Богова делянка - Луис Бромфилд
— Окружай их, ребята! Чтоб ни один не ушел!
Есть предел тому, что может воспринять, переварить ребенок, не тому, во что поверить, ибо ребенок, если ему дать время, может поверить всему, но тому, что он может воспринять; предел во времени, том самом времени, которое питает веру в невероятное. А я все еще был ребенком в тот момент, когда наши с Отцом кони перемахнули через гребень холма и, казалось, перестали скакать и поплыли, как бы вроде повиснув в лишенном времени измерении, и Отец одной рукой осаживал мою лошадь, натягивая поводья, и я, слыша, как справа от нас с треском продирается среди деревьев полуслепой конь Ринго и вопит сам Ринго, спокойно разглядывал простиравшуюся скорее под нами, нежели перед нами картину — сумерки, костер, ручей, мирно и спокойно пробегавший под мостом, аккуратно и заботливо составленные в козлы мушкеты, в пятидесяти футах от которых не видать ни души, люди (вон видны их лица, синие кители и брюки янки, их башмаки), которые сидят на корточках у костра с кружками в руках и смотрят на гребень холма с одинаково безмятежным выражением на всех лицах, словно куклы. Теперь Отец водрузил на голову шляпу, зубы его обнажились, глаза горели, как у кошки.
— Лейтенант, — сказал он громко, рывком заворачивая мою лошадь, — возвращайтесь назад и со своим отрядом отрежьте их справа. П’шел! — прошептал он, хлопая мою лошадь по заду. — Шуми! — Побольше суматохи! Посмотрим, можешь ли ты тягаться с Рингом.
— …Ребята, — произнес он, они все продолжали смотреть на него; даже не поставили кружек. — Ребята! Я Джон Сарторис, и, по моему разумению, я взял вас в плен.
Трудно схватить было бы одного Ринго. Остальные Отцовы солдаты скопом перевалили холм, натянули поводья, и, по моему разумению, с минуту вид у них был почти что такой, как у янки, и время от времени я прекращал бить по кустам, и мне было слышно, как вопит и стонет и снова кричит на своей стороне Ринго:
— ’сподин Джон! Эй вы, ’сподин Джон! Быстрей сюда! — и воплями звал меня, звал Байярда, и полковника, и ’сподина Джона, и Бабушку, так что казалось, что там по меньшей мере целая рота, и потом снова вопил на своего коня, а тот носился взад-вперед. Наверно, он снова забыл и опять пытался сесть с левой стороны, пока Отец не крикнул:
— Хорошо, ребята! Можете идти сюда.
К этому времени почти совсем стемнело. Горел костер, и янки все так же сидели вокруг него, а над ними с пистолетами стоял Отец и остальные, и двое из его людей стаскивали с янки брюки и башмаки. Среди деревьев все еще вопил Ринго.
— Полагаю, тебе лучше пойти и высвободить лейтенанта Маренго, — сказал Отец.
Однако в это время конь Ринго — слепой глаз величиной с тарелку — сам примчался и продолжал кружить, задирая колени под самую морду, а потом появился и Ринго. Вид у него был еще безумнее, чем у коня.
— Вот я скажу об вас Баушке, как вы мою лошадь огрели… — заговорил он и тут увидел янки. С разинутым, как был, ртом он присел на секунду, глядя на них. Потом завопил: — Глянь, глянь! Держи их! Держи их, ’сподин Джон! Они украли Старую Сотню и Тинни!
Ужинали все вместе: Отец, и мы все, и янки в одном исподнем. С Отцом заговорил офицер. Он сказал:
— Полковник, я убежден, вы околпачили нас. Я не верю, что у вас есть еще хоть один человек, кроме тех, кого я вижу.
— Можете попробовать уйти и доказать свою точку зрения, — ответил Отец.
— Уйти? В таком виде? Чтобы любой черномазый или любая старуха отсюда и до Мемфиса палили в нас, приняв за привидения?.. Думаю, мы можем получить наши одеяла, чтоб было во что завернуться на ночь, не так ли?
— Само собой разумеется, капитан, — сказал Отец. — С вашего разрешения я теперь удаляюсь и предоставляю вам заняться приготовлениями ко сну.
Мы удалились в темноту. Нам было видно, как они расстилают на земле у костра одеяла.
— Проклятье, Джон, что ты собираешься делать с шестьюдесятью пленными? — сказал кто-то из Отцовых людей.
— Я — ничего, — ответил Отец. Он поглядел на нас с Ринго. — Мальчишки, поймали их вы. Что вы хотите с ними сделать?
— Стрельнуть, — сказал Ринго. — Нам с Байярдом не впервой стрельнуть янки.
— Нет, — сказал Отец. — У меня план получше. Такой, за который нас будет благодарить сам Джо Джонсон. — Он обернулся к тем, что стояли за ним. — У всех есть мушкеты, патроны?
— Да, полковник, — ответил кто-то.
— Провиант, башмаки, обмундирование?
— Все, кроме одеял, полковник.
— Мы их получим утром, — сказал Отец. — А теперь погодите.
Мы сидели в темноте. Янки укладывались спать. Один из них подошел к костру и поднял одно из поленьев. Постоял, не поворачивая головы; ничего не было слышно, и не видно было, чтобы кто-нибудь шевельнулся. Потом он положил головню и вернулся на свое место.
— Ждите, — прошептал Отец. Немного погодя костер потух.
— Теперь слушайте, — прошептал Отец.
Мы сидели в темноте, слушая, как янки в одном исподнем убегали в кусты. Один раз мы услышали всплеск, и кто-то выругался, а потом такой звук, будто кто зажал ему рот рукой. Отец не смеялся вслух, просто сидел и весь трясся.
— Осторожно, а то тут мокасиновые змеи, — прошептал кто-то у нас за спиной.
Прошло, наверно, часа два, пока все они улизнули в кусты. Тогда Отец сказал:
— Берите каждый по одеялу, и пошли спать.
Когда он разбудил нас, солнце стояло высоко.
— К обеду домой, — сказал он.
И верно, в скором времени мы доехали до нашего ручья; проехали мимо заводи, где мы с Ринго учились плавать, потом мимо полей и того места, где прошлым летом прятались мы с Ринго, когда впервые увидели янки, и потом показался дом, и Ринго сказал:
— Сарторис, вот и мы, а кому нужен Мемфис, пускай берет его себе насовсем.
Мы смотрели на дом, и все было как в тот
