Джон Карр - Все приключения Шерлока Холмса
– Заберите револьвер в качестве улики, – сказал Холмс, поставив на него ногу. – Он пригодится вам на суде. А вот то, что мы искали. – Он раскрыл ладонь, где лежал смятый листок бумаги.
– Записка! – воскликнул инспектор.
– Она самая.
– И где же она была?
– Там, где я и думал. Я расскажу обо всем в свое время. Полковник, я предлагаю вам с Уотсоном вернуться сейчас домой, а нам с инспектором нужно еще допросить арестованных. Но примерно через час, к ленчу, я обязательно присоединюсь к вам.
Шерлок Холмс всегда держал слово, и действительно: около часа дня он уже сидел вместе с нами в курительной комнате полковника. Вместе с Холмсом пришел маленький седой джентльмен, представившийся мистером Эктоном. Его поместье первым пострадало от рук грабителей.
– Мне хотелось, чтобы мистер Эктон услышал мой рассказ вместе с вами, – сказал Холмс. – Ему, естественно, тоже интересны подробности. Боюсь, мой дорогой полковник, вы уже жалеете о том дне, когда пустили под свою крышу такого буревестника, как я.
– Напротив, – живо возразил полковник, – я почитаю за честь наблюдать ваш метод на практике. И, признаюсь, он превзошел все мои ожидания. Я до сих пор теряюсь в догадках, как вам удалось добиться таких потрясающих результатов. Лично у меня не было и тени подозрения относительно личности истинных преступников.
– Боюсь, мои объяснения развеют ваши иллюзии, но я не привык делать тайну из своего метода и готов поделиться им не только с верным другом Уотсоном, но и со всеми, кого он искренне интересует. Только прежде подкрепите меня своим бренди, полковник. Должен признаться, схватка в гардеробной порядком меня обессилила.
– Надеюсь, у вас больше не было нервных приступов?
Шерлок Холмс от души рассмеялся.
– В свою очередь, я расскажу вам и об этом, – сказал он. – Я собираюсь изложить вам ход событий по порядку, отмечая те пункты, которые привели меня к разгадке. Если что-то покажется вам неясным, смело задавайте вопросы.
В искусстве расследования преступлений первостепенное значение имеет способность вовремя распознать, какие факты являются существенными, а какие – просто случайными. Не обладая этой способностью, вы будете распылять свою энергию и внимание вместо того, чтобы сконцентрировать их на одном предмете. В данном деле у меня с самого начала не было никаких сомнений, что ключ к разгадке нужно искать в записке, обрывок которой был найден в руке убитого.
Прежде чем продолжить, я хотел бы привлечь ваше внимание к тому факту, что если бы показания Алека Каннингема были правдивы и преступник действительно скрылся в мгновение ока, то он никак не мог вырвать записку из рук Уильяма Кирвана. Но если это сделал не он, то остается только сам Алек Каннингем, поскольку к тому моменту, когда вниз спустился старший Каннингем, возле убитого уже столпились слуги. Эта мысль первой пришла мне в голову, но инспектор почему-то сразу принял за данность, что эти солидные господа не могут быть причастны к преступлению. Я свободен от подобных предрассудков и доверяю только фактам, поэтому спектакль, разыгранный Алеком Каннингемом, с самого начала вызвал у меня подозрение. Внимательно изучив обрывок записки, который показал нам инспектор, я ясно понял, что это часть весьма примечательного документа. Вот он перед вами. Какие мысли возникают у вас при взгляде на него?
– Я чувствую какую-то неправильность, но не могу понять, в чем она заключается, – сказал полковник.
– Дорогой мой, нет ни малейшего сомнения в том, что записку писали два разных человека, – воскликнул Холмс. – Если вы сравните написание буквы «т» в словах «без четверти» и «двенадцать», то сразу отметите разницу. Кроме того: даже при самом беглом анализе вы сможете определить, что слово «узнаете» писала более твердая рука, чем «можно».
– В самом деле, это же ясно как день! – вскричал полковник. – Но зачем им было писать записку столь странным способом?
– Они знали, что затевают неправедное дело, и хотели полностью поделить ответственность. Однако мне совершенно ясно, что человек, писавший «без четверти», был зачинщиком.
– Как вы это определили?
– Мы можем сделать этот вывод, сравнив почерки. В пользу этого предположения говорят и другие особенности. Если вы вглядитесь внимательнее, то наверняка заметите, что более сильный человек писал слова первым, оставляя место для второго. Видите, второму с трудом удавалось втиснуть слова в оставленные для него пропуски. И тот, кто писал слова первым, вне всякого сомнения, спланировал преступление.
