Данте Алигьери - Божественная комедия. Чистилище

Песнь двадцать первая

1. Врожденной жаждой, только тою влагойВ нас утоляемой, которой дарБыл Самарянкой выпрошен, как благо;[847] —

4. Томился я, и мчал усердья жар[848]Меня тропой, где всюду горесть дышит,И я скорбел при виде Божьих кар.

7. И как в пути (о чем Лука нам пишет)Христос явился двум ученикам,Из гробовой уже пещеры вышел,[849] —

10. Вот! – вслед нам шедший дух явился там,[850]Глядя на сонм, лежавший под заклятьем;[851]Но стал нам виден лишь тогда, как сам

13. Проговорил: – Да даст Господь мир братьям![852] —Мы оглянулись тотчас, и поэт,Послав ему привет руки поднятьем.

16. Сказал ему: – В бессмертный свой совет[853]Тебя да примет с миром Суд безгрешный,Как вверг меня в изгнанье вечных бед.[854]

19. – Как? – дух сказал, меж тем как шли мы спешно;[855]Вам Господом путь в гору возбранен?Кто ж вас, теней, привел из тьмы кромешной?

22. И вождь: – Коль вник ты в смысл на нем письмен.[856]Начертанных десницей, вход брегущей,[857] —Поймешь, что быть средь добрых должен он.[858]

25. Но как ему и день и ночь ПрядущейНить дней еще ведется с прялки той,Где Клото вьет кудель всей твари сущей,[859] —

28. То в нем душа, нам будучи сестрой,[860]Здесь странницей могла ль быть одинокой,Глядя на все не так, как я с тобой?[861]

31. Вот почему из пасти бездн широкой[862]Я взят в вожди и буду им ему,Доколь вести здесь может ум высокий.[863]

34. Но объясни, коль можешь, почемуДрожит гора, и от вершин до моряЧто значит клик по Божьему холму?

37. Вопрос в мои желания, – им вторя, —Как нить в ушко иглы попал: во мне[864]От жажды той уж часть отпала горя.

40. И дух: – Ничем здесь в Божьей вышинеНе рушится религия святая,[865]И все всегда законно в сей стране.

43. От всех премен изъят здесь воздух края.Все из себя берут здесь небеса,Обычный строй в сем мире сохраняя.

46. Не падают ни иней, ни роса.Ни дождь, ни снег здесь выше той поляны.Где трон из трех ступеней поднялся.[866]

49. Здесь нет и туч; безвестны здесь туманы,Ни молнии; ни Тауманта дщерь,[867]Что ниже там меняет часто страны.[868]

52. Восходит здесь и пар сухой, поверь,[869]Не выше тех трех сказанных ступеней,Где Страж Петра оберегает дверь.

55. Там, может быть, дрожит сильней, иль меней[870]Гора по той вине, что ветр там скрытВ земле; но выше – нет землетрясений.

58. Дрожит здесь край, как скоро дух свершитСрок искуса, и встанет, иль почуетК полету мощь, и гимн тогда гремит.[871]

61. Что срок сверше, – то воля знаменует;Она, парить всегда имея дар,Объяв вдруг душу, крылья ей дарует.

64. Парить же ей сперва мешает жарЖеланья, им же, как влеклась вначалеК греху, так днесь – к перенесенью кар.

67. И я, лежавший пять веков в опале.[872]Лишь вот, теперь, почуя волю; мчусьВ тот лучший мир, где боле нет печали.[873]

70. Вот почему горы ты видел трус,И на горе душ скорбных внял хваленьямТворца, Его ж молю, чтоб снял с них груз.[874]

73. Так он сказал, и, как мы с наслажденьемТем большим пьем, чем больше жажда в нас, —Так был я полн безмерным упоеньем.

76. И вождь: – Так вот та сеть, что держит вас![875]Теперь я вижу, что дает вам волю,Чем вызван трус и чем веселья глас.

79. Но кто ты был? спросить себе позволю;И почему – скажи мне – пять вековТомился ты, прикованный здесь к полю?

82. – В те дни, как Тит, ведом Царем миров,[876]За язвы мстил, из коих лицемерыИсторгли продану Иудой кровь,[877] —

85. Под званием, дающим честь без меры,[878]На свете том», так дух сказал в ответ,Я славен был, но жил еще без веры.

