Иоганнес Зиммель - Человек, который рисовал миндальные деревца

- Добрый вечер, мадам, - сказал я. Это, значит, и была домоправительница Мария.

- Добрый вечер, мосье, - отвечала она. - Что вам угодно?

- Меня звать Руайан, Роже Руайан. Я понимаю, что должен был предупредить о своем приходе, но не могу ли я поговорить с мосье Мондрагоном?

Не ответив на мой вопрос, она шире распахнула дверь и вошла. Я последовал за ней. Это оказалось помещение со старинной мебелью и множеством слонов из всевозможного материала. Потом помещение с коллекцией кукол. Домоправительница Мария шагала передо мной по древним каменным полам, и здесь тоже все выглядело точно так, как во времена миссис Коллинз, которая, возможно, лежала теперь в морозильнике морга, на станции Сен-Рафаэль, если только ее до сих пор не вскрыли, после чего зашили и переложили в цинковый гроб. Теперь передо мной было помещение с камином и множеством петухов.

Домоправительница зажгла торшер.

- Садитесь, пожалуйста, - сказала она.

- Благодарю, мадам, - ответил я и опустился в кресло. К моему великому удивлению, она уселась в другое кресло, как раз напротив моего.

- Итак, что вам угодно?

- Извините, мадам, но я хотел бы поговорить с мосье Мондрагоном... Я ведь уже сказал вам об этом... - тут я запнулся. - Вы, может быть, меня не поняли?

- Я прекрасно вас поняла, мосье Руайан, - ответила женщина в черном. - Но поговорить с мосье Мондрагоном, к сожалению, нельзя.

- Почему нельзя? Его сейчас нет?

- Да, - отвечала женщина в черном, - его сейчас нет.

- А подождать его можно?

- Боюсь, это не имеет смысла.

- Как не имеет? Он что, совершает длительное путешествие?

- Пожалуй, это можно и так сформулировать.

Я начал нервничать.

- Но ведь должен он когда-нибудь вернуться домой? Разве он вам не пишет? Разве вы не имеете с ним никакой связи?

- Больше не имею, мосье Руайан, - отвечала женщина в черном и пошевелила грязными босыми ногами. - Он больше никогда не вернется домой.

- Не понимаю, мадам... Как вы можете это говорить?

Вместо того чтобы ответить, она задала мне встречный вопрос.

- А кто вы, мосье Руайан? Я хочу сказать: кто вы по профессии?

- Писатель.

- Вы пишете всякие истории?

- Да, мадам.

- Правдивые тоже?

- Правдивые тоже. Как выйдет.

- Понимаю.

Она серьезно на меня поглядела.

- Мадам, где сейчас мосье Мондрагон?

- На кладбище, - тихо ответила она, - на кладбище Сен-Поль-де-Ванс.

Я сглотнул.

- Он умер два года назад, - сказала она. - В марте восемьдесят первого. Перед этим он долго лежал в одной клинике, в Ницце. А потом я перевезла его сюда и похоронила на местном кладбище.

- Это невозможно, - воскликнул я, перестав что-либо понимать.

- Это почему же невозможно?

- Миссис Коллинз... одна дама из Америки... Она всего два месяца назад получила от него письмо! - Воскликнул я.

- И тем не менее это вполне возможно, - сказала эта женщина в черном.

- Полноте! Покойник не может писать письма.

- Ну конечно же нет! Но у него есть и другие возможности. Порой.

Я встал с места и спросил:

- А кто вы собственно такая?

На что она спокойно ответила:

- Я его жена, мосье Руайан. Я тридцать лет была за ним замужем. И навсегда останусь его женой, даже если он умер.

Я снова сел.

За окном тем временем совсем стемнело.

- Я вижу, вы удивлены, мосье Руайан. И многие люди, знавшие моего мужа, тоже были бы удивлены, услышав, что он так долго был на мне женат. Об этом знают только местные. Но с чужими они об этом не разговаривают. И никогда не разговаривали. Чтобы не вызвать у нас затруднений.

- Каких еще затруднений?

- Или чтобы не помешать нашему бизнесу, - она улыбнулась, и я увидел ее испорченные зубы. - Знаете, в свое время я была очень хороша собой, мосье. Вы, конечно, не поверите...

- Ну почему же!

- О, вы очень любезны... Но все-таки вы не верите мне. И тем не менее это правда. Когда Пьер на мне женился, я была красивая молодая девушка, мне едва сравнялось восемнадцать. Все люди у нас в деревне об этом знают. А в Ницце об этом знает мосье Рубен Аласян.

- Рубен Аласян?

- Ну да, этот ювелир.

- Он еще жив?

- Разумеется. Ему, правда, много за восемьдесят, но он все еще вполне бойкий старик. А вы разве знаете мосье Аласяна?

- Да, миссис Коллинз рассказывала мне об этом армянском ювелире.

- Понятно. Это мосье Аласян сделал предложение Пьеру. Вот и с тех пор уже минуло двадцать два года...

- Предложение? Какое предложение?

- Одну минуточку, мосье Руайан, одну минуточку. Сперва я бы все-таки хотела узнать, зачем вы сюда приехали и почему хотели поговорить с моим мужем. Вы помянули имя одной дамы...

