Гилберт Честертон - Бэзил Хоу. Наши перспективы (сборник)
– Мистер Флери! – выдохнула Гертруда и дернулась вперед, крепко схватив его за руку. В ответ он снова рассмеялся. Им уже овладел спортивный азарт, кроме того, Люсьен отнюдь не собирался угождать девичьим капризам. Он мягко высвободил руку и отстранился, по-прежнему сжимая ружье. Гертруда беспомощно раскачивалась на месте, как тростник, и слабым голосом звала его сестру и своих:
– Маргарет… Сесиль… ради всего святого, остановите это.
– Что остановить? – недоуменно спросила Сесиль.
– Твой брат… Птичка… – только и смогла выдавить из себя Гертруда, не в силах оторвать скованного ужасом взгляда от происходящего.
Резкая судорога скорее боли, чем ярости, на мгновение изменила черты Хоу, и, надвинув шляпу на глаза, он быстро подошел к Люсьену и что-то сказал ему. Слов не было слышно, но, глядя на то, как две тонкие темные фигуры стояли друг перед другом на фоне неба, девушки, казалось, наблюдали столкновение двух воль и чувствовали, как унаследованные от многих поколений средневековых графов бешеные аристократические инстинкты бойца и охотника отступили перед расторопностью и добытыми нелегким опытом навыками представителя образованного среднего класса. Было видно, как Хоу говорил что-то непривычно медленно и сурово, а Люсьен отвечал злобным и высокомерным смехом. Затем Хоу поклонился, Люсьен закинул ружье за плечо, и они вернулись к остальным. Гертруда стояла, потрясенная, залившись краской до корней волос, лишь сверкали белоснежные зубы и изумрудные глаза. Предмет ее поклонения только что вознесся на самый высокий из возможных пьедесталов.
Когда сразу же после этого эпизода компания отправилась в обратный путь, беседа Хоу с Гертрудой и прочими оживилась, сделавшись разнообразнее и фантастичнее, чем когда-либо прежде. Он сыпал феерическими замечаниями с поистине зверской энергией. Мы можем привести здесь лишь незначительные обрывки, которые сохранила память Гертруды. Так или иначе компания была поглощена спором о животных, и Маргарет (она увлекалась также и естественными науками) обратила внимание собеседников на деятельно копошащийся муравейник:
– Боже мой! Они, должно быть, убежденные мальтузианцы! – огорченно воскликнул Хоу. – “Пойди к муравью”, как заметил на старости лет его величество царь Соломон[14], что, я полагаю, является арамейским эквивалентом выражения “разрази тебя гром”. Деликатные израильтяне в таких случаях предпочитали послать в Иерихон.
– “Пойди к муравьям”, следовало бы сказать, – заметила Маргарет. – Едва ли можно найти где-нибудь одинокого муравья.
– Так и было бы сказано, можете быть уверены, если бы к моим советам прислушивались. Но, откровенно говоря, я не создавал Книгу Притчей, и слухи, приписывающие мне авторство, совершенно беспочвенны. Правильнее было бы сказать, что я несколько переработал ее и улучшил.
– Теперь-то все правильно, не так ли? – сказала Гертруда, глядя на него то ли шутливо, то ли серьезно.
– О да, – весело ответил он после некоторой запинки. – У меня, собственно говоря, осталось только одно пожелание. Но я о нем умолчу, покуда не явились в полях кони бледны, а в застекленных окнах – молодая луна. А сейчас, мисс Грэй, – сказал он, вдруг, к всеобщему удивлению, остановившись у изгороди в том месте, откуда вел кратчайший путь к станции, – выражаясь витиевато, до свидания.
– Куда же вы? – воскликнула Маргарет, в упор глядя на него. – Почему вы здесь остановились?
– Потому что я намереваюсь перебраться на ту сторону, как сказал один ластоногий шутник любознательному путешественнику. Что же до того, куда именно я направляюсь, я сам это не вполне представляю. Быть может, к тому самому Великому Пределу, впрочем, это не важно. Иными словами, я отправляюсь в Лондон.
– В Лондон… вы? – в один голос воскликнули Маргарет и Сесиль. Гертруда, стоявшая позади них, смертельно побледнела, ее прелестные черты под буйными рыжими прядями казались вырезанными из слоновой кости. Хоу протянул ей руку. Взгляд ее необыкновенных зеленых глаз уцепился за что-то и стал вдруг решительным.
– Мистер Хоу, – проговорила она, не дыша и очень-очень тихо, – что вы сказали мистеру Флери?
– Он сам вам об этом расскажет, – ответил Хоу, вздрогнув, как будто она попала в самую точку.
Люсьен был не особенно скрытен, и вскоре она выяснила, что Хоу, зная, что слово на него не подействует, пригрозил ударить его. Они рассорились, и Хоу отправился собирать чемодан.
После Гертруда страстно лелеяла воспоминания о том, как ее герой бестрепетно пошел ради нее на великую жертву, но в тот момент она вряд ли это осознавала. Весь мир в мгновение померк для нее.