88. Столь сладостным я духом был согрет,[879]Что мне, тулузцу, Рим открыл чертоги.[880]Где миртами венчался я, поэт.[881]

91. Меня зовут там Стацием; тревогиВоспел я Фив, воспет мной и Ахилл;Но со второй я ношей пал в дороге.[882]

94. Во мне посеял искру жара пыл,[883]Божественный, где видим столько благ мы,Что свет его миллионы озарил, —

97. Пыл Энеиды той, в ее ж стихах мыИмели мать, и няньку иногда,[884] —Без них наш труд не весил бы и драхмы.[885]

100. И для того, чтоб в веке жить, когдаВиргилий жил, я б лишний год согласенБыл здесь пробыть под узами суда![886]

103. Виргилий тут вперил свой взор, безгласен.[887]В меня, мне знаком повелел молчать;Но труд у нас над волею напрасен:

106. Смех и слеза умеют выступать[888]За вызовом их быстро так, что тщетныУсилья прямодушных их сдержать.[889]

109. Я улыбнулся, как бы в знак ответный.И бросил взор мне Стаций, смолкший вмиг.В глаза, где в нас все помыслы заметны.

112. – О если хочешь, чтоб ты в рай проник,Зачем, скажи, так молнией улыбки,[890] —Он вопросил, – твой озарился лик?

115. Молчать, иль нет? Борясь, как парус зыбкийМеж двух противных ветров, я вздыхал,И вздохов смысл был понят без ошибки

118. Вождем моим: – Не бойся! – он сказал,– Открой ему все то, чего боишьсяОткрыть, чтоб он не тщетно вопрошал.

121. И я затем: – Быть может, ты дивишься,О древний дух, улыбке уст моих;Но ты сейчас и больше изумишься.

124. Тот, кто возвел мой взор до граней сих,И есть Виргилий, у кого приял тыВсю мощь воспеть небесных и земных!

127. Коль смысл другой моей улыбке дал ты. —Рассей обман, и знай, что ей винойЛишь только то, что здесь о нем сказал ты.

130. Уж он припал, чтоб обхватить рукойЕму колена; но мой вождь: – Брат милый![891]Оставь; ты тень, и тень перед тобой.[892]

133. И он, вставая: – Здесь пойми все силыЛюбви моей, коль до того забылЯ нашу призрачность, что тень могилы[893]

136. Обнять тебя, как тело, тщетно мнил.

Песнь двадцать вторая

1. Уж Ангел Божий сзади нас остался,[894] —Тот Ангел, что в шестую вводит высь,И знак с меня еще при этом снялся.[895]

4. И тех, что сердцем Правде предались.Он назвал нам: «Beati»; но глаголыНа sitiunt внезапно прервались.[896]

7. И легче здесь, чем в пройденные долы.[897]Я восходил, и мне стремиться вследТех легких душ уж не был труд тяжелый.[898]

10. – Мы любим тех, – так начал мой поэт;[899]В ком к нам горит любовь без лицемерья.Коль скоро жар их выказан на свет.

13. Так я, – лишь в глубь геенского преддверья[900]Весть Ювенал принес мне о твоей[901]Любви ко мне, – предался, полн доверья,

16. Тебе душой: ведь можно нам людейЗаочно причислять к родному кругу…И жалко мне, что путь здесь не длинней.[902]

19. Но объясни, и мне прости, как другу?Коль будет мной ослаблена узда[903]Речей, – и мне окажешь тем услугу:

22. Как мог впустить ты скупость без стыда[904]Во грудь свою, при мудрости толикой,[905]Так развитой при помощи труда?

25. С улыбкой легкой Стаций светлоликий[906]Ответил так: – Глагол мне каждый твой —Залог любви, о наш певец великий.

28. Как часто видим вещи пред собой,Влекущие к сомненью ум тревожныйОт истинных причин их, скрытых мглой![907]

31. Ты, видя круг, где был я, – вывод ложный,Как кажется, из этого извлек,Что будто я был злата раб ничтожный.[908]

34. О, нет! поверь, я слишком был далекОт скупости; на много ж лунных сроков[909]За грех иной Господь меня обрек,[910]

37. И не восстань я от святых уроков,Тобой преподанных, когда, к стыдуЛюдей, взывал ты против их пороков,

40. Сказав: – В какую ты влечешь беду,О, проклятая алчность смертных к злату![911]Вращая камни, дрался б я в аду.

43. Лишь тут поняв, как тянет нас к разврату[912]Рук наших ненасытность, – много слез[913]Там пролил я за добрых чувств утрату.

46. О! сколько мертвых встанет без волос[914]На головах за то, что так упрямо[915]В том зле коснели вплоть до смертных гроз!

