Артур Шницлер - Жена мудреца (Новеллы и повести)
Казанова хотел было сразу же засесть за работу, но вдруг вспомнил, что нарочный ждет ответа. Он быстро набросал письмо этому старому дуралею Брагадино - письмо, преисполненное лицемерного смирения и лживого восхищения: он с радостью и благодарностью принимает милость Высшего Совета и ожидает обратной почтой векселя, чтобы, по возможности скорее, припасть к стопам своих благодетелей - и прежде всего к стопам высокочтимого друга своего отца, Брагадино.
Когда Казанова запечатывал письмо, в дверь тихо постучали; вошла старшая, тринадцатилетняя дочурка Оливо: ей поручено передать, что все общество уже в сборе и с нетерпением ждет шевалье, чтобы начать игру. Глаза ее странно блестели, щеки горели, густые, по-женски причесанные волосы отливали у висков синевой; детский рот был полуоткрыт.
- Ты пила вино, Терезина? - спросил Казанова, подойдя к ней.
- Правда! А вы сразу заметили, шевалье? - Она еще пуще покраснела и, смутясь, провела кончиком языка по нижней губе.
Казанова схватил ее за плечи, дохнул ей прямо в лицо, привлек к себе и бросил на кровать; она смотрела на него широко раскрытыми беспомощными глазами, в которых погас блеск; но когда она открыла рот, чтобы закричать, Казанова взглянул на нее так свирепо, что она почти замерла и во всем ему уступила. Он целовал ее нежно и страстно и шептал:
- Ты не должна рассказывать об этом аббату, Терезина, даже на исповеди; и когда потом у тебя будет любовник, или жених, или даже муж, ему тоже ни к чему это знать. Ты вообще должна всегда лгать; даже отцу с матерью и сестрам, чтобы тебе хорошо жилось на свете. Запомни это.
Он кощунствовал, а Терезина, должно быть, приняла его слова за благословение, ибо взяла его руку и благоговейно ее поцеловала, как руку священника. Он громко рассмеялся.
- Пойдем, - сказал он потом, - пойдем, моя малютка-жена, мы явимся в залу рука об руку!
Она, правда, немного жеманилась, но улыбалась, не выражая неудовольствия. Они вовремя вышли из комнаты, так как по лестнице, запыхавшись и нахмурив брови, поднимался Оливо, и Казанова тотчас понял, что его могли смутить грубоватые шутки маркиза или аббата насчет долгого отсутствия дочки. Оливо сразу повеселел при виде Казановы, который стоял на пороге, держа как бы в шутку под руку девочку.
- Извините, дорогой Оливо, что я заставил себя ждать. Мне нужно было закончить письмо. - Как бы в доказательство он протянул письмо Оливо.
- Возьми его, - приказал Оливо Терезине, приглаживая ее слегка растрепавшиеся волосы, - и отнеси посыльному.
- А вот, - прибавил Казанова, - два золотых, передай их ему и скажи, чтобы поторопился: письмо еще сегодня должно непременно уйти из Мантуи в Венецию, а мою хозяйку пусть предупредит, что я... вернусь сегодня вечером.
- Сегодня вечером? - воскликнул Оливо. - Это невозможно!
- Ну, посмотрим, - снисходительно проговорил Казанова. - А вот и тебе золотой, Терезина... - И, не слушая возражений Оливо, продолжал: - Положи его в свою копилку, Терезина; письмо, которое ты держишь в руках, стоит не одну тысячу дукатов.
Терезина убежала, а Казанова с довольным видом кивнул головой; его особенно забавляло, что на глазах у отца он платит за благосклонность девчонке, чья мать и бабушка тоже принадлежали ему.
Когда Казанова вошел с Оливо в залу, игра уже началась. Он весело, но с достоинством ответил на всеобщие радостные приветствия и сел против маркиза, державшего банк. Окна в сад были открыты. Казанова услышал приближающиеся голоса. Мимо окна прошли Марколина с Амалией, заглянули мельком в залу и исчезли. Пока маркиз сдавал карты, Лоренци с величайшей учтивостью обратился к Казанове:
- Воздаю вам должное, шевалье, вы были осведомлены лучше меня: наш полк в самом деле уже завтра перед вечером выступает в поход. Маркиз казался удивленным.
- И вы только сейчас нам об этом сообщаете, Лоренци?
- Не так уж это важно!
- Для меня - нет, - проговорил маркиз, - но для моей супруги - весьма! Вы не находите? - И он засмеялся хриплым отталкивающим смехом. - Впрочем, это не лишено важности и для меня! Я ведь проиграл вам вчера четыреста дукатов, а отыграться, пожалуй, уже не будет времени.
- Лейтенант обыграл также и нас, - заметил младший Рикарди, а старший, молчаливый, посмотрел через плечо на брата, стоявшего, как и вчера, у него за спиной.
- Удачу и женщин... - начал аббат.
- Кто умеет, приневолит, - кончил вместо него маркиз.
