Эжен Сю - Вечный жид
– Ну, да уж это само собой разумеется! Что касается одной, касается и другой. Известно, что вы всегда заодно: как говорится, две головы в одном чепце.
– Что ты и приводишь в исполнение, когда натягиваешь на нас капюшон от шубы, – засмеялась Роза.
– Ишь, насмешницы! Всегда за ними последнее слово. Ну, а теперь пора приступать и к признанию… если уж дело идет о признаниях!
– Говори же, сестра! – сказала Роза.
– Нет, мадемуазель… говорить должны вы! Сегодня вы старшая в карауле! Это дело старшей, особенно когда дело идет о такой важной вещи, как признание!
– Ну-с, я жду, – прибавил солдат, желая под насмешливым видом скрыть от детей свои настоящие чувства, вызванные безнаказанными оскорблениями Морока.
Роза, исполнявшая роль старшей в карауле, начала рассказ.
6. ПРИЗНАНИЯ
– Прежде всего, мой добрый Дагобер, – с очаровательной лукавой нежностью начала Роза, – раз мы решились тебе во всем признаться, ты должен дать нам слово, что не будешь нас бранить.
– Не правда ли, ты не будешь бранить своих детей? – так же нежно добавила Бланш.
– Ладно, – важным тоном отвечал солдат, – да, и, признаться, я, пожалуй, не сумел бы этого сделать… За что же можно вас бранить?
– За то, что мы, может быть, раньше должны были все тебе открыть…
– Вот что, дети, – назидательно начал солдат, поразмыслив некоторое время над этим щекотливым вопросом. – Тут можно предположить два варианта, или вы были правы, умалчивая о чем-то, или нет… Если вы были правы… ну и прекрасно; если же нет… так не будем об этом больше говорить… А теперь я слушаю, рассказывайте.
Совершенно успокоенная столь удачным разрешением трудной задачи, Роза продолжала, обменявшись улыбкой с сестрой:
– Представь себе, Дагобер, вот уже две ночи сряду к нам является гость.
– Гость?! – воскликнул солдат, резко выпрямившись на стуле.
– Да, обаятельный посетитель… блондин.
– Как, черт возьми, блондин? – закричал Дагобер, подпрыгивая.
– Блондин, с голубыми глазами…
– Как, черт побери, с голубыми глазами? – и Дагобер снова подпрыгнул на своем стуле.
– Да, с голубыми глазами, вот с этакими продолговатыми… – продолжала Роза, отмеривая пальцем чуть ли не с вершок.
– Да, прах его возьми, пусть они будут хоть такой длины, – указал на локоть старый воин. – Пусть они будут еще длиннее, дело не в этом. Каково?! Блондин с голубыми глазами! Да что же это все значит, мадемуазель?
Дагобер встал и на этот раз казался сердитым и не на шутку встревоженным.
– Вот видишь, Дагобер, ты уж и рассердился.
– А мы только начали… – прибавила Бланш.
– Как только начали? Значит, будет еще продолжение… и конец?
– Конец? Надеемся, что его не будет!.. – и Роза залилась сумасшедшим смехом.
– Мы одного только и желаем, чтобы конец не наступил никогда! – сказала Бланш, разделяя шумную веселость сестры.
Дагобер сосредоточенно смотрел то на одну, то на другую, стараясь разрешить загадку. Но видя их милые лица, очаровательно оживленные открытым и невинным смехом, он подумал, что сестры не были бы так веселы, если бы они могли упрекнуть себя в чем-либо серьезном; он решил только порадоваться, что сироты так жизнерадостны среди своих невзгод. И он сказал:
– Смейтесь, смейтесь, дети… Я так люблю, когда вы смеетесь.
Но затем, спохватившись, что ему все же не так следовало отвечать на странное признание девушек, он прибавил сердитым тоном:
– Я люблю, когда вы смеетесь… но вовсе не люблю, когда вы принимаете посетителей-блондинов с голубыми глазами… Ну, скорее признавайтесь, что вы надо мной подшутили, а я, как старый дурак, поверил… так ведь?.. вы хотели пошутить со мной?
– Нет… мы говорим правду… истинную правду…
– Ты же знаешь… мы никогда не лжем, – добавила Роза.
– Это верно… они никогда не лгут!.. – снова заволновался солдат. – Но как, черт побери, мог к вам пробраться какой-то посетитель?.. Я сплю у двери, Угрюм у окна, а так как никакие блондины, никакие голубые глаза не могут в комнату попасть иначе, как через дверь или окно… если бы они и пытались, и так как у меня и Угрюма слух тонкий, мы бы их приняли по-своему… этих посетителей! Итак, дети, шутки в сторону. Прощу вас объяснить мне все это.
Видя, что Дагобер всерьез волнуется и не желая более злоупотреблять его добротой, девушки переглянулись, и Роза, взяв в свои ручки грубую широкую руку ветерана, сказала:
– Ну, полно, перестань, не тревожься… мы сейчас расскажем тебе о посещениях нашего прекрасного Габриеля.
