Ирвинг Стоун - Происхождение
Рукопись книги "Дождевые черви" Джон Мэррей получил в апреле 1881 года. Книга вышла в свет 10 октября. Две тысячи экземпляров разошлись мгновенно, а к концу года было продано пять тысяч.
О земляных червях заговорили повсюду.
- Надо же, с каким восторгом встретили мою книгу - смех, да и только! - восклицал Чарлз.
Джозеф Гукер, считавшийся одним из самых авторитетных ботаников мира, признавался в письме к Чарлзу: "...по правде говоря, я считал червей самыми беспомощными и безмозглыми тварями на свете. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что у них есть личная жизнь и общественные обязанности! Теперь я буду с уважением относиться даже к тем червям, которые живут у нас в цветочных горшках, и они теперь для меня не просто корм для рыб".
Чарлз не испытывал особого желания затевать новые длительные исследования. Он с большим удовольствием занимался менее значительными проблемами. "Два месяца я изучал воздействие углекислого аммиака на хлорофилл и корни растений, но мне трудно разобраться в этом вопросе: некоторые непонятные явления, которые я наблюдал, я просто не могу объяснить. А только записывать свои наблюдения мне совсем неинтересно".
Он горячо поздравил Гораса и Иду с рождением первого сына. Долго утешал Бернарда, когда его кормилица вышла замуж и уехала. Попросил Уильяма, опытного банкира, заняться денежными делами семьи, оценить стоимость всего имущества и рассчитать, сколько получит каждый из его детей.
Уильям оценил все состояние отца в двести восемьдесят тысяч фунтов стерлингов плюс деньги Эммы. И выработал формулу, по которой каждый сын получал пятьдесят три тысячи фунтов стерлингов, а дочери - по тридцать четыре тысячи. Таким образом, дети Чарлза- были обеспечены на всю жизнь.
Это было его мечтой.
Чарлз не сказал ни Эмме, ни Уильяму, что у него начал слабеть пульс. Френсис повез его в Лондон к доктору Кларку.
- Есть небольшие неполадки, но это не страшно, - сказал им доктор.
Чарлз знал, что это не так, но возражать не стал. Несколько дней спустя, идя в гести к одному из друзей, Чарлз почувствовал себя плохо. Кое-как дотащился до дому, постучал в дверь. Друга дома не оказалось. Дворецкий, видя состояние Чарлза, пригласил войти. Чарлз отказался. Дворецкий спросил, не поискать ли кеб. Чарлз опя1ь отказался.
- Не хочу причинять вам беспокойство.
Не позволил дворецкому проводить себя. И побрел в ту сторону, где легче было найти кеб. Пройдя шагов триста, он пошатнулся и, чтобы не упасть, должен был схватиться за решетку ограды.
Это было начало конца. Но еще не самый конец. Начался сильный кашель, пришлось лечь в постель. Эмма поила его хинином, от которого ему стало лучше. Он не забыл послать Гукеру двести пятьдесят фунтов - Гукер составлял "Индекс" - полный список опубликованных когда-либо названий всех известных растений с указанием их автора и места публикации. Отдал распоряжение душеприказчикам и детям, чтобы они выплачивали Гукеру ежегодно двести пятьдесят фунтов, пока тот не закончит составление "Индекса".
Джордж ходатайствовал о получении места профессора математики и натурфилософии в Кембридже с окладом восемьсот фунтов в год; когда через год он получил это место, Чарлз сказал домочадцам:
- Не сомневаюсь, что в один прекрасный день Джордж станет великим математиком.
Ежегодная конференция Британской ассоциации 1882 года должна была состояться в Саутгемптоне, и Уильям, как сын Чарлза Дарвина, решил взять на себя ее устройство.
- Смотри, - предупредил его Чарлз, - кто везет, того и нагружают.
Последним проявлением воли к жизни были две коротенькие работы для Линнеевского общества; одна - о его исследовании корней, другая - о хлорофилловых зернах. К большой его радости, Ленард женился, его молодую жену звали Элизабет Фрейзер. Четверо сыновей из пятерых были женаты.
На последней неделе февраля и в начале марта его сильно мучили боли в области сердца, к вечеру начиналась аритмия. Теплые дни он проводил в саду с Эммой, потому что "любил слушать пение птиц и смотреть на распустившиеся крокусы".
7 марта он решил прогуляться по любимой тропе, но у него опять сделался сердечный приступ. Болезнь приняла такой серьезный характер, что Эмма послала за доктором Кларком.
Пригласили специалистов из больницы св. Варфоломея и св. Марии Крей. Врачи ничего не могли сделать, чтобы снять у него ощущение сильнейшей слабости. С глубокой печалью он начинал осознавать, что работать больше не сможет.