Лоренци небрежно высыпал перед собой золотые монеты.
- Вот они. Если желаете - все на одну карту, чтобы вам не пришлось долго гнаться за своими деньгами, маркиз!
Казанова почувствовал вдруг к Лоренци какую-то безотчетную жалость; будучи довольно высокого мнения о своем даре предвидения, он был убежден в том, что лейтенант будет убит в первом же предстоящем ему сражении. Маркиз не согласился на такую высокую ставку; Лоренци не настаивал; игра, в которой, как и накануне, участвовали скромными суммами все присутствующие, продолжалась вначале при умеренных ставках. Но спустя четверть часа они повысились; а в течение следующих пятнадцати минут Лоренци проиграл маркизу свои четыреста дукатов. К Казанове счастье, казалось, было равнодушно; он выигрывал, проигрывал и опять выигрывал, с до смешного правильным чередованием.
Лоренци вздохнул с облегчением, когда его последний золотой перешел к маркизу, и встал из-за стола.
- Благодарю вас, господа. Сегодняшняя игра, - он запнулся, - надолго будет для меня последней в этом гостеприимном доме. А теперь, многоуважаемый господин Оливо, позвольте мне проститься с дамами, прежде чем отправиться верхом в город, куда мне хотелось бы попасть еще до захода солнца, чтобы снарядиться в завтрашний поход.
"Наглый лжец! - подумал Казанова. - Ночью ты будешь опять здесь, у Марколины!" В нем снова вспыхнула ярость.
- Как? - воскликнул маркиз с неудовольствием. - До вечера еще далеко, а игра прекращается? Если желаете, Лоренци, можно послать моего кучера домой, он передаст маркизе, что вы опоздаете.
- Я еду в Мантую, - нетерпеливо возразил Лоренци.
Не обратив на его слова никакого внимания, маркиз продолжал:
- Времени еще достаточно, выкладывайте собственные свои золотые, как у вас их ни мало. - И он бросил Лоренци карту.
- У меня нет больше ни одного, - устало ответил тот.
- Невероятно!
- Ни одного, - повторил Лоренци с видимым отвращением.
- Пустяки! - воскликнул маркиз с неожиданной любезностью, производившей довольно неприятное впечатление. - Вот вам десять дукатов в долг, а если понадобится, то могу дать и больше.
- В таком случае я ставлю дукат, - сказал Лоренци и взял карту. Она была бита картой маркиза.
Лоренци продолжал игру, словно это само собой разумелось, и вскоре задолжал маркизу сто дукатов. Банк перешел к Казанове, которому везло еще больше, чем маркизу. Игра опять превратилась в схватку между тремя партнерами, но сегодня этому покорились даже братья Рикарди; наравне с аббатом и Оливо они оставались изумленными зрителями. Никто не произносил ни слова, говорили только карты, но говорили достаточно ясно. По воле случая, все наличные деньги стеклись к Казанове, и спустя час он выиграл у Лоренци две тысячи дукатов, которые полностью уплатил из своего кармана маркиз, оставшийся без единого сольдо. Казанова предложил ему взаймы любую сумму. Но маркиз покачал головой.
- Благодарю вас, - сказал он, - теперь довольно. Для меня игра закончена.
Из сада доносились возгласы и смех детей. Казанова различил голос Терезины; он сидел спиной к окну и не обернулся. Еще раз, ради Лоренци, сам не зная почему, он попытался уговорить маркиза продолжать игру. Но тот только еще более решительно покачал головой. Лоренци встал.
- Я позволю себе, синьор маркиз, завтра до полудня вручить вам в собственные руки деньги, которые я вам задолжал.
Маркиз отрывисто рассмеялся.
- Любопытно, где вы их раздобудете, синьор лейтенант Лоренци. Ни в Мантуе, ни где-либо в другом месте не найдется человека, который ссудил бы вас и десятью дукатами, не говоря уже о двух тысячах, в особенности сегодня, коль скоро вы завтра выступаете в поход; неизвестно еще, вернетесь ли вы.
- Вы получите свои деньги завтра в восемь утра, синьор маркиз... Честное слово!
- Ваше честное слово, - холодно проговорил маркиз, - не стоит в моих глазах и одного дуката, тем более двух тысяч.
Все затаили дыхание. Однако Лоренци ответил, по-видимому, без большого волнения:
- Вы дадите мне удовлетворение, синьор маркиз!
- С удовольствием, синьор лейтенант, - ответил маркиз, - как только вы уплатите долг.
Оливо, крайне расстроенный, проговорил, слегка запинаясь:
- Я ручаюсь за уплату, синьор маркиз. К несчастью, у меня нет такой суммы наличными, чтобы немедленно... но мой дом, мои владения... - И он неловким движением обвел вокруг себя рукой.
- Я не принимаю вашего поручительства, - сказал маркиз, - так как желаю вам добра, вы потеряли бы свои деньги.
