Лео Перуц - Ночью под каменным мостом

Чуждые ему до сих пор лица евреев, их странные жесты и деловитая суета, а равно и то, что он был вынужден торчать перед лавкой, полной всякого хлама, -- все это показалось эрцгерцогу диким, кошмарным сновидением. Наверху, в Старом Граде, его исчезновение наверняка уже заметили, и теперь там, должно быть, все пришло в движение, но он знал, что никому бы и в голову не пришло искать его в еврейском квартале. Он проклинал тот час, когда по глупой самонадеянности взял этот дьявольский талер. Он не спал всю ночь, устал, проголодался, и на душе у него было скверно. Но он уже не мог отступить -- он должен был видеть, в чьи руки в конце концов попадет талер.

На разъездной кухне, каких было немало в еврейском городе, он купил себе вареное яйцо, яблоко и ломоть хлеба. Но ему не хотелось больше ждать, стоя посреди шумной улицы, и он вошел в лавку старьевщика.

Хозяин, который как раз держал в руках плащ, в то время как возчик нахваливал ему свою находку, бросил на вновь прибывшего быстрый взгляд и, мгновенно оценив качество его шляпы и воротничка, изящество и чистоту одежды и башмаков, смекнул, что этот посетитель пришел в его лавку не для того, чтобы покупать или продавать, а по другой, пока еще не ясной причине. Он спросил, чем может услужить господину. Эрцгерцог попросил дозволения немного передохнуть в лавке, а заодно и съесть свой завтрак. Он сказал, что целую ночь провел на ногах и проделал длинный путь. Поэтому он позволит себе прилечь на скамью, стоявшую у стены, сняв хотя бы башмаки и пояс. Устроившись, он достал яйцо, хлеб и принялся за еду. Старьевщик же вновь обратился к возчику.

-- Да что же я с ним буду делать? -- спросил он, вертя в руках плащ и указывая пальцем на дыры и ветхие заплаты. -- У меня в лавке и так полно дряни, которую невозможно сбыть.

-- Но двенадцать-то пфеннигов он все же стоит, -- предположил возчик. -- Плащи нужны всем. У кого не хватит денег на новый, возьмет и такое старье.

-- Ну уж не такое! -- воскликнул хозяин. -- Такое никто не купит, особенно сейчас, когда даже столяры и вязальщики веников носят теплые плащи с рукавами, словно какие-нибудь дворяне.

-- И все-таки за двенадцать пфеннигов он пойдет, -- возражал возчик. -Может, ни дворянину, ни вязальщику веников он и не нужен, но бедный человек его купит.

Старьевщик, скорчив плачевную мину, принялся снова вертеть плащ в руках.

-- Ясное дело, для кидуша или хавдалы(2) он не годится, -- заявил он, тем самым на еврейский манер давая понять, что он и вовсе никуда не годится. -- Пожалуй, ему красная цена -- выеденное яйцо. Это плащ рыбака, из него уже никогда не вытравить рыбный запах.

-- Пусть это и плащ рыбака, -- не отступал возчик, -- но все же он стоит, -- тут он чуточку поразмыслил, -- хотя бы десять пфеннигов.

-- Восемь, уважаемый! -- подхватил старьевщик и отсчитал медяки на стол. -- Восемь пфеннигов, и то я теряю на такой торговле. Но раз уж сегодня это у меня первая сделка, и поскольку я вас знаю, и чтобы вы пришли в другой раз -- пусть будет восемь.

Возчик с ворчанием сгреб медяки в ладонь и тяжело затопал в открытую дверь.

Эрцгерцог, который между тем сидел на скамье и ел свой хлеб с яйцом, был очень доволен тем, что сделка состоялась и он может немного передохнуть. Если бы возчик вернул деньги, плащ продолжил бы свои странствия, и ему, как он ни устал, пришлось бы и дальше следить за талером.

Торговец швырнул плащ в кучу старой одежды, что лежала в углу. Молодой эрцгерцог достал из кармана ножичек и очистил яблоко. Пока он занимался этим, в лавку вошел человек, по виду мелкий чиновник или писарь, и пожелал купить черный кафтан с латунными пуговицами и широкими рукавами. Хозяин показал ему несколько кафтанов, но писарю не подошел ни один: этот был длинноват, тот узковат, третий -- из слишком грубого сукна, а у четвертого цена казалась чрезмерной. После долгих переговоров, во время которых торгаш в своем азарте зашел так далеко, что поклялся, будто такого вот кафтана не шивал себе даже господин обер-бургграф, когда выезжал в Старый Град, писарь вышел из лавки, так ничего и не купив.

-- Мне кажется, вы торгуете себе в убыток, -- заметил молодой эрцгерцог, откусив от яблока.

-- Себе в убыток, это верное слово, -- согласился старьевщик. -- А сколько работы да маеты! На двенадцать человек, которые торгуются, приходит один, который покупает. Много ущерба нам и от торгашей, которые без лавок торгуют по базарным дням с рук и сбивают цены. Да и не можем мы, честные лавочники, торговать дешево -- не пускают налоги. Эх, обо всем этом можно бы рассказать не меньше, чем об исходе из Египта... Но самое скверное то, что нам не позволяют вести наши дела в христианском городе.