– Изумительно! – воскликнул мистер Эктон.
– Это мелочь, которая лежит на поверхности. А теперь я, с вашего позволения, перейду к тому, что действительно важно. Вы, возможно, не знаете, что хороший специалист может по почерку определить возраст писавшего. Как правило, ошибка составляет не более десяти лет. Разумеется, тяжелая болезнь и физическая немощь могут «состарить» рисунок письма. Но в нашем случае, глядя на этот уверенный размашистый почерк человека, писавшего первым, и ломаные, однако вполне разборчивые буквы второго – хотя, как вы можете заметить, в некоторых из них он уже забывает ставить черточки, – я со значительной долей уверенности могу сказать, что первый – человек молодой, а второй – в годах, но отнюдь не дряхлый.
– Блестяще! – снова воскликнул мистер Эктон.
– Есть еще одна тонкость, и весьма интересная. Почерк этих двух людей во многом схож; в нем четко прослеживается фамильное сходство. Ну например, оба они пишут «е» как греческую букву «эпсилон», есть и другие отличительные черты. Я ни на йоту не сомневаюсь в том, что два человека, написавшие эту записку, состоят между собой в кровном родстве. Разумеется, я обрисовываю вам лишь некоторые выводы, которые напрашиваются при изучении этой бумаги. Для себя я отметил целых двадцать три пункта, но они представляют интерес только для специалистов. Главное же то, что все они подтверждают мое заключение относительно того, что авторами записки являются отец и сын Каннингемы.
Утвердившись в этом мнении, я начал детально изучать все обстоятельства, связанные с преступлением. Первым делом мы с инспектором направились к Каннингемам – я хотел увидеть место действия своими глазами. При осмотре тела я сразу установил, что кучер был убит выстрелом из револьвера с расстояния примерно четырех ярдов. Следов пороха на одежде не было. Из этого следовал вывод, что Алек Каннингем солгал, сказав, что выстрел раздался в тот момент, когда мужчины боролись. Опять же отец и сын указали одно и то же место, где преступник выскочил на дорогу. В этом месте проходит широкая сырая канава. Не обнаружив никаких следов на дне этой канавы, я абсолютно уверился, что Каннингемы и здесь погрешили против истины: на территорию поместья не проникали посторонние люди.
Оставалось только понять мотивы этого загадочного преступления. Но прежде я попытался разобраться в причинах абсурдного ограбления мистера Эктона. Со слов полковника, я уже знал, что между вами и мистером Каннингемом тянулась судебная тяжба. Естественно, мне сразу пришла в голову мысль: противники мистера Эктона пробрались к нему в дом, чтобы похитить документ, который мог повлиять на исход дела.
– Именно так, – закивал мистер Эктон, – нет никакого сомнения относительно их намерений. У меня есть все основания претендовать на половину их поместья, но если бы им удалось завладеть одним документом – к счастью, хранится он в сейфе моего поверенного, – мне вряд ли удалось бы выиграть это дело.
– Вот то-то и оно! – сказал, улыбаясь, Холмс. – Я полагаю, они решились на этот дерзкий и безрассудный поступок по настоянию молодого Алека. Не сумев найти нужную бумагу, они решили обставить свой визит как банальное ограбление и похватали первое, что попалось им под руку. Это мне было понятно, однако многое еще оставалось неясным. Нужно было найти недостающую часть записки. Я подозревал, что именно Алек Каннингем вырвал ее из рук Уильяма Кирвана и сунул в карман своего халата. А куда еще он мог ее деть? Вопрос: не успел ли он избавиться от нее? Чтобы проверить эту догадку, я и организовал поход домой к Каннингемам.
Хозяева присоединились к нам, как вы помните, у дверей кухни. Мне было очень важно, чтобы Алек не вспомнил о существовании записки, иначе он без промедления уничтожил бы ее. И когда инспектор начал объяснять, какое большое значение мы придаем этой улике, мне не оставалось ничего иного, как изобразить припадок и тем самым изменить направление беседы.
– Боже милостивый! – смеясь, воскликнул полковник. – Уж не хотите ли вы сказать, что притворялись и мы напрасно растрачивали на вас свое сочувствие?
– Как профессионал могу сказать, что он изобразил нервический приступ чрезвычайно натурально, – вскричал я, изумленно глядя на человека, который всякий раз поражал меня новыми гранями своей личности.
