Современная комедия - Джон Голсуорси
– Прямолинейно, – сказал Майкл, – но они этого не поместят. Не лучше ли так: «… оповестить публику, что сэр Александр Мак-Гаун в своей речи несколько исказил факты. Считаю долгом заявить, что еще до моего избрания в парламент я перестал работать в издательстве, выпустившем книгу сэра Джемса Фоггарта «Опасное положение Англии», и, вопреки тому, что говорил сэр Александр Мак-Гаун, нимало не заинтересован в распространении этой книги. Не смею утверждать, что он хочет затронуть мою честь (слово «честь» нужно вставить), но его слова напрашиваются на такое истолкование. Книга меня интересует лишь постольку, поскольку я озабочен действительно опасным положением Англии. Искренно преданный и так далее»… Ну как?
– Слишком мягко. А кроме того, я бы не стала говорить, что ты действительно считаешь положение Англии опасным. Это, знаешь ли, вздор. То есть я хочу сказать, что это преувеличено.
– Отлично, – сказал Майкл, – напишем вместо этого: «Озабочен положением страны». В палате я попрошу слова в порядке информации, а в кулуарах – без всякого порядка. Интересно, как отзовется «Ивнинг сан»?
«Ивнинг сан», которую Майкл купил по дороге в парламент, угостила его передовой статьей, озаглавленной «Снова фоггартизм» и начинающейся так: «Вчера депутат от Мид-Бэкса вызвал смех всей палаты, произнеся речь в защиту сумасшедшей теории, именуемой фоггартизмом, о которой мы уже упоминали на страницах нашей газеты». За этим следовало двадцать строк, написанных в не менее оскорбительном тоне. Майкл отдал газету швейцару.
В палате, убедившись, что Мак-Гаун присутствует на заседании, Майкл воспользовался первым удобным случаем и встал:
– Мистер спикер! Я хочу опровергнуть заявление, сделанное вчера во время прений, поскольку оно затрагивает мою честь. Почтенный депутат от Грингоу заявил в своей речи… – Тут Майкл прочел абзац из «Хансарда». – Правда, я имел отношение к издательству, выпустившему в августе тысяча девятьсот двадцать третьего года книгу сэра Джемса Фоггарта, но все связи с этим издательством я порвал в октябре тысяча девятьсот двадцать третьего года, задолго до того, как вошел в парламент. Поэтому я нимало не заинтересован в распространении этой книги, хотя от души желаю, чтобы принципы фоггартизма были проведены в жизнь.
Он сел под жидкие аплодисменты. Тогда поднялся сэр Александр Мак-Гаун. Это был тот самый человек с красной физиономией, который так не понравился Майклу накануне.
– Мне кажется, – начал он, – что почтенный депутат от Мид-Бэкса был недостаточно заинтересован своей собственной речью, ибо отсутствовал, когда я на нее отвечал. Не могу согласиться с тем, что мои слова могут быть истолкованы так, как он их истолковал. Я сказал тогда – и сейчас повторяю, – что один из издателей, несомненно, был заинтересован в том, чтобы выпущенная им книга завоевала симпатии публики. Почтенный депутат принял на свой счет слова, к нему не относившиеся.
Он повернулся лицом к Майклу – мрачный, красный, вызывающий.
Майкл снова встал.
– Я рад, что почтенный депутат устранил возможность неправильного истолкования его слов.
Через несколько минут оба покинули зал.
В газетах нередко появляются отчеты о том, как мистер Суош, почтенный депутат от Топклифа, обозвал мистера Бэклера, почтенного депутата от Путинга, именем, не вполне подходящим к обстановке парламента. («К порядку!») И как мистер Бэклер в ответ выразился о мистере Суоше еще менее лестно. («Слушайте, слушайте! К порядку!») И как мистер Суош потрясал кулаками (шум), а мистер Бэклер взывал к спикеру или швырял бумаги. («К порядку, тише!») И как последовало великое смятение, и мистер Суош или мистер Бэклер был лишен права посещать заседания и вынужден был, громко крича, покинуть мать всех парламентов в сопровождении дежурного полисмена, и прочие поучительные подробности. Небольшое недоразумение между Майклом и сэром Александром разрешилось по-иному. Инстинктивно соблюдая правила приличия, они направились в умывальную; по дороге в это мраморное убежище они не обращали друг на друга ни малейшего внимания. Остановившись перед вешалкой для полотенец, Майкл сказал:
– Ну, сэр, можете вы мне объяснить, почему вели себя, как грязная скотина? Вы прекрасно знали, как будут истолкованы ваши слова.