"Ого! Пусти-ка тебя туда! -- подумал будущий император, нахмурясь. -Сиди-ка уж ты в своем гетто, а то не успеешь и глазом моргнуть, как начнутся беспокойство и затруднения властям вместо порядка и доброго мира..."

Вслух же он сказал, чтобы утешить старьевщика, стишок, который частенько слыхал в детстве от старого слуги в замке:

Горем полон целый свет, Горе каждого найдет. Утешайся в краткий срок, Коль дает здоровья Бог!

-- Хвала Его имени, я-то здоров! -- вздохнул хозяин. -- Для болезни нужно время, а его у меня нет... Но я знаю, что это ремесло досталось мне в наказание за мои грехи.

-- Нет, насколько я понимаю причину ваших бедствий, не за грехи, а за то, что вы из племени Рувима, -- заявил молодой эрцгерцог. -- Ибо меня учили в Испании, что люди из колена Рувимова метали жребий об одежде Господа нашего Иисуса у Его креста. Вот отчего их потомки обречены всю жизнь торговать старым тряпьем и ничего не иметь с того, кроме забот и хлопот и мучений.

-- Об этом ничего не написано в наших книгах, -- покачал головой старьевщик. -- Кроме того, я происхожу не из колена Рувимова. Я -священнического рода, из колена Левия.

Но и о левитах молодой эрцгерцог имел свое разумение.

-- А кто из колена Левия, -- сообщил он, -- у тех тоже есть своя участь. Один из них поил нашего Господа на кресте уксусом с желчью, и за это потомки левитовы на все времена наказаны жаждой и ничем не могут напиться.

-- Будто так? -- чуть насмешливо спросил торговец. -- Я, например, когда хочется, всегда выпиваю полстаканчика вина. И это здорово помогает.

Эрцгерцог не позволил себя сбить этим возражением.

-- Значит, вы прощены! -- указал он старьевщику. -- С вас лично проклятие снято!

И чтобы показать, что он хорошо осведомлен о евреях и их истории, он сменил предмет обсуждения.

-- Вы, иудеи, -- сказал он, -- славитесь и хвалитесь тем, что у вас был премудрый муж, царь Соломон. Но ведь он имел семьдесят законных жен, да еще триста наложниц, а это не свидетельствует о большой мудрости.

-- Он знал, как много сладости и горечи скрыто под женской юбкой, -возразил старьевщик. -- Но с одним вам следует согласиться: если вы возьмете всех королей нашего времени и даже самого императора Римского, вы найдете в них лишь искру величия царя Соломона.

Такое суждение сильно не понравилось эрцгерцогу. Его возлюбленный государь-отец стоял в его глазах куда выше древнего царя Соломона.

-- Вы говорите о Его Величестве императоре Римском без должного почтения! -- предостерег он еврея.

-- Я -- преданный камер-кнехт Его Величества, -- сказал торговец. -- И я всегда строго выполняю мои обязанности по части налогов и выплат. Господь да возвысит его державу! Да не приидет ни в кои времена в его страны вражеский меч!

Дверь вдруг неслышно отворилась, и в лавку проскользнула нелепая фигурка мальчишки в слишком больших башмаках, залатанной вдоль и поперек куртке и до того застиранной шапочке, что невозможно было определить ее цвет. В руках у него был мешок из грубого холста, заполненный едва ли на четверть объема.

-- Это я, -- сказал он тонким голоском и положил на стол две медных монетки. -- Слава имени Божию, сегодня у меня есть чем заплатить.

-- Благословен будь твой приход! -- улыбаясь, приветствовал сто хозяин и забрал медяки, а мальчик прошел в угол и занялся там кучей старой одежды.

-- Он платит мне, -- объяснил старьевщик молодому эрцгерцогу, вопросительно взиравшему на них, -- два толстых пфеннига, когда они у него есть, но это бывает не всякий день. И за это ему принадлежит все, что он находит в карманах старой одежды, которую я скупил за текущий день. Что он там находит? Да всегда одно и то же. Кусок хлеба или котлету, орехи, яблоко, кольраби, моток ниток, застежку, гвоздь, пустую фляжку -- все это идет в его мешок. Бывает, что и ничего не находит, потому что почти все очищают карманы, прежде чем отдать мне платье. Но иной раз он извлекает оттуда какое-нибудь маленькое сокровище: кусок ленты, перчатки, клубок шерсти, а то и платочек. И на это, господин, можете себе представить, он кормит свою мать и двух младших сестер! Деньги? Нет, денег он еще ни разу не находил. Бедняки, которые сдают мне старье, не оставляют в карманах денег.

-- Боже мира! Не поднимай меня и не повергай вниз! -- вдруг взвился голос мальчишки из облака пыли, среди которого он копался в старой одежде.