Джон Стейнбек - О мышах и о людях
Ленни сказал:
— Расскажи мне про наш домик, Джордж.
— Я же вот рассказывал, прошлым вечером.
— Ну Джордж, расскажи ещё.
— Ладно. Так вот, там десять акров земли, — начал рассказывать Джордж, — небольшая ветряная мельница, есть курятник и махонькая лачужка. Кухня, сад — вишни, яблони, персиковые деревья, абрикосы, орешник, немного ягод там всяких. Есть участок для люцерны и полно воды для полива. Есть свинарник…
— И кролики, Джордж, — перебил Ленни.
— Нет, крольчатника пока нету, но я легко сделаю несколько клеток, и ты сможешь кормить кроликов люцерной.
— Конечно, смогу, — радостно кивнул Ленни. — Правда–правда смогу.
Джордж оторвался от карт. Его голос потеплел.
— Завели бы свиней. Я бы построил коптильню, какая была у моего деда, и мы могли бы коптить бекон и ветчину, делали бы колбасу и всё такое. А когда вверх по реке пойдёт лосось, мы его наловим сотню, насолим и тоже закоптим. Нет ничего лучше на завтрак, чем копчёная лососина, Ленни, уж поверь. А когда поспеют фрукты, будем делать из них консервы, и из томатов тоже — томаты просто консервировать. По воскресеньям будем забивать цыплёнка или кролика. А может, заимеем и корову или козу — вот тебе и сливки, да такие жирнючие, что впору ножом резать.
Ленни не сводил взгляда с Джорджева лица, и старик Липкий тоже смотрел на него. Ленни тихо произнёс:
— И будем мы жить от тука земли[6].
— Ага, — улыбнулся Джордж. — Любые тебе овощи в огороде, а если захочется пропустить по стаканчику виски, продадим немного яиц или ещё чего, да хоть молока. Будем — просто жить, и всё. Нам ведь больше ничё и не надо, а? Не надо будет мотаться по всей стране и жрать всякую гадость. Нет уж, сэр, у нас будет своя крыша над головой, так что не надо будет дрыхнуть по вонючим баракам.
— Расскажи о доме, Джордж, — попросил Ленни.
— Само собой, у нас будет небольшой домик и комнатка, где можно скоротать вечерок. Маленькая пузатая печурка, в которой зимой всегда будет гореть огонь. Земли там не шибко много, так что сильно вкалывать не придётся — ну, может, часов по шесть–семь в день. Уж весь день напропалую корячиться на ячмене — точно не придётся. Ну а когда посеем то–сё — снимем урожай и будем знать, чего наработали.
— И про кроликов, — нетерпеливо выдохнул Ленни. — И чтобы я за ними присматривал. Расскажи, как это будет, Джордж.
— Ну да, кролики. Ты прихватишь мешок и отправишься за люцерной. Насобираешь полный мешок, принесёшь и дашь кроликам.
— А уж они ну грызть, ну грызть, — счастливо улыбнулся Ленни, — как они всегда делают, я видел.
— Каждые шесть недель или около того, — продолжал Джордж, — они будут давать приплод, так что у нас скоро станет полно кроликов — хватит и для еды и на продажу. А ещё заведём голубей, чтобы летали вокруг мельницы — я помню, когда был маленький, они всегда так летали. — Он мечтательно обратил невидящий взгляд поверх головы Ленни. — И всё это будет наше, никто не сможет нас согнать за здорово живёшь. А если нам кто не понравится, мы завсегда сможем сказать «Иди ты к чёрту», и, клянусь, ему придётся отвалить. А если придёт кто–нибудь из приятелей, у нас завсегда найдётся лишняя койка и мы скажем: а чего бы тебе не остаться с ночевьём, дружище? — и он, ясное дело, не откажется. Будет у нас и сеттер, и пара полосатых кошек, пожалуй, но тебе придётся за ними смотреть, чтобы они не таскали крольчат.
Ленни тяжело засопел.
— Ага, пусть только попробуют таскать крольчат. Я им их чёртовы шеи враз сверну. Я… я их палкой так отхожу! — Он притих, бормоча что–то себе под нос, грозя будущим кошкам, которые осмелились побеспокоить будущих кроликов.
Джордж сидел, заворожённый собственным рассказом и теми картинами, которые так красочно рисовало ему воображение.
Когда Липкий вдруг заговорил, оба подпрыгнули на месте, будто их поймали за чем–нибудь нехорошим. Липкий сказал:
— И ты знаешь, где есть такое место?
Джордж немедленно насторожился.
— Допустим, знаю, — сказал он. — Тебе–то чего?
— Да нет, можешь не говорить, где оно — без разницы, где.
— Ну, понятно, — сказал Джордж, — тебе его и за сто лет не найти.
Липкий возбуждённо продолжал:
— И сколько хотят за такое ранчо?
Джордж подозрительно глянул на него.
— Ну, я мог бы получить его за шесть сотен. Старики–хозяева совсем на мели, а старой хозяйке нужна операция. Да тебе–то какой интерес, а? Не лез бы ты в наши дела.
