Карел Чапек - Мать
Петр. Эту бойню устроили вы, Корнель!
Корнель. Нет, не мы, Петр. Это вы во всем виноваты, вы со своим анархизмом, со своим сбродом, со своим гибельным пацифизмом.
Петр. Нет, вы - со своими пушками. Это было похуже!
Корнель. Чепуха какая! Что же, по-твоему, мы должны были спокойно смотреть, как вы развращаете народ? Благодарю покорно, только этого недоставало! Счастье еще, что мы не дали вам разложить ядро нашей армии.
Петр. Нет, счастье, что мы научили народ сражаться, не боясь смерти.
К о р н е л ь. Но не научили его повиноваться.
Петр. Да, вам он повиноваться не будет. После войны увидишь...
К о р н е л ь. Станет кто-нибудь после войны заниматься вашими бессмысленными утопиями!
Петр. Станет, мой милый! Именно тогда-то и станет! Раз народ получил в руки оружие... Тут только и обнаружится, какую пользу принесла эта война.
К о р н е л ь. Слушай, Петр, если кто выиграет в этой войне, так это нация. Сильная, дисциплинированная, осознавшая себя нация. Поэтому я благословляю войну. Она положит конец этой глупой и вредной болтовне о новом, лучшем устройстве мира.
Мать. Дети, дети, вы еще спорите? Как вам, право, не стыдно: оба из-за этого погибли, а вам все мало? Что подумает о вас дедушка?
Дед. Я в этих вещах, дочка, не разбираюсь. Видно, молодая кровь...
Петр. Прости, мама, но пока живут наши идеи... пока не победило то дело, за которое мы боролись... до тех пор немыслимо быть равнодушным даже после смерти.
О н д р а. Ведь мы еще продолжаем борьбу, мамочка. За правду, за народ, за человечество - каждый за свое. И по-прежнему желаем победы нашего дела. И сейчас рискуем все проиграть - даже после смерти.
Отец (склонившись над штабной картой). Вот на этой линии можно было бы, пожалуй, организовать оборону. Это был бы, мои милые, классический маневр: прочно закрепиться в центре и прорвать неприятельский фронт на фланге. А потом прижать бездельников к морю!
К о р н е л ь. Надо подумать, отец. Для прорыва потребовались бы огромные силы.
Отец. Конечно, друг мой, конечно. Ну, да ведь мы все пойдем, правда?
Мать. Кто это все, Рихард?
Отец. Ну, вообще все, душенька. И мы. Мы тоже.
Мать. Очень вы там нужны!
О н д р а. Больше, чем ты думаешь, мамочка. Народу нужно, чтобы с ним шли его мертвые.
Мать. Для этого-то ему и понадобилось стольких подготовить?
Петр. Видишь ли, мамочка, на этот раз дело касается... нас. Если бы эта война была проиграна... то оказалось бы, что все мы напрасно пожертвовали жизнью; оказалось бы, что все кончено, и от нас, мертвых, ничего не осталось.
Мать. Рихард, дети, вы... вы в самом деле хотите идти?..
И р ж и. Должны, мамочка. Это наша обязанность. Ведь ты же знаешь, что призывают всех. Папа пойдет со своим прежним полком...
Петр. Я хотел бы пойти с добровольцами.
И р ж и. А я... вероятно, буду вместе с летчиками.
Отец. Вот если б Тони попал в мой полк!
Мать. Рихард!..
Отец. А что? Это, душенька, был прекрасный полк. Прославленный полк. В нем всегда было больше всего убитых.
Мать. Так вот зачем вы явились сюда? Я так и думала... Но я вам Тони не отдам! Слышите? Топи не может идти! Не может!
Отец. Очень печально, если это так... Мне было бы ужасно жаль мальчика.
О н д р а. Пойми же, мамочка, Тони чувствовал бы себя страшно униженным, если б был вынужден оставаться дома. Он такой чувствительный... Это для него дело совести.
И р ж и. Как-никак, он... сын майора! Отец пал на поле битвы... как герой. Согласись, мама: ну как может наш брат не явиться на призыв? Это вопрос чести, понимаешь?
Корн ель. Идет бой за родину, мама. Ему необходимо явиться. Это его долг.
Петр. Я тоже прошу тебя, мама. Ты знаешь, я всегда был... да и сейчас остаюсь противником войны. Но такому насилию мы должны дать отпор. Это вопрос принципа.
Мать (оглядывается во все стороны, как затравленная). Так вы хотите, чтоб он тоже погиб? Вы за ним сюда пришли, да? Значит, вы все против меня! Все против меня!..
Отец. Но, душенька, тут нет ничего, что было бы против тебя.
Мать. Есть! И чего только они против меня не выдвинули! Честь! Совесть! Принцип! Долг! Это все, наконец? Больше ничего у вас нет в запасе?
О н д р а. Что ты хочешь этим сказать, мама?
Мать. Вы забыли еще прибавить: "Ты, мамочка, этого не понимаешь. Это мужское дело".
Отец. Ты права, Долорес. Это мужское дело.
Мать. Так... Ну, а я, видите ли, сделала из него... свое женское дело. Свое материнское дело. Мы, как видно... не поймем друг друга, Рихард. И с вами, дети... мне уж тоже не сговориться. Думаю, что нам лучше.прекратить этот разговор.