Сэр Александр отложил в сторону щетку.
– Получайте, – сказал он и со всего размаху дал Майклу по уху.
Майкл пошатнулся, затем, размахнувшись, угодил сэру Александру в нос. Оба действовали энергично: сэр Александр был человек коренастый, а Майкл – увертливый, но ни тот ни другой не умели работать кулаками. Драку прервал почтенный депутат от Уошбэзона, выходивший из уборной. Поспешно войдя в умывальную, он тотчас же получил синяк под глазом и удар в диафрагму, отчего согнулся вдвое, а затем показал себя более красноречивым оратором, чем могли бы ожидать люди, знавшие этого почтенного джентльмена.
– Простите, пожалуйста, сэр, – сказал Майкл. – Невиновные всегда страдают больше, чем виновные.
– Я бы вас обоих запретил сюда пускать! – кипятился депутат от Уошбэзона.
Майкл усмехнулся, а сэр Александр сказал:
– К черту!
– Вздорные забияки! – проворчал депутат от Уошбэзона. – Как же я теперь, черт возьми, буду выступать сегодня?
– Если вы явитесь с повязкой на глазу, – сказал Майкл, примачивая подбитый глаз депутата холодной водой, – и объясните, что пострадали при столкновении автомобилей, вашу речь выслушают с особым вниманием, и газеты дадут хороший отзыв. Разрешите предложить вам для повязки подкладку от галстука?
– Не троньте мой глаз, – зарычал депутат от Уошбэзона, – и убирайтесь отсюда, пока я не вышел из терпения!
Майкл застегнул верхнюю пуговицу жилета, расстегнувшуюся во время драки, и, посмотрев в зеркало, убедился, что ухо у него горит, манжета в крови, а у противника кровь идет носом.
«Ну и скандал! – подумал он, выходя на свежий воздух. – Хорошо, что мы столкнулись в умывальной! Дома я, пожалуй, умолчу».
Ухо у него ныло, настроение было скверное. Сияние фоггартизма потускнело, свелось к драке в умывальной. Есть с чего охладеть к своему призванию! Но даже депутат от Уошбэзона оказался в смешном положении, так что в газеты это дело едва ли попадет.
Переходя улицу к своему дому, он увидел Фрэнсиса Уилмота, направляющегося на запад.
– Алло!
Фрэнсис Уилмот поднял голову и остановился. Он похудел, глаза ввалились, он разучился улыбаться.
– Как поживает миссис Монт?
– Очень хорошо, благодарю вас. А вы?
– Прекрасно, – сказал Фрэнсис Уилмот. – Пожалуйста, передайте ей, что я получил письмо от ее двоюродного брата Джона. Он очень рад, что я с ней познакомился. Шлет ей привет.
– Благодарю, – сухо сказал Майкл. – Заходите к нам, выпьем чаю.
Молодой человек покачал головой.
– Вы поранили руку?
Майкл засмеялся.
– Нет, повредил одному субъекту нос.
Фрэнсис Уилмот слабо улыбнулся.
– Мне давно уже хочется проделать то же самое. Чей это был нос?
– Некоего Мак-Гауна.
Фрэнсис Уилмот схватил Майкла за руку:
– Тот самый нос!
Затем, видимо, смущенный своей откровенностью, он повернулся и ушел, предоставив Майклу теряться в догадках.
На следующее утро газеты умолчали о кровопускании, имевшем место накануне, и ограничились сообщением, что депутат от Уошбэзона простудился и не выходит из дому.
Консервативная пресса скромно умалчивала о фоггартизме, но