15 апреля за обеденным столом у него начался мучительный приступ головокружения, он встал и, сделав шаг в сторону шезлонга, потерял сознание. Через два дня с ним опять случился глубокий обморок. С большим трудом его привели в чувство.
За Чарлзом ухаживали Эмма, Френсис и Элизабет. Дали знать о состоянии отца Генриетте. Генриетта приехала утром девятнадцатого, накануне у Чарлза был еще более тяжелый сердечный приступ. Оставив у отца Генриетту, Эмма спустилась вниз, чтобы немного отдохнуть. Генриетта и Френсис сидели по обеим сторонам его постели. На секунду придя в себя, Чарлз взглянул на дочь и тихо произнес:
- Ты самая лучшая из сиделок.
Чарлз отходил. Генриетта пошла за матерью и сестрой. Чарлз в последний раз открыл глаза. Ему удалось вложить свою ладонь в ладони Эммы.
- Я не боюсь умереть, - сказал он. Эмма поцеловала его в лоб и прошептала:
- Ты и не должен бояться.
Через несколько минут Чарлз вздохнул в последний раз. Один из врачей закрыл ему глаза.
Эмма с детьми спустилась вниз, там ждали родные. Генриетта отметила про себя, как спокойно и естественно держится мать. Принесли чай. Эмма позволила себе улыбнуться на миг какой-то мелочи.
- В чем секрет, мама, твоего спокойствия и самообладания? - спросила Генриетта.
Эмма секунду помедлила, затем сказала, глядя на дочь добрыми, понимающими карими глазами.
- Отец, наверное, не верил в бога. Но бог верил в него. Там, куда он ушел, он будет покоиться в мире.
Семья решила не устраивать пышных похорон и предать Чарлза земле на старинном кладбище возле церкви рядом с братом Эразмом и детьми Мэри Элеанор и Чарлзом Уорин-гом. Джон Леббок рассудил иначе. Он послал петицию, подписанную двадцатью членами палаты общин, настоятелю Вестминстерского аббатства доктору Брэдли. В петиции говорилось: "Глубокоуважаемый сэр, мы надеемся, вы не сочтете вольностью с нашей стороны утверждение, что большинство наших сограждан всех сословий и убеждений полагает желательным похоронить нашего замечательного соотечественника в Вестминстерском аббатстве".
- Я вполне разделяю ваши чувства, - сказал Джон Леббок родным, - и я лично тоже предпочел бы, чтобы ваш отец покоился в Дауне и был бы всегда рядом. Но с общенациональной точки зрения Чарлз, несомненно, должен быть похоронен в аббатстве.
Похороны состоялись 26 апреля 1882 года. Гроб несли Джозеф Гукер, которого Чарлз называл самым дорогим другом; Томас Гексли - "Дарвинов бульдог"; Алфред Уоллес, заявивший, что "происхождение видов целиком заслуга мистера Дарвина"; Джон Леббок, называвший Дарвина своим учителем; Джеймс Рассел Лоуелл, американский посланник при Сент-Джеймсском дворе, который хотел, чтобы его страна была представлена на похоронах; Уильям Споттисвуд, президент Королевского общества; каноник Фарар; герцог Девонширский; граф Дерби; герцог Аргильский.
В Вестминстер на похороны приехали представители Франции, Германии, Италии, Испании, России, члены академий и ученых обществ, друзья и почитатели.
Дарвин не был возведен в рыцарское достоинство, он так и не стал сэром Чарлзом Дарвином, но и англиканская церковь, и вся титулованная Англия оказали ему самые высокие почести в его последнее появление перед публикой. В соответствии с правилами процессий первыми шли члены королевской семьи, затем вестминстерские плакальщики, старшие священники аббатства, жезлоносец, затем друзья несли гроб, сопровождаемый родными, слугами; процессию завершали представители ученых обществ, академий, университетов...
Место последнего успокоения для Дарвина настоятель Вестминстерского аббатства выбрал, очевидно, в минуту озарения: гроб опустили в северной стороне нефа, там, где сквозная загородка отделяет хор, в двух шагах от могилы сэра Исаака Ньютона.
Похороны были торжественные. Впускали только тех, кто был в трауре, но под древними сводами ощущалась не безысходная скорбь, а восхищение и гордость от сознания того, что такой человек мог жить на земле.
По мнению Эммы, иначе и быть не могло. Она так и не стала называться леди Дарвин, но сегодня были достойно оценены заслуги ее мужа, с которым она прожила сорок три года и который "наделал столько шуму во всем мире".
По дороге домой Уильям сказал Френсису:
- Надеюсь, мои слова не прозвучат неуместно, но
вообрази себе, какие восхитительные беседы будут каждую ночь вести наш отец и сэр Исаак Ньютон, когда с наступлением ночи собор опустеет и затихнет.
