Арно Зурмински - Йокенен, или Долгий путь из Восточной Пруссии в Германию
На дворе Беренда собака взвилась на цепи, когда автомобиль, гудя сиреной, остановился рядом с навозной ямой. Из кухни, держа за руки двоих детей, прибежала Эльза Беренд. Работники, расплываясь в улыбке, подошли ближе, оперлись на свои вилы и уставились на блестящий экипаж. Эльза Беренд погладила красную сафьяновую кожу. Сняла передник и села на заднее сиденье. Кожаная обивка была прохладной и гладкой на ощупь. В мыслях возникало что-то приятное, какая-то волшебная сказка или сентиментальный роман из ее девических времен.
После ужина они поехали кататься. До Мариенталя и через Вольфсхаген обратно. Эльза надела хорошее платье, в новую машину нельзя садиться, в чем пришла из кухни. Беренду нужно было еще поехать посмотреть бычков на лесном лугу. Он впервые делал это на автомобиле, зато сразу приучил машину к страшной ухабистой дороге через лес. Бычки стояли за оградой и глазели на автомобиль. Беренд вышел, пересчитал их. Когда он вернулся, чтобы позвать Эльзу, он нашел ее полусидящей, полулежащей на сафьяновой коже заднего сиденья. Тут нашло и на него, пока бычки тянули свои головы над изгородью... Как все-таки практична сафьяновая кожа. Все можно стереть. Кроме того, от нее такая приятная прохлада. Они потом часто ездили на лесной луг. Как-то в воскресенье Беренд даже повез свою жену в Растенбург и купил ей малиновое мороженое и кофе мокко. Да, он сдвинулся-таки всерьез, крестьянин Беренд. А потом все это великолепие оборвалось вдруг. Распоряжением рейха об использовании автомобильного транспорта от 6 сентября 1939 года было запрещено и крестьянину Беренду из Йокенен ездить на его светло-сером "Опеле". Жертва на алтарь великой войны. В конце сентября приехал военный автомобиль забрать шины. Ну ясно, им нужно, в польской грязи осталось немало шин! Беренд запер умолкшую машину в амбаре, время от времени поддавался на уговоры Эльзы пойти на сафьяновое сиденье. Но с наступлением осени в амбаре стало слишком холодно.
Когда стала ясно обозначаться победа в Польше и урожай Беренда был убран, ему в порыве героизма пришла мысль добровольно надеть серо-зеленый мундир. Но Эльза с помощью текстов из "Сельского вестника" убедила его, что долг каждого - оставаться на своем посту, будь то на фронте, на заводе или за плугом. Крестьянин Беренд остался за плугом.
Война принесла Штепутату много хлопот. Считать лошадей, доставлять призывные повестки. Партийный секретарь Краузе передал ему по телефону распоряжение полиции, запрещающее танцы и развлечения во время войны. Так что Штепутату пришлось еще и позаботиться о том, чтобы стрелковый праздник в йокенском трактире прошел в достойных рамках. Никаких танцев, все серьезно, торжественно, сдержанно. Начальник штурмовиков Нойман осведомился о мерах противовоздушной обороны в Йокенен. Сказал, что приедет проверить. Потом первые признаки: продовольственные карточки, желтые карточки на одежду, правительственные карточки на мыло. В борьбу с бумажным потоком приходилось подключать даже Марту.
Эти досадные формальности были поначалу единственным последствием войны в Йокенен. Не слышно было канонады со стороны Найденбурга и Ортельсбурга, как тогда в августе четырнадцатого. Герман напрасно дожидался проходящих солдат. Где же она, эта война? Вот и настоящая война, а скучнее, чем маневры синих против красных в лесном болоте. Пришел попрощаться камергер Микотайт. Его, как фельдфебеля запаса, забирают в Штаблак. В день, когда в войну вступила Англия, к Штепутату приехал через выгон верхом сам майор и на все корки ругал дилетанта из Браунау, который-таки опять навязал Германии войну на два фронта.
Однажды к бургомистру пришла от автобусной остановки посторонняя женщина с двумя маленькими детьми. Это оказалась фрау Буш из Кенигсберга. Она была из семьи, у которых Карл Штепутат жил, когда еще смотрел пьесы Ведекинда, ходил на выставки и читал сомнительные книги. В отличие от невозмутимых йокенцев, женщина из Кенигсберга была в панике. Она боялась польских и английских воздушных налетов на Кенигсберг и от кого-то слышала, что над Пиллау уже летал английский разведчик. В деревне вроде Йокенен будет намного безопаснее. Штепутат, хотя и возразил, что Йокенен на добрых семьдесят километров ближе к польской границе, чем Кенигсберг, не сумел отослать мадам Буш обратно. Очень уж она боялась воздушных налетов.
