Вздор - Уильям Вудворд
Майкл снял со стула фрачную рубашку и пару бальных туфель и сел.
– Из-за чего сейчас волнуются газеты?
– Хэ-э! Бинго помахал рукой с жестом отчаяния. Я опять попал в историю. Какая-то девушка, почти совсем мне незнакомая, обвиняет меня в нарушении обещания. Вот вам крест, – я здесь ни в чем не повинен. – Он торжественно перекрестил указательным пальцем подсолнечник, находящийся как раз над левой стороной груди. Это просто шантаж!
– Ну, пусть она и делает, что ей заблагорассудится, – заявил Майкл. – Если у нее нет никаких доказательств, вы легко выиграете дело в суде.
– Вы так думаете? – Бинго посмотрел цинично, насколько это ему позволяли его смеющиеся голубые глаза и ребяческое выражение лица. – Вы – великий философ, мой милый Майкл, но вы не знаете суда присяжных. У меня уже было перед этим два случая обвинения в нарушении обещания, и, ей-богу, никогда в жизни я не стану никому делать предложения выйти за меня замуж. Если когда-нибудь девушка коснется в разговоре со мной этого вопроса, я обращусь в бегство, как трусливый заяц. Я самый заядлый противник брака!
Он выскочил из постели и направился в ванную.
– Ну, а почему не откупиться от девушки? – спросил Майкл. – Это был бы, по-моему, самый простой способ от нее отделаться.
– Конечно! Вы как раз попали в точку. Мы это и намереваемся сделать. Мой опытный адвокат м-р Кэсвел из фирмы «Кэсвел, Риплэй, Хэнт, Мур и Мэстин» именно это и должен сделать в своей конторе сегодня в полдень. Она требует сто тысяч долларов, мы предлагаем ей десять и поднимаем до двадцати. Знаете, вроде того, как это бывает в игре в покер. Кэсвел говорит, что ее адвокат – специалист по шантажным делам и обыкновенно берет десять тысяч за шантаж. Ну, значит, и девушка получит десять. Вот и все.
– Все идет, как по маслу, – заметил Майкл.
– Ну, а газеты… – жаловался Бинго. – Что же нам сделать с этими молодцами, что дожидаются внизу? Если я не повидаюсь с ними, они все-таки что-нибудь да напишут. А если я повидаюсь, они напишут еще больше.
2
Бинго Эллерман был хорошим сырым материалом для газет за последние десять лет. Они смотрели на него, как на верный источник дохода в тяжелые времена.
– Я не забочусь о себе, – продолжал он. – Это, видите ли, скверно отзывается на живущих в Доббс-Ферри. В особенности на моей мачехе. Она – добрая душа, несмотря на все свое чертовское самолюбие, а я порчу ей все ее расчеты. Молодой человек не может все время думать только о самом себе. Это, видите ли, непорядочно. Если только часть всей этой истории попадет в газеты, в Доббс-Ферри будет ужасно тяжелое настроение.
– Идите и принимайте вашу ванну, а я пока обо всем этом подумаю, – сказал Майкл. – Я соображу, что тут…
– Это верно! – воскликнул Бинго с энтузиазмом. – Пошевелите своими старыми мозгами. Вы найдете выход.
Он ушел в ванную, насвистывая. Затем послышался звук воды, льющейся из крана, и мгновение спустя Бинго высунул в дверь свое намыленное лицо и закричал:
– Эй, Майк! Я очень рад, что вы попали ко мне как раз в этот момент. Мне нужна ваша поддержка. Вы думаете о том, каким способом освободиться от репортеров и не допустить опубликования всей этой истории в газете?
– Я уже придумал способ, – крикнул ему Майкл в ответ. Приходите сюда, и я вам расскажу! Бинго закончил свое пребывание в колледже на последнем месяце второго курса. – «Я дьявольски был рад, что это случилось именно тогда, – говорил он с неисправимым оптимизмом. Все знают, что два последних года – самые трудные».
