Уильям Теккерей - История Сэмюела Титмарша и знаменитого бриллианта Хоггарти
- Кто такой этот высокий, толстый, любопытный человек, хозяин дома? со смехом сказала мне леди Фанни. - Знаете, он спрашивал, не родственники ли мы с вами? И я сказала: "О да, конечно!"
- Фанни! - с упреком молвила леди Джейн.
- А что, - возразила мисс Фанни, - ведь бабушка говорила, что мистер Титмарш ей родня.
- Но ты же знаешь, что у бабушки не очень хорошая память.
- Вы не правы, леди Джейн, - сказал милорд. - Я нахожу, что память у нее на диво.
- Да, но иной раз... иной раз она бабушку подводит.
- Да, подводит, миледи, - сказал я. - Ведь если помните, ее светлость графиня Бум сказала, что мой друг Гас Хоскинс...
- Тот, которого вы так храбро защищали, - перебила меня леди Фанни.
- ...что мой друг Гас тоже приходится ее милости родней, а этого уж никак не может быть, я знаю всех его родных, они живут на Скиннер-стрит и на Сент-Мэри Эйкс, и они... они не такой хорошей фамилии, как мы.
Тут они все рассмеялись, и милорд сказал не без надменности:
- Можете мне поверить, мистер Титмарш, что леди Бум связана с вами узами родства не больше, чем с вашим приятелем Хоскинсоном.
- Хоскинсом, милорд. Я так прямо и сказал Гасу. Но видите ли, он ко мне очень привязан, и ему уж так хочется верить, будто я родич леди Бум, что, как я ни спорю, а он всем про это рассказывает. Правда, - со смехом прибавил я, - это послужило к моей выгоде.
И я рассказал им про обед у миссис Раундхэнд, на который меня пригласили только ради моей бриллиантовой булавки и ради слухов о моем аристократическом родстве. Потом я весьма красноречиво поблагодарил леди Джейн за великолепный подарок - за фрукты и олений окорок - и сказал, что ее дарами насладилось множество моих добрых друзей и все они с величайшей признательностию пили за ее здоровье.
- Олений окорок! - в крайнем изумлении воскликнула леди Джейн. - Я, право, не знаю, как вас понять, мистер Титмарш.
Мы как раз проезжали мимо газового фонаря, и я увидел, что леди Фанни, по своему обыкновению, смеется и большие черные глаза ее, обращенные на лорда Типтофа, горят лукавством.
- Если уж говорить правду, леди Джейн, - сказал он, - то шутку с оленьим окороком затеяла сия молодая особа. Надо вам сказать, что я получил упомянутый олений окорок из угодий лорда Готлбери и, зная, что Престон не прочь отведать готлберской оленины, сказал леди Бум (в тот день для меня нашлось место в карете графини, так как мистера Титмарша поблизости не случилось), что намерен отослать олений окорок к столу вашего супруга. И тут леди Фанни всплеснула ручками и сказала, что нипочем не допустит, чтобы оленина пошла Престону, ее надо послать джентльмену, о чьих недавних приключениях мы как раз перед тем беседовали, - мистеру Титмар-шу, с которым, как заявила Фанни, Престон обошелся весьма жестоко, и потому наш долг вознаградить пострадавшего. Итак, леди Фанни настояла, чтобы мы сразу же отправились ко мне, в Олбени (вы ведь знаете, я останусь на своей холостой квартире еще всего только месяц)...
- Вздор! - перебила леди Фанни.
- ...настояла, чтобы мы сразу же отправились ко мне в Олбени и извлекли оттуда упомянутый олений окорок.
- Бабушке очень не хотелось с ним расставаться! - воскликнула леди Фанни.
- А потом она распорядилась ехать к дому мистера Титмарша, где мы и оставили олений окорок, присовокупив к нему две корзины фруктов, которые леди Фанни самолично купила у Грейнджа.
- И более того, - прибавила леди Фанни, - я уговорила бабушку зайти в комнаты к Фрэн... к лорду Типтофу и сама продиктовала ей письмо и завернула олений окорок, который принесла его ужасная экономка - имейте в виду, я к ней ревную! - завернула этот олений окорок в газету "Джон Буль".
Помню, в том номере напечатано было одно из "Писем Рэмсботтома"; мы с Гасом прочли его в воскресенье за завтраком и едва не померли со смеху. Когда я рассказал про это дамам, они тоже посмеялись, и добросердечная леди Джейн сказала, что прощает сестру и надеется, что и я ей прощу; и я пообещал прощать ее всякий раз, как ей вздумается вновь нанести мне подобную обиду.
Больше я уже никогда от них не получал оленьих окороков, зато получил нечто другое. Эдак через месяц посыльный доставил мне визитную карточку "Лорд и леди Типтоф" и огромный кусок свадебного пирога, львиную долю которого, увы, съел Гас.