– Прощайте, мисс Грэй, – сказал Хоу Маргарет. – Прощай, Сесиль, мои каникулы окончены.
– Какая жалость! – ответила Маргарет, искренне, почти с горячностью, ибо здравый смысл и чувство юмора помогли ей по достоинству оценить этого, как она выражалась, “субъекта”. Хоу посмотрел на нее, и его обеспокоенный взгляд наконец прояснился.
– Я верю, что сейчас вам действительно жаль, – медленно проговорил он. – Но скоро мы все это изменим. Прощайте!
Он с чувством, почти нежно пожал руки Маргарет и Сесиль, крепко пожал холодную руку Гертруды, после чего с удивительным проворством перемахнул через изгородь и поспешно зашагал к станции.
– Очень неожиданный отъезд, – сказала Маргарет. – Наверное, он заберет свои вещи по дороге на станцию. Куда мы теперь направимся? А где же Гертруда? – Но та была рядом, она бродила неподалеку, поддевая песок носком туфли.
– Нам лучше вернуться домой, Гертруда: ты знаешь, Амьены могут зайти к нам на чай. Ты видела их на званом вечере, помнишь темноволосого молодого человека с двумя сестрами?
– Мистер Амьен дурак, – негромко сказала Гертруда.
Люсьен довольно странно и глупо засмеялся, а Маргарет нахмурилась. Гости к чаю не пришли, и Кэтрин, поздно вернувшись домой после нескольких визитов, села за стол в одиночестве, а Гертруда в той же комнате беспокойно ерзала на диване.
– Но почему ты не хочешь прогуляться вместе по реке? – допытывалась Кэтрин. – Погода наверняка будет очень хорошая.
– Наверняка будет дождь, – пробурчала Гертруда. – Ненавижу реку.
– Раньше я этого не замечала, – улыбнулась Кэтрин. – Что с тобой, милая? – добавила она, подходя и садясь рядом. – Ты на нас сердишься?
Но Гертруда вовсе не выглядела сердитой. Ее чувства как будто умерли: она видела происходящее вокруг с мрачной и прозаической отчетливостью.
– Нет, – грубо ответила она. – Ничего мне от вас не нужно. – И смяв покрывало, зарылась лбом в подушки.
– В таком случае, – сказала ее сестра с мягким достоинством, – ты могла бы пойти с нами… Но что с тобой, Гертруда?
Гертруда обернулась на раздавшийся откуда-то шорох и почувствовала, как белоснежная лапка дотронулась до ее щеки, а затем послышалось “мяу”. Она позволила Роберту Элсмеру пробраться к ней и прижалась к нему головой среди подушек. Его шерсть смешалась с бурей рыжих волос, и тишину нарушил неожиданный и от этого особенно резкий приступ рыданий. Кэтрин в недоумении покинула комнату, из которой долго еще доносились душераздирающие звуки.
Книга вторая
Глава 1
Валентин Амьен
В изящной, оформленной в красно-коричневых тонах столовой одного из домов лондонского Вест-Энда сидели, потягивая кофе, два молодых человека в вечерних костюмах. Один из них был одет с учетом всех новейших причуд моды; он был похож на столь распространенные ныне технические новинки, которые снабжают самыми последними усовершенствованиями, к таковым относилась, в частности, тончайшая полоска усов. Но, несмотря на этот завершающий штрих, на весь лоск и глянец, которыми одарили его шесть легкомысленных лет, это был все тот же Люсьен Флери, щебетавший о своей очередной бессмертной страсти сидевшему напротив него собеседнику. Тот был изящным, темноволосым, апатичным молодым человеком с по-юношески пухлым овалом лица и раскосыми черными глазами, придававшими ему сходство с китайцем, что иногда случается с молодыми французами. Французский кузен Люсьена по имени Валентин Амьен был, тем не менее, во многих отношениях таким же англичанином в своих привычках и взглядах, как любой подлинный британец, презирающий все, чего не понимает. Люсьен почти не знал его, хотя много лет назад встречался с ним и его сестрами на море. Они запомнились ему мягкими и искренними людьми, и эти качества читались в безучастных, на первый взгляд, черных глазах молодого гостя.
– Так вы прежде уже встречали этих молодых дам? – говорил Люсьен, опуская в свой кофе очередной кусочек сахара.
– Да, – отвечал Валентин, приподнимая брови. – Как ни странно, я случайно познакомился с ними тогда же, когда впервые встретился с вами. Не знаю, помните ли вы тот день. Мы все отдыхали на море, пять или шесть лет назад. Они были так любезны, что пригласили меня на вечер. Я танцевал с одной из них, старшей, и сполна заразил ее собственной неуклюжестью и стеснительностью. Там был еще, помнится, один весьма странный тип, немало меня повеселивший. Никогда не думал, что встречусь с ними снова. Очень милые люди, мне показалось.