Липкий сказал:
— От меня не много толку при одной–то руке. Я потерял вторую прямо здесь, на этом самом ранчо. Вот почему меня держат уборщиком. Мне дали две с половиной сотни за потерянную руку. Ещё полсотни у меня лежат в банке. В общем, три сотни, да ещё пятьдесят будут в конце месяца. Я это к чему говорю… — он быстро наклонился вперёд. — Я бы вошёл в долю, ребята — вложился бы на три с половиной сотни. Толку от меня не много, но я могу готовить, и за курями могу присмотреть, и сорняки могу полоть. Как вы на это смотрите?
Джордж прикрыл глаза.
— Это надо обмозговать, — сказал он. — Мы собирались сделать это для себя, чужие нам без надобности.
Липкий перебил его:
— Я напишу завещание, моя доля отойдёт вам ребята, если я откинусь, потому что у меня никакой родни нету. У вас как с деньгами? Может, мы провернём это дело прямо сейчас?
Джордж c досадой плюнул на пол.
— У нас десять баксов на двоих, — усмехнулся он. Потом задумчиво продолжал: — Слушай, если мы с Ленни проработаем тут месяц и ничего не потратим, у нас на двоих будет сотня баксов. С твоими получится четыреста пятьдесят. Бьюсь об заклад, я бы с ними сторговался. Тогда вы с Ленни могли бы всё там раскачивать потихоньку, а я бы подыскал работёнку, чтобы добрать недостающие полторы сотни. Да и вы могли бы продавать яйца и всё такое.
Они замолчали. Смотрели друг на друга, поражённые. То, во что они никогда по–настоящему не верили, вдруг стало возможным. Джордж благоговейно произнёс:
— Господи Иисусе! Бьюсь об заклад, мы могли бы сторговаться, — его глаза были полны удивления. — Бьюсь об заклад, могли бы, — тихо повторил он.
Липкий примостился на краешке кровати. Нервно поскрёб культю.
— Я потерял её четыре года тому, — сказал он. — Скоро они могут меня уволить. Как только не смогу прибираться в бараке, так и турнут. Может, коли я, ребята, отдам вам мои деньги, вы позволите мне потихоньку ковыряться в огороде, даже если толку от меня будет не шибко много. Я бы и посуду мыл и за курями глядел бы, и всё такое. Только бы жить в нашей собственной хибаре и работать по хозяйству на себя самого, — печально добавил он. — Вы видели, что они сделали с моим псом? Он, говорят, не нужен ни себе самому, ни ещё кому. Когда меня отсюда турнут, лучше бы меня тоже кто пристрелил. Но они не сделают ничего такого. А мне и идти–то некуда, и работы уж больше точно не видать — с одной–то рукой. Я ещё тридцатку получу к тому времени как вы, ребята, будете готовы.
Джордж поднялся.
— Мы его сторгуем, — сказал он. — Подлатаем там всё и переселимся.
Он снова уселся. Они сидели неподвижно, ошеломлённые открывшейся перспективой, и каждый мысленно видел будущее, в котором их мечты уже обернулись реальностью. В молчании прошло несколько минут.
Потом Джордж задумчиво произнёс:
— А когда в городе будет праздник какой, или цирк приедет, или, скажем, бейсбол, или ещё какая хреновина… — Липкий одобрительно кивнул. — Мы туда пойдём, — продолжал Джордж, — и ни у кого разрешения спрашивать не надо будет. Просто скажем: ну что, ребята, пойдём, что ли, промнёмся. Только подоим корову, зададим зерна курам — и двинемся.
— Ага, и кроликам положим травы, — вставил Ленни. — Я никогда не забуду их покормить. А когда всё это будет, Джордж?
— Через месяц. Прям заорёшь от радости через месяц. Знаешь, что я собираюсь сделать? Я напишу тем старикам, хозяевам, что мы берём ферму. А Липкий пошлёт им сотню задатка.
— Конечно, — сказал Липкий. — У них там хорошая печка?
— Отличная печка — хочешь, углём топи, хочешь, дровами.
— Я возьму моего щенка, — сказал Ленни. — Ей богу, ему там понравится, вот увидите.
Снаружи донеслись голоса. Джордж быстро произнёс:
— Никому ни слова. Только мы трое, и больше никого. А то нас уволят, и не получим ни шиша. Ведём себя так, будто собираемся до конца жизни грузить ячмень, а потом в один прекрасный день получаем наши денежки и мотаем отсюда.
Ленни и Липкий кивнули и довольно улыбнулись.
— Никому ни слова, — повторил Ленни себе, чтобы не забыть.
Липкий сказал:
— Джордж.
— Угу?
— Я должен был сам пристрелить пса, Джордж. Я не должен был позволять постороннему убивать моего пса.
Дверь открылась. Вошёл Ловкач, за ним Кудряш, Карлсон и Уит. Руки Ловкача были черными от смолы, он недовольно хмурился. Кудряш держался вплотную к нему. Он говорил:
— Нет, я не имел в виду ничё такого, Ловкач. Я просто спросил.
— Ты слишком часто спрашиваешь, — мрачно отозвался Ловкач. — Меня, блин, уже тошнит от твоих спрашиваний. Если ты не можешь уследить за своей чёртовой бабой, то я‑то здесь причём? Держись от меня подальше, не доставай.