ГЛАВА VI
О Западно-Дидлсекском страховом обществе и о том, какое действие
оказал на него бриллиант
Но чудеса, творимые бриллиантом, не кончились и на этом. Вскорости после большого приема у миссис Брафф, наш ГЛАВА вызвал меня к себе в кабинет и, просмотрев мои счета и порассуждав некоторое время о делах, сказал:
- У вас прекрасная бриллиантовая булавка, Титмарш, и именно о ней я и хотел с вами побеседовать. {Он говорил важно, снисходительно.) Я не против того, чтобы молодые люди в нашей конторе хорошо и красиво одевались, но на свое жалованье они не в состоянии покупать подобные драгоценности, и я глубоко опечален, что вижу на вас столь дорогую вещь. Вы ведь заплатили за нее, сэр, надеюсь, что заплатили, ибо пуще всего, мой дорогой... мой дорогой юный друг, надлежит остерегаться долгов.
Я не мог взять в толк, почему это Брафф читает мне наставление- и опасается, что, купив булавку, я залез в долги, ведь я знал от Абеднего, что он уже осведомился о булавке и о том, как она ко мне попала.
- Прошу прощенья, сэр, - сказал я, - но мистер Абеднего говорил мне, что он уже говорил вам, что я ему говорил...
- Ах да, да... припоминаю, мистер Титмарш... да, в самом деле. Но, надеюсь, сэр, вы понимаете, что у меня есть дела поважнее, о которых мне приходится помнить.
- Ну как же, сэр, - ответил я.
- Кто-то из конторщиков и вправду говорил про булавку... что у одного из наших джентльменов завелся бриллиант. Так, стало быть, вам ее подарили, да?
- Да, сэр, мне ее подарила моя тетушка, миссис Хоггарти из замка Хоггарти, - сказал я, несколько возвысив голос, ибо я чуточку гордился тем, что имею отношение к замку Хоггарти,
- Должно быть, она очень богата, если делает такие подарки, а, Титмарш?
- А как же, сэр, благодарю вас, - ответил я, - Она и правда женщина большим достатком. После смерти супруга ей досталось четыреста фунтов годового дохода, потом у ней ферма в Слоппертоне, сэр; три дома в Скуош-тейле; да еще, как мне стало известно, три тысячи двести фунтов в банке, - вот какое у ней состояние, сэр.
Видите ли, мне это в самом деле было известна, так как, когда я гостил в Сомерсетшире, агент тетушки в Ирландии, мистер Мак-Манус, уведомил ее письмом, что закладная, которая была у ней на недвижимость лорда Брэллегена, полностью оплачена и деньги положены в банк Кутса. В те поры в Ирландии то и дело происходили беспорядки, и тетушка мудро решила не вкладывать более там деньги, а приискать, куда бы их можно было надежно и выгодно поместить в Англии. Однако же, получая со своего капитала в Ирландии шесть процентов годовых, она нипочем бы не согласилась на меньший процент; и, так как я пошел по коммерческой части, просила меня, когда я возвращался в Лондон, подыскать, куда бы ей поместить деньги, чтобы они давали ей доходу никак не менее прежнего.
- А откуда же вам с такою точностью известно состояние миссис Хоггарти? - спросил мистер Брафф, что я ему тотчас же и сообщил.
- Боже милостивый, сэр! Неужто вы хотите сказать, что у вас, служащего Западно-Дидлсекского страхового общества, почтенная дама спросила совета, куда ей поместить свой капитал, и вы не назвали ей страховое общество, в котором имеете честь служить? Неужели, сэр, вы хотите сказать, что, зная о пятипроцентной премии, полагающейся вам с вложенного капитала, вы не уговорили миссис Хоггарти купить наши акции?
- Я честный человек, сэр, - сказал я, - и не стал бы брать премию от своей родственницы.
- Ваша честность мне известна, мой дорогой... дайте я пожму вашу руку! Я тоже честный человек... у нас все служащие честные. Но мы должны быть еще и благоразумны. Как вам известно, по нашим книгам у нас числится пять миллионов капиталу, это значит, что нам внесено пять самых настоящих миллионов самых настоящих соверенов, сэр, - и все честь по чести. Но отчего бы нам не стать богатейшей Компанией в мире? И к тому оно и придет, сэр, непременно придет, сэр, не будь я Джон Брафф, пусть только господь благословит мою честность и усердие. Но неужто вы полагаете, что это возможно, если каждый из нас не будет всемерно споспешествовать процветанию нашей фирмы? Отнюдь, сэр... отнюдь. И, что до меня, я заявляю об этом всем и каждому. Я горжусь делом рук своих. В какой дом я ни войду, я всюду оставляю проспект нашего страхового общества. Любой из моих поставщиков становится владельцем хотя бы нескольких наших акций. Мои слуги, сэр, мои собственные лакеи и конюхи - и те связаны с Западно-Дидлсекской. И когда человек приходит ко мне просить места, мой первый вопрос: "А застрахованы ли вы, сударь, в нашей Компании, и есть ли у вас ее акции?" И второй вопрос: "А хорошие ли у вас рекомендации?" И если на первый свой вопрос я получаю отрицательный ответ, я говорю: "Прежде чем просить у меня места, приобретите наши акции". Разве вы не видели, как я, - я, Джон Брафф, который пользуется миллионным кредитом, - приехав сюда в карете четверней, вошел в контору и вручил мистеру Раундхэнду четыре фунта девятнадцать шиллингов - стоимость половины акции - за моего привратника? Обратили ли вы внимание, что я удержал шиллинг из пяти фунтов?