– Вы начинаете снова… теперь уж у него есть и имя?
– Конечно… Его зовут Габриелем.
– Не правда ли, какое хорошее имя? вот увидишь… ты не меньше нас полюбишь нашего прекрасного Габриеля.
– Полюблю ли я этого прекрасного Габриеля…[27] – отвечал солдат, покачивая головой, – полюблю ли, это будет зависеть от обстоятельств… так как прежде всего я должен знать… – Вдруг он словно что-то вспомнил. – Странно… мне припомнилось…
– Что же, Дагобер?
– А вот что… Пятнадцать лет тому назад, в последнем письме, которое ваш отец, возвращаясь из Франции, привез мне от жены, она писала, что взяла себе приемыша, покинутого ребенка с чертами херувима и по имени Габриель. Она взяла его на свое попечение несмотря на бедность и на то, что ей надо было выходить нашего Агриколя!.. И вот недавно я об этом Габриеле получил известие…
– Через кого?
– Сейчас узнаете.
– Ну, раз у тебя есть свой Габриель, то тем больше причин любить и нашего.
– Вашего… вашего… посмотрим же вашего! Я, право, как на угольях сижу…
– Ты знаешь, Дагобер, что мы с Бланш имеем привычку спать, держа друг друга за руку?
– Конечно, сколько раз я вами любовался, когда вы так спали еще в колыбели… я не мог наглядеться на вас, так вы милы!
– Ну вот, третьего дня, только что мы уснули, мы увидали…
– Так это было во сне!.. – воскликнул Дагобер. – Вы спали… значит, это был сон!..
– Конечно, во сне… Как же могло быть иначе?
– Дай же сестре досказать!
– Ну, в добрый час, – со вздохом облегчения вымолвил солдат, – в добрый час! Впрочем, я был уверен, что мне нечего беспокоиться, потому что… Ну да это все разно… Так это был сон… мне это все-таки больше нравится… Продолжай же, Роза.
– Когда мы заснули, мы увидали обе одинаковый сон.
– Обе один сон?
– Да, Дагобер. Когда мы проснулись, то рассказали друг другу, что нам приснилось.
– И сон был совершенно одинаков!
– Удивительное дело! Что же это за сон?
– Мы видели во сне, что сидим рядом, я и Бланш. Вдруг к нам подошел прекрасный ангел, в длинной белой одежде, с белокурыми волосами и голубыми глазами. У него было такое доброе, красивое лицо, что мы невольно сложили руки как бы для молитвы… Тогда он сказал нам нежным голосом, что его зовут Габриель и что его послала к нам наша мать для того, чтобы быть нашим ангелом-хранителем, и что он никогда с нами не расстанется.
– А потом он взял нас обеих за руки и, наклонив свое прелестное лицо, пристально посмотрел… с такой добротой, что мы просто глаз от него отвести не могли, – прибавила Бланш.
– Да! и казалось, что его взгляд так и проникал к нам в сердце, – продолжала Роза, – притягивая нас к себе… К величайшему огорчению, Габриель нас покинул, хотя и обещал вернуться на следующую ночь…
– И он снова явился?
– Конечно… но ты можешь себе представить, с каким нетерпением мы ждали сна, чтобы увидать, придет ли наш друг…
– Гм… гм… как усердно вы вчера терли себе глаза, – сказал Дагобер, почесывая голову… – Вы уверяли, что совсем на ногах не держитесь, до того вам хочется спать… А это все было, ручаюсь, только затем, чтобы поскорей от меня отделаться и отдаться вашим снам.
– Ну да, Дагобер!
– Правда. Вы не могли мне сказать, как Угрюму: «Иди, мол, дрыхнуть, старина!..» Ну и что же, ваш друг Габриель явился?
– Конечно. Но на этот раз он беседовал с нами очень долго. Он дал нам так много самых трогательных и благородных советов от имени нашей покойной матери, что мы на другой день все время старались припомнить всякое его слово, чтобы не забыть ничего, что нам сказал наш ангел-хранитель… а потом мы все вспоминали его лицо… его взгляд…
– То-то вы все шептались вчера во время перехода и отвечали мне невпопад.
– Да, мы думали о Габриеле.
– И мы его полюбили так же, как он нас полюбил.
– Да как же, он один, а вас двое?
– А наша мать, ведь она была одна на двоих. И ты, Дагобер, один, а нас двое.
– Верно… а знаете девочки, я, пожалуй, начну вас ревновать к этому молодцу!
– Ты наш друг днем, а он ночью!
– Однако, это не совсем так. Если вы будете видеть его ночью во сне, а днем весь день говорить о нем, так на мою-то долю что останется?
– Тебе останутся… твои сироты, которых ты так крепко любишь! – сказала Роза.
– И у которых, кроме тебя, никого на свете нет! – ласково прибавила Бланш.
