Артур Дойл - Тень великого человека. Загадка Старка Манро (сборник)

– О Джок! – воскликнул он. – Не думал я, что здесь кто-то будет. Сегодня вечером у меня отличное настроение.

– Я вижу, – мрачно сказал я. – Завтра, когда вернется мой друг Джим Хорскрофт, оно у вас может сильно испортиться.

– А, так он завтра возвращается! И почему же мое настроение должно от этого испортиться?

– Да потому, что он вас сотрет в порошок.

– Ого! – вскричал де Лапп. – Ты, я вижу, уже знаешь о нашей свадьбе. Эди рассказала тебе. Джим может поступать так, как ему вздумается.

– Хорошо вы нас отблагодарили за то, что мы вас приютили.

– Мой дорогой друг, – сказал он, – я, как ты говоришь, очень хорошо отблагодарил вас. Я забираю Эди из той жизни, которая ее не достойна, а женившись на ней, я соединил вас с благородным родом. Однако сегодня мне еще надо написать несколько писем, об остальном мы можем поговорить завтра, в присутствии твоего друга.

Он шагнул в сторону двери, и тут меня осенило.

– Теперь ясно, кого вы поджидали в башне!

– Смотри-ка, Джок, ты умнеешь прямо на глазах, – с издевкой произнес он, и в следующую секунду дверь в его комнату захлопнулась, а в замке повернулся ключ.

Я уж думал, что в тот вечер больше его не увижу, но через несколько минут он вошел на кухню, где я сидел с родителями.

– Мадам, – сказал он и, как всегда, поклонился и приложил руку к груди. – Вы были ко мне настолько добры, что воспоминание об этом навсегда останется в моем сердце. Благодаря вам в этом тихом уголке я испытал такое счастье, о котором даже и не помышлял. Надеюсь, вы примете от меня эту безделицу, которую я хочу преподнести вам в знак признательности. Сэр, для меня будет честью, если и вы примете этот скромный подарок.

Он выложил на стол рядом с их локтями два бумажных пакетика и, поклонившись еще три раза матери, удалился.

Мать в своем пакетике обнаружила брошь с зеленым камнем посередине, который окружала дюжина сверкающих камушков поменьше вокруг. Раньше мы таких камней никогда не видели и не знали, как они называются, лишь потом в Бервике нам объяснили, что большой камень – это изумруд, а маленькие – бриллианты и что они стоят намного больше, чем все наши овцы, вместе взятые. Теперь, когда моей дорогой мамы уже давно нет на свете, брошь эта сверкает на шее моей старшей дочери, когда она выходит в свет, и, когда я ее вижу, я всегда вспоминаю внимательные глаза, длинный тонкий нос и кошачьи усы нашего постояльца в Вест-инче. Отец получил в подарок прекрасные золотые часы с крышечкой. Более гордого человека было не сыскать, когда он поднес их к уху и прислушался к тиканью. Не знаю, кто из них был больше рад своему подарку, потому что в тот вечер ни о чем другом, кроме как о подарках де Лаппа, отец и мать не говорили.

– Он вам еще один подарочек сделал, – через какое-то время не выдержал и сказал я.

– О чем ты, Джок? – спросил отец.

– Кузина Эди теперь его жена, – ответил я.

Сначала они подумали, что это шутка, но, поняв, что я говорю серьезно, так обрадовались, словно я принес им весть о том, что она вышла замуж за самого лэрда. Увы, бедный Джим после той попойки и драки действительно не считался у нас в округе завидным женихом, и мама часто говорила, что ничего хорошего из их союза не вышло бы. Де Лапп – другое дело, насколько мы знали, он был человеком уравновешенным, достойным и богатым, и то, что он женился на кузине Эди тайно, тоже их не смутило, потому что в то время тайные браки в Шотландии были обычным делом. Процедура заключения священного союза была очень простой, и никто особо об этом не задумывался. Родители мои пришли в такой восторг, словно им понизили ренту, но мне по-прежнему было неспокойно на душе, я не мог отделаться от мысли, что с моим другом поступили жестоко, и я знал, что он не тот человек, который легко с этим смирится.

Глава X Тень возвращается

На следующее утро я проснулся с тяжелым сердцем, потому что скоро должен был приехать Джим, и день обещал быть беспокойным. Но то, каким беспокойным этот день окажется в действительности и какие необратимые последствия будет иметь для нас всех, не могло мне присниться даже в кошмарном сне. Однако позвольте рассказать все по порядку.

В тот день встал я очень рано, потому что как раз тогда начался период первого ягнения, и мы с отцом выходили на болота с первыми лучами солнца. Когда я вышел из своей комнаты, я почувствовал у себя на лице дуновение ветра: оказывается, входная дверь была открыта нараспашку и стены коридора озарял тусклый солнечный свет. Присмотревшись, я заметил, что и дверь комнаты Эди приоткрыта, у де Лаппа тоже было не заперто. Тут я понял, каков был истинный смысл вчерашних подарков. Это было своего рода прощание, и ночью они вместе сбежали.

