том, шестидесятилетней давности, времени и подали миру жалкий пример – поддаемся запугиванию.
Вернемся, однако, к Текстеру. Меня глубоко беспокоит его судьба. Не далее как три месяца назад я мог предложить в качестве выкупа 250 000 долларов, но неблагоприятный исход одного судебного дела лишил меня этой возможности. В будущем мне предстоит получить энную сумму, и я готов заплатить десять, а может быть, и двадцать тысяч, но уж никак не больше двадцати пяти. Я дам вам расписку. Нельзя ли что-нибудь выкроить из гонораров, полагающихся Пьеру? Если эти южноамериканские бандиты все-таки выпустят его, он напишет потрясающий репортаж о своих злоключениях. Жизнь полна иронии. В прежние времена самые страшные беды обогащали только сердца несчастных жертв или имели исключительно духовную ценность. Теперь же любая человеческая трагедия может стать золотоносной жилой. Я убежден, что, если – и когда – Текстер выберется на свободу, он напишет книгу, которая принесет ему богатство. Сотни тысяч читателей, кому сейчас нет дела до какого-то Текстера, будут сопереживать ему и лить слезы. Это очень важно. Я хочу сказать, что из-за массы неприятных обстоятельств в нас угасает чувство сострадания. Впрочем, не стоит вдаваться в эту тему. Буду весьма признателен за любую информацию о моем друге. Прошу рассматривать это письмо как мое обязательство по мере возможности разрешить проблему. Текстеру следовало бы надеть на голову свой стетсон, а на ноги ковбойские сапоги, чтобы произвести впечатление на этих латиноамериканских маоистов и троцкистов. Надеюсь, что случившееся с Пьером Текстером –
