Современная комедия - Джон Голсуорси
V
Знаменательный день
В день суда Сомс проснулся в доме Уинифрид на Грин-стрит и сразу почувствовал какое-то болезненное нетерпение. Поскорей бы наступило завтра!
Встречи с «очень молодым» Николасом Форсайтом и сэром Джемсом Фоскиссоном возобновились, и было окончательно решено повести атаку на современные нравы. Фоскиссон был явно заинтересован: может, у него свои счеты с современными нравами, – и если покажет себя хотя бы вполсилы старика Бобстэля, который только что, восьмидесяти двух лет от роду, опубликовал свои мемуары, то эта рыжая кошка не выдержит и проговорится. Накануне Сомс отправился в суд посмотреть на судью Брэна и вынес благоприятное впечатление: ученый судья хотя и был моложе Сомса, но выглядел достаточно старомодным.
Почистив зубы и причесавшись, Сомс прошел в соседнюю комнату и предупредил Аннет, что она опоздает. В постели Аннет всегда выглядела очень молодой и хорошенькой, и хотя ему это нравилось, простить ей этого он не мог. Когда он умрет – так лет через пятнадцать, – ей не будет еще шестидесяти, и, пожалуй, она проживет после него годиков двадцать.
Добившись наконец того, что она проснулась и сказала: «Успеешь еще поскучать в суде, Сомс», – он вернулся в свою комнату и подошел к окну. В воздухе пахло весной – даже обидно! Он принял ванну и тщательно выбрился; брился осторожно: не подобает являться в суд с порезанным подбородком! – затем заглянул к Аннет, чтобы посоветовать ей одеться поскромнее. На Аннет было розовое белье.
– Я бы на твоем месте надел черное платье.
Аннет посмотрела на него поверх ручного зеркала.
– Кого ты прикажешь мне соблазнить, Сомс?
– Конечно, эти люди явятся со своими друзьями; все, что бросается в глаза…
– Не беспокойся, я постараюсь выглядеть не моложе своей дочери.
Сомс вышел. Француженка! Но одеваться она умеет. Позавтракав, он отправился к Флер. С Аннет остались Уинифрид и Имоджин – они тоже собирались в суд, точно в этом было что-нибудь веселое!
Элегантный, в цилиндре, он шел по Грин-парку, репетируя свои показания. Почки еще не налились – поздняя весна в этом году! И королевской семьи нет в городе. Он мельком взглянул на скульптуру перед Букингемским дворцом: мускулистые тела, большие звери – символ империи! Все теперь ругают и это, и памятник принцу Альберту, а ведь они связаны с эпохой мира и процветания, и ничего в них современного… Потом узким переулком, где пахло жареной рыбой, он пробрался на тихую Норт-стрит и долго смотрел на церковь Рена, приютившуюся среди чистеньких небольших домов. Он никогда не заглядывал ни в одну церковь, кроме собора Святого Павла, но, созерцая их снаружи, обычно набирался бодрости. Постройки все крепкие, не кричащие, вид у них независимый. На Саут-сквер он свернул в несколько лучшем настроении. В холле его встретил Дэнди. Сомс не питал страсти к собакам, но солидный, толстый Дэнди нравился ему гораздо больше, чем тот китайский недоносок, которого Флер держала раньше. Дэнди – собака с характером властным и настойчивым; уж он-то не проболтался бы, если б его вызвали свидетелем! Подняв голову, Сомс увидел Майкла и Флер, спускавшихся по лестнице. Окинув беглым взглядом коричневый костюм Майкла и галстук в крапинку, он впился глазами в лицо дочери. Бледна, но, слава богу, ни румян, ни пудры, и губы не подкрашены, ресницы не подведены. Прекрасно загримирована для своей роли! Синее платье выбрала с большим вкусом – вероятно, долго обдумывала. Желание подбодрить дочь заставило Сомса подавить беспокойство.
– Пахнет весной! – сказал он. – Ну что ж, едем?
Пока вызывали такси, он пытался рассеять ее тревогу.
– Вчера я пошел поглядеть на Брэна; он очень изменился за то время, что я с ним знаком. Я один из первых стал поручать ему дела.
– Это плохо, сэр, – сказал Майкл.
– Почему?
– Он побоится, как бы его не сочли благодарным.
Острит, как всегда!
– Славный народ наши судьи, – сказал Сомс.
– Не сомневаюсь, сэр. Как вы думаете, он когда-нибудь читает?
– Что вы хотите сказать? Что читает?
– Романы. Мы вот, в парламенте, не читаем.
– Романы читают только женщины, – сказал Сомс и пощупал платье Флер. – Материя тонкая – надень мех.
Пока Флер ходила за мехом, Сомс спросил Майкла:
– Как она спала?
– Лучше, чем я, сэр.
– Это хорошо. А вот и такси. Держитесь подальше от этого шотландца.
– Да ведь я его каждый день вижу в палате.
– Ах да, – сказал Сомс. – Я забыл. Кажется, там вы на такого рода вещи внимания не обращаете.
И, взяв под руку дочь, повел ее к автомобилю.
– Интересно, придет ли Блайт? – проговорил Майкл, когда они проезжали мимо редакции «Аванпоста».
Никто не ответил, и разговор иссяк.
Вид у здания суда был обычный, к подъезду спешили люди в черном и синем. Тараканы! – сказал Майкл.
В ответ на это сравнение Сомс толкнул его локтем; ему все это было так знакомо – гулкие залы, темные лестницы, душные коридоры.
Они приехали слишком рано, поэтому по лестнице поднимались медленно. В сущности, какой идиотизм! Вот они явились сюда – они и их противники, – чтобы получить… что? Сомс удивлялся самому себе. Как он не настоял, чтобы Флер извинилась? Когда дело касалось других, вся судебная процедура казалась вполне естественной и разумной, но сейчас в это была замешана его дочь. Он быстро повел ее мимо клерков и свидетелей к дверям зала. Несколько слов вполголоса швейцару – и они вошли, сели. «Очень молодой» Николас был уже на месте, и Сомс устроился так, чтобы между ними оказался