Чувствуя в душе горечь, я заглянул в комнату кузины Эди. Подумать только, ради этого незнакомца она бросила нас, даже не попрощавшись, даже не пожав руку. А он! Вчера я боялся думать, что случится, когда он встретится с Джимом, но теперь побег его показался мне довольно трусливым поступком. Охваченный одновременно злостью, болью и тоской, я, не сказав отцу ни слова, вышел на улицу и взбежал на ближайший холм, чтобы остудить голову.

Выйдя к Корримьюру, я в последний раз увидел кузину Эди. Небольшая яхта стояла на якоре там же, где остановилась вчера, но со стороны берега к ней подплывала лодка. На носу лодки ярким красным пятном выделялась ее шаль. Я подождал, пока лодка доплыла до яхты, и те, кто плыл в ней, поднялись на борт. Потом якорь яхты поднялся, она вновь распустила свои белые крылья и понеслась в открытое море. Пока она не скрылась за горизонтом, я все еще мог различить на ее палубе красное пятнышко и стоящего рядом де Лаппа. Они меня тоже видели, потому что фигура моя возвышалась на фоне неба, и долго-долго махали руками, пока наконец не поняли, что я не отвечу им.

В самом мрачном настроении я стоял, скрестив на груди руки, и провожал взглядом яхту, пока она крошечной белой точкой не затерялась в утренней дымке, нависшей над морем. Домой я вернулся только к завтраку, когда на столе уже стояли тарелки с овсяной кашей, но мне не хотелось есть. Родители восприняли известие о том, что произошло, довольно спокойно. Мать вообще ничего не сказала, потому что они с Эди никогда не питали друг к другу каких-то нежных чувств, а в последнее время так особенно.

– Он оставил письмо, – сказал отец, указывая на сложенный листок бумаги на столе. – Оно было в его комнате. Будь добр, прочитай.

Они даже не заглядывали в него. По правде говоря, мои старики с трудом разбирали написанное от руки чернилами, хотя и довольно хорошо читали большие и четкие печатные буквы.

Вверху было крупно написано: «Добрым людям Вест-инча». И далее я приведу весь текст записки, которая, пожелтевшая и потрепанная, сейчас, когда я пишу эти строки, лежит передо мной.

«Друзья мои!

Не думал я, что мне придется покинуть Вас столь неожиданно, но не в моей власти изменить обстоятельства. Долг и честь призывают меня вернуться к моим старым товарищам, и я уверен, что в скором будущем Вы поймете, о чем я говорю. Вашу Эди я забираю с собой как жену, и, может быть, когда-нибудь мы еще увидимся с Вами в Вест-инче. А тем временем примите мои заверения в безграничной преданности и поверьте, что я никогда не забуду тех месяцев умиротворения и спокойствия, которые я провел с Вами, тогда как, попади я в руки союзников, жить мне осталось бы не более недели. Почему так произошло, Вы, возможно, тоже поймете со временем.

Ваш,

Бонавентура де Лиссак (Colonel des Voltigeurs de la Garde, et aide-de-camp de S.M.I. L’Empereur Napoleon)[18]».

Прочитав слова, написанные после имени, я присвистнул, потому что, хотя я давно и понял, что постоялец наш может быть только одним из тех замечательных воинов, о которых мы столько слышали и которым покорились все европейские столицы, кроме нашей, я даже представить себе не мог, что мы жили под одной крышей с самим адъютантом Наполеона и полковником его гвардии.

– Так, значит, его зовут де Лиссак, а не де Лапп, – сказал я. – Полковник он или нет, но ему повезло, что он убрался отсюда до того, как вернулся Джим. А вот, кстати, и он, – добавил я, выглянув в окно кухни, – бежит через сад.

Я бросился к двери, чтобы приветствовать его, хотя в тот миг мне больше всего хотелось бы, чтобы он еще какое-то время побыл в Эдинбурге. Мой друг бежал, размахивая над головой какой-то бумажкой, и я подумал, что это, наверное, письмо от Эди и ему уже все известно, но, когда он приблизился, я увидел, что это большой плотный лист желтого цвета, а глаза у Джима светятся от счастья.

– Ура, Джок! – закричал он, завидев меня. – Где Эди? Где Эди?

– А что это? – спросил я.

– Где Эди?

– Что это у тебя там?

– Диплом! Джок, теперь я могу начинать собственную практику, когда захочу. Теперь все будет хорошо. Я хочу поскорее показать его Эди.

– Лучше тебе навсегда забыть об Эди, – сдержанно произнес я.