49. Коль грех какой противоречит прямоДругому свойством, – знай, он рядом с ним[916]Здесь должен сохнуть в казни той же самой,[917]

52. И коль мой грех был в том кругу казним,Где род скупцов слезами платит дани,То лишь затем, что так противен им.[918]

55. – Но в том, что братьев двух жестоких брани —Двойную скорбь Иокасты – ты воспел,Спросил творец пастушеских сказаний,[919]

58. И в том, что лирой Клио ты гремел,[920]Не видим мы, чтоб вера просветилаТвой ум, a без того нет добрых дел.[921]

61. Какое ж солнце, или чьи светилаТак разогнали мрак твой, что развилТы вслед за Рыбарем свои ветрила?[922]

64. И он ему: – Ты первый мне открылК Парнасу путь, к священным Муз беседам;Ты первый мне о Боге мысль внушил.[923]

67. Ты поступал, как тот, кто в ночь, неведом,Сам в мраке, – сзади светоч свой несетИ светит всем, за ним идущим следом,[924]

70. Когда ты пел: – Век новый настает;Вернулась правда, мир уж не туманен,И с неба к нам нисходит юный род![925]

73. Тобой, поэт, тобой я христианин![926]Но в краски окунуть я кисть горюЖеланьем, чтоб рассказ мой не был странен.[927]

76. На целый мир уж разливал зарюСвет чистой веры, сеемой послами.[928]Покорными их вечному Царю.

79. И новая их проповедь с словами[929]Твоими так была во всем сходна,Что тех послов я стал считать друзьями.

82. И были святы мне их имена;Когда ж томил Домициан их в иге,[930] —Я не без слез сносил их бремена

85. И помогал им несть цепей вериги.Покуда жил, их веры благодатьПревознося превыше всех религий.

88. И прежде чем ввел в Фивы греков рать,[931]Крестился я; но, робкому поэту,Мне страх велел религию скрывать,

91. Язычником на вид являясь свету.И, вот я больше четырех вековВ кругу четвертом был за слабость эту.[932]

94. Теперь и ты, поднявший мне покровСо сказанных тех благ, – скажи по чести,[933]Пока не весь прошли мы этот ров,[934] —

97. Не знаешь ли: где друг Теренций вместе[935]С Цецилием? Где Плавт? Варрон? Страшусь,[936] —В аду они! но где? в каком там месте?

100. – Они, и я, и Персий – весь союз[937]Певцов, – ответил вождь, – мы все вкруг Грека,[938]Что млеком вскормлен был рукою Муз,[939] —

103. Все в первом круге тюрьм слепых от века![940]Там часто речь ведем мы о скале[941] —Обители кормилиц человека.

106. Там Еврипид и Антифон! В числеДругих там греков тени – АгатонаИ Симонида с лавром на челе.[942]

109. Из героинь твоих там Аитигона,Дейфила, Аргия и до сих порПечальная Исмена. Там – матрона,

112. Что указала ключ Лангийский с гор;Там дщерь Терезия с Фетидой вкупеИ Дейдамия посреди сестер.[943]

115. Уж два поэта, смолкнув на уступе,Вкруг озирались, выведя меня[944]Ущельем к новой кающихся купе.

118. И отошли уж из прислужниц дняЧетыре вспять, и пятая предстала,Подъемля кверху дышло из огня,[945] —

121. Когда мой вождь: – Я думаю, сначалаПлечом должно нам вправо повернутьК окраине, как делали бывало.[946]

124. И навык нас не мог уж обмануть —Мы смело шли, тем боле без смущенья,Что Стаций сам одобрил этот путь.[947]

127. Они шли впереди и, полн смиренья,[948]Я вслед один под говор речи их,Учась от них искусству песнопенья.

130. Но сладостный их голос вдруг притихПред деревом, стоявшим средь тропины,[949] —Все в яблоках душисто-золотых.[950]

133. Как ель от ветви к ветви до вершиныСужается, – сужалось это вниз,Чтоб вверх не смел подняться ни единый.[951]

136. С той стороны, где загражден карниз,[952]Свергался с гор ключ чистый в блеске света,И на листву струи его лились.[953]

139. Лишь подошли ко древу два поэта,Как чья-то речь из листьев раздалась:[954]– Нужна для вас впредь будет пища эта.[955]

142. Потом: – Мария более пекласьО честном брачном пире, чем о пищеДля уст своих, молящихся о вас.[956]

145. И не было питья вкусней и чищеВоды для римлянок, и Даниил,[957]Гнушаясь яств, снискал небес жилище.[958]

148. Блеск золота век первый всюду лил:[959]Вкус желудей не мнился злом толиким,И каждый ключ, как нектар, сладок был.

151. Акридами пустынь и медом дикимКреститель ваш питался, чтоб потомЯвиться в мир столь славным и великим,[960] —

154. Как говорит Евангелье о том.[961]

Песнь двадцать третья