Герману этот приезд, который по всей видимости собирался затянуться на несколько недель, принес бананы. С началом войны Буш обегала все продуктовые магазины Кенигсберга и закупила все, что можно было купить. Герман впервые в жизни увидел это африканское яство. Но, если не считать бананов, визит был для него скорее обременительным. Маленькие дети ни на что не годились кроме того, они были городские и избалованные, даже не могли бегать босиком в йокенской осенней грязи. Ну, и наконец сама фрау Буш! Она все время ходила со страдальческим выражением на лице, вздрагивала при необычных звуках и вообще выглядела так, будто она точно знает, что приближается конец света. Раздраженная Марта не скрывала и не хотела скрывать, что ей не нравится этот визит, причем наверняка играло какую-то роль, что Буш выглядела моложе и носила городскую одежду. Со временем Марта заметила, что Буш подкрашивает губы и тайком покуривает в своей комнате. Она заявила ей об этом прямо в глаза. Она считала себя правой. Она сказала с полной уверенностью, что считает это поведение постыдным, особенно сейчас, когда немецкие мужчины отдают свои жизни на войне. В конце концов, у Буш у самой муж в войсках, служит бухгалтером где-то на западе.
К счастью, немецкая армия разделалась с польской войной за какие-то три недели. Если бы война продлилась еще, между Мартой и Буш дошло бы до катастрофы, и даже Герман собирался при случае съездить по уху старшему из детей. Быстрая победа в Польше разрешила все проблемы. Штепутат проводил женщину до автобусной остановки, в то время как Герман, держась сзади, бросал в детей желудями.
Однако от кенигсбергского визита была и польза. Он послужил для Штепутата поводом купить радиоприемник. Буш ежедневно за большие деньги звонила знакомым в Кенигсберг, чтобы узнать у них последние новости. Быть в курсе событий особенно важно во время войны. Да и Штепутата огорчало, что о взятии Варшавы он узнал только из вторых рук и с большим опозданием. Радиомагазин "Гайдис" прислал Штепутату красивый коричневый аппарат, а с ним аккумулятор - в Йокенен еще не было электричества. Когда Штепутат распаковывал ящик, к его ногам выпал листок с распоряжением о чрезвычайных мерах по использованию радиоаппаратуры от 1 сентября 1939 года:
В современной войне противник борется не только военным оружием, но и средствами психологического воздействия на население. Одним из таких средств является радио. Каждое слово, передаваемое на нашу сторону противником, заведомо лживо и предназначено для того, чтобы причинить вред немецкому народу. Правительство рейха уверено, что немецкий народ знает об этой опасности, и поэтому ожидает, что каждый немец из чувства ответственности сочтет своим долгом в корне пресечь слушание иностранных передач. По отношению к тем товарищам, у которых это сознание ответственности отсутствует, министерский комитет по защите рейха определяет принятие следующих мер...
Следовали исправительно-трудовые лагеря, в легких случаях тюремное заключение, конфискация аппарата. Для тех, кто распространяет зарубежные сообщения, тюрьма, в тяжелых случаях смертная казнь.
Дела рассматриваются специальными судами.
Штепутат испугался, узнав, насколько опасен купленный за столько денег аппарат. Смерть и тюрьма, если повернешь не ту ручку. Не слишком ли это много? Правда, война это исключительная ситуация, в ней оправдываются особые меры. Германия борется за свою жизнь.
Штепутат впервые поймал себя на том, что подыскивает извинения для тех, кто у власти.
Радиоприемник пришел настолько быстро, что Штепутат успел послушать особые сообщения о конце польской войны. Закурив по поводу мира сигару, Штепутат расхаживал по гостиной. Марта, сложив руки на переднике, стояла в дверях. Герман сидел на ковре перед аппаратом. Захватывающее чувство: победа! Восточная Пруссия опять слилась с рейхом - благодаря Адольфке. Восточная Пруссия больше не остров. Герман побежал с этой новостью по деревне, побежал и к дяде Францу, который тем временем сам зашел, чтобы послушать известия из новомодного аппарата.
- Теперь у нас освободились все силы против Франции и Англии, - тоном знатока сказал Штепутат.
- Да, силы-то нам понадобятся, - заметил дядя Франц.
Однако и он был рад, что все кончилось хорошо. Польша была так близко и охватывала восточно-прусский остров кольцом. Теперь картошку дяди Франца можно прямиком везти в рейх.
- В Мариентале погиб молодой Клишке, - сказал после некоторой паузы дядя Франц.