И р ж и. Но, мамочка...
Мать. Оставьте меня в покое! И... уходите отсюда! Я... я больше не желаю вас видеть. (Отворачивается.)
Пауза. Мертвые растерянно смотрят друг на друга.
О н д р а. Мама нам не доверяет...
Мать. И есть за что, Ондра...
О н д р а. Мы для Тони... дурной пример, правда? Ну, а если то же самое скажет тебе дедушка?..
Дед. Кто? Я?
Все поворачиваются к Деду,
Дед. Мне, знаете ли, ужасно трудно... Я ведь не солдат и не герой... Я даже не помню хорошенько, была ли при мне какая-нибудь война.
Мать. Послал бы ты своего последнего сына на войну, папочка?
Дед. Мы, дочка, жили по старинке. Вы - совсем другие люди. Вы привыкли к войнам и... всяким таким вещам. Один мертвый, тысяча мертвых, сто тысяч мертвых - разве для вас это имеет значение? А мы - куда там! Для нас война была вроде сказки, чем-то таким небывалым...
Мать. Ну, а если б случилась, папочка? Если бы случилась?..
Дед. Погоди, не спеши; мы так дела не решали... гоп-гоп! Понимаешь, мы о войнах больше по книгам знали: ну, учили нас, что смерть за родину славная смерть. Мы, старики, верили этому, детка. Правда, тогда не погибало столько народу, как теперь... это случалось реже, понимаешь? Ну, да мне уж не меняться. Умереть за родину - я бы пошел, детка. Прямо скажу; пошел бы.
Мать. Я верю тебе, папочка. Но послал бы ты на войну своих детей?
Дед. Погоди, это другой вопрос. Ты не путай, я только говорю, что будь я на месте Тони, так пошел бы. Я Старик, дети, да и вообще... особенных геройств за мной не водилось. Ну, а в жизни кое-чего достиг. Считаю, что прекрасную сделал карьеру: такая высокая должность, чины, ордена... Да... Так что я хотел сказать?
Мать. Послал бы ты своих детей на смерть, папочка?
Дед. Ага, так, так!.. Вот, значит, дожил и до самых преклонных лет, достиг всего... и оставил по себе добрую память. Словом - счастливая жизнь. А всетаки иногда думаю: неужели это все?.. Так-то, девочка...
Мать. Что ты хочешь этим сказать? Какое это имеет отношение к Тони?
Дед. Никакого, доченька, никакого. Я только к тому, чтоб ты знала, что такое жизнь. Видишь ли, когда ты должна была родиться, твоей маме... это жизни могло стоить. Я стоял возле нее на коленях, ну, и... страшно мне было совестно. Говорю себе: вот жена всем рискует, чтобы на свет родился ребенок, а я что?.. Так, видишь ли, в том-то цена жизни и заключается, что за нее иной раз платить приходится... даже жизнью самой. Это тоже и женское дело, детка. И так во всем. Если бы за родину жизнью не платили... если бы за честь, за правду, за свободу не платили жизнью, то не была бы им такая огромная, такая страшная цена. Ты... отпусти своего сынишку. Уж так... полагается.
Мать. И больше ты мне ничего не скажешь, папочка?
Дед. Да уж не знаю, что еще, доченька. Хотелось бы мне, видишь ли, хоть как-нибудь полезным быть в этой войне. Если б мог я послать туда хоть одного внука... хоть одного... чтоб не таким уж мертвым, ни на что не годным быть! Конечно, такой старый, мертвый человек, как я, не может много дать...
Мать. Ведь ты моего Тони даже не видел, папочка?! Как ты можешь так говорить?
Дед. Не видел, правда. Но ведь это - мой род. Он пошел бы за всех за нас! Такой хороший, старинный род...
Мать. Нет, папочка, Тони не пойдет!
Дед. Как хочешь, доченька. Обидно только... Такой -хороший род...
Пауза.
Отец. Послушай, душенька, в самом деле! Отпусти мальчика.
Мать. Да ведь ты совершенно не знаешь Тони, Рихард! Ты никогда не брал его на руки, никогда не держал у себя на коленях... Если бы ты знал, какой он был крохотный, когда родился, если б видел эти ручки... Нет, ты не можешь этого понять! Ты бы так не говорил, если б знал его! Тони не может идти. Тони слишком слаб для военной службы. Ты же его знаешь, Ондра; ты врач и можешь рассказать им, каким слабеньким был всегда Тони! Ты сам прописывал ему разные лекарства, помнишь? Ты был ему вместо отца, Ондра; так скажи, скажи им, что Тони не может идти!
Ондра молча пожимает плечами.
Не хочешь говорить? Тогда скажи ты, Иржи! Ты ведь тоже можешь подтвердить... Из всех детей ты был самым большим шалуном... и разве мало ты издевался над Тони за то, что он не умел и не любил шалить? Ты всегда говорил: "Тони - недотрога, Тони - девчонка, Тони - трусишка..." Вспомни, как ты его дразнил! Вот и скажи теперь, Иржи, скажи сам: как такой робкий мальчик пойдет на войну? Можешь ты вообще представить себе Тони с винтовкой?