- Миссис Коллинз.

- Ах да, Коллинз, - и она снова улыбнулась.

- Вы ее помните?

- Ну конечно помню. У меня отличная память. Я помню всех дам, которые здесь бывали. А уж миссис Коллинз я помню лучше всех. Ведь мой муж не далее как два месяца назад отправил ей письмо, не так ли? Ну, отправила его, разумеется, лично я, само собой. Покойник ведь не может отправлять письма. А вы-то откуда знаете миссис Коллинз, мосье Руайан? Вы тоже живете в Нью-Йорке?

- Нет, в Париже.

- А где же вы познакомились с миссис Коллинз?

- В Train bleu, - отвечал я. - Этой ночью.

Она подняла голову:

- Миссис Коллинз была сегодня ночью в Train bleu?

- Я ведь вам уже сказал, мадам... мадам Мондрагон.

- А что она там делала? Как она вообще оказалась в Голубом поезде?

- Она хотела приехать сюда, чтобы уже навсегда соединиться с вашим мужем.

После чего я рассказал ей о своем ночном разговоре. Мадам Мондрагон выслушала меня без какого бы то ни было выражения на лице. Закончив свое повествование, я открыл маленькую кожаную сумку и вынул из нее открытку с картинкой и с письмом от Пьера Мондрагона, словно бы желая этим доказать, что я говорю чистую правду.

- А-а-а, - промолвила госпожа Мондрагон, - одно из его миндальных деревец.

Она взяла открытку у меня из рук и перевернула ее оборотной стороной кверху.

И разумеется, Аннабел Ли, прекрасная Аннабел Ли.

- Что вы имеете в виду, когда говорите: одно из миндальных деревец? спросил я. - Сколько он их всего нарисовал?

Женщина в черном халате встала с места, подошла к шкафу и открыла его. Множество бутылочек и горшочков с краской стояли на его полках. Слева я углядел две стопки открыток размером с ту, которая была у меня. Они были сложены вполне аккуратно, одна поверх другой, и было их здесь, по меньшей мере, сотни две.

- Вот, - заговорила женщина в черном халате, - можете сами увидеть, сколько таких открыток нарисовал Пьер! - Она закашлялась и засмеялась одновременно. - Много, - продолжала она, - очень даже много, - и она снова засмеялась. - Всевозможные деревца. Всего пять вариантов, мосье Руайан. Существуют шаблоны. Их кладут поверх открытки и раскрашивают. Один шаблон для веток... Один для листьев, один для цветочков... Он ведь совершенно не умел рисовать, мой бедный Пьер... Просто он как-то раз увидел в Ницце такое вот деревце, нарисованное с помощью шаблонов. В магазине детских игрушек. Любой ребенок с помощью этих шаблонов сумеет нарисовать миндальное деревце. В тот день я была с ним, и у меня возникла эта идея...

- Какая "эта"?

- Ну, к тому времени он уже принял предложение мосье Аласяна, вот я и сказала ему, что у меня возникла отличная идея насчет этих шаблонов. Деревца получаются и в самом деле прелестные, каждый сразу хочет такое заполучить. Я еще припоминаю, как мы вместе покупали эти шаблоны и акварельные краски.

Она умерила бурный прилив веселости и спросила вполне серьезным тоном:

- Но если миссис Коллинз ничего не знала о смерти моего мужа и хотела соединиться с ним навек, почему ж ее до сих пор здесь нет?

- А это, мадам, я еще не успел вам рассказать. Сегодня ночью миссис Коллинз умерла во сне в Train bleu. Сердце. В Сен-Рафаэле они вынесли ее тело из поезда.

Мадам Мондрагон кивнула глубокомысленно.

- Значит, он все-таки есть.

- Кто "он"?

- Бог, - отвечала мадам Мондрагон, - он уберег миссис Коллинз от большого горя, он дал ей возможность быть счастливой до последнего вздоха.

Она закрыла шкаф и снова села.

- Ну конечно же, она любила моего мужа. И все эти женщины любили моего мужа. Что правда, то правда, рисовать он не умел. Он и вообще был глуп, мосье Руайан, немыслимо глуп. Он ровным счетом ничего не умел. Он умел только одно: осчастливить женщину. И вот, когда мосье Аласян случайно узнал, как счастлива с Пьером я, это произвело на него огромное впечатление. А человек он очень умный. Вот потому что он такой умный, он и сделал моему мужу то самое предложение.

- Какое предложение, черт побери?! Прошу прощения.

Движением руки мадам Мондрагон дала мне понять, что я прощен.

- Все очень просто. "Вы явно женский кумир, - сказал Аласян Пьеру. Женщины летят на вас, как бабочки на огонь. Я куплю вам смокинг, можно не один, а два, куплю ботинки, носки и сорочки, словом все, что вам понадобится, чтобы одеться для званого приема. Я знаю на Лазурном берегу множество людей, меня часто приглашают на всевозможные приемы. Я позабочусь о том, чтобы и вас часто приглашали туда, где бывают очень богатые люди".