Случилось это так: у Бинго явилась мысль нанять катафалк. Такой поступок вполне естественен для молодого человека с неограниченными средствами, и в поступке действительно нет ничего дурного; только умы, извращенные условностями, могут находить в нем что-нибудь предосудительное. Катафалки отдаются в наймы, а деньги существуют для того, чтобы их тратить. Сопоставьте эти два факта. Бинго не только нанял катафалк, но взял на прокат гроб на один день. Затем он лег в гроб и приказал везти катафалк с находящимся на нем его гробом по городу. Человек пятнадцать-двадцать товарищей по колледжу, с крепом на рукавах, тянулись печальными рядами за катафалком. Полисмены расчищали на перекрестках дорогу для процессии, и народ стоял в почтительном молчании. Похоронный кортеж, наконец, остановился перед рестораном; осторожно сняли гроб и внесли его внутрь помещения. Один из студентов прикрепил к катафалку плакат, на котором черным по белому стояло:
ПОДОЖДИТЕ, ПОКА ПОКОЙНИК ВЕРНЕТСЯ, – ОН ЗАШЕЛ В БАР ВЫПИТЬ.
У третьего бара процессия так увеличилась, что трамваи не могли двигаться, полиция старалась оттеснить толпу. И распространился слух, что ни более, ни менее, как сам Вилльям Дженнингс Брайан [Недавно умерший государственный деятель Соединенных Штатов, лидер антиалкогольной кампании, приведшей к изданию закона о запрещении продажи спиртных напитков] найден пьяным в баре.
Но вот мы видим худощавого, одетого в сюртук человека средних лет, пробивающего себе путь через толпу. Как полагается, на ловца и зверь бежит. Джентльмен в сюртуке и с седыми бакенбардами оказывается ректором университета, совершающим свою обычную утреннюю субботнюю прогулку. Снедаемый до мозга костей любопытством, он достиг двери бара как раз в тот момент, когда печальные студенты несли находящегося в гробу товарища обратно к катафалку.
Так Бинго потерял возможность стяжать академические лавры. Его друзья сделали все, что могли, для его спасения. Властям указывалось на то обстоятельство, что ректор университета сам был автором «Оценки жизни и творчества Эдгара Аллана По», но власти отвечали, что это обстоятельство не имеет никакого отношения к данному случаю. Приблизительно с этого времени и завязалась интимная связь Бинго с газетами. Они обычно печатали сообщения о его подвигах на первой странице, а однажды ему даже была посвящена передовица.
Кроме обыкновенных катастроф при автомобильных пробегах, потерь и выигрышей на бегах и скачках, неприятности возникали главным образом от его готовности жениться почти на каждой первой встречной. К двадцативосьмилетнему возрасту он приобрел себе такую славу, что все девицы от Бостона до Питтсбурга рассказывали о нем друг другу на сон грядущий, как о сказочном людоеде. Его последняя «история» – не та, которая теперь интересовала репортеров, а та, что произошла перед этим, – отличалась необычайной сложностью в деталях, но в общих чертах представлялась в таком виде: он сделал предложение одной маникюрше и, когда был уже с ней помолвлен, встретил на футбольном матче другую даму, коей так увлекся, что женился на ней в тот же день. Когда это обнаружилось, обманутая девушка подала на него в суд за нарушение обещания, а он стал добиваться аннулирования своего брака с другой дамой, причем адвокат доказывал, что его клиент был пьян, когда ответчица поймала его на удочку.
Во время процесса были зачитаны его письма к девушке-маникюрше. В течение недели, пока длился процесс, нью-йоркские театры дали самый низкий сбор за все время своего существования. Стихотворение, написанное Бинго своей возлюбленной, вошло в репертуар той недели. Вот оно:
Ох, я приуныл, дорогая,
Когда думаю о том, что наделал.
Сердце мое леденеет,
И мне плохо, как жалкому гунну.
Но когда мы расстались сегодня,
Дал я клятву себе, дорогая,
Жить иначе – как ты мне сказала –
На вокзале Центральной дороги.
В народных клубах и в аристократических домах Нью-Йорка и Уэтчестерского графства все твердили потихоньку друг другу:
Ох, я приуныл, дорогая…
всякий раз, как появлялся кто-нибудь из Эллерманов.
Стих:
И мне плохо, как жалкому гунну.
был включен в классический жаргон во время игры в гольф.
Среди хорошо
