Болеслав Прус - Форпост
- Да уж какой порядок, когда Гжиб сразу получил тридцать моргов, а вы насилу семь! - сказал Ендрек.
Слимак остановился посреди дороги, решив передохнуть. Он поправил шапку, уперся левой рукой в бок, а правой показал на холмы:
- Видишь ты горы там, над имением? С них все время земля сыплется вниз. Может, неверно?
- Нет, верно.
- То-то, что верно. А та земля, что осыпается, она на чьи поля падает, а?
- Известно, на господские.
- То-то, что на господские. А та земля, что осыплется с господских полей, к кому упадет на пашню - ко мне или к Гжибу?
- Известно, к Гжибу, раз его поля на косогоре под господскими, а ваши по ту сторону долины.
- Вот видишь, - продолжал Слимак. - Если б мои поля были там, где Гжибовы, я бы с господской земли имел пользу; а как земля мне досталась за рекой, то я меньше и пользуюсь.
- Да еще с ваших же холмов земля падает на господские луга, подтвердил Ендрек.
- На все воля божья! - сказал мужик и снял шапку. - Тем я хуже наших мужиков, что у меня земли меньше, но тем лучше самого барина, что земля с моего хутора сыплется на его луга и богатство его приумножает.
Ендрек, выслушав это рассуждение, покачал головой.
- Ты что башкой мотаешь? - спросил его отец.
- Не по мне все, что вы говорите.
- Не по тебе, потому что ты моложе меня и глупее.
- А вы, тятя, стало быть, глупее Гжиба, потому что он старше вас и говорит совсем другое.
Мужика так и кольнуло в сердце.
- Ах ты щенок этакий! - крикнул он. - Вот я дам тебе в морду, так ты мигом смекнешь, кто умнее!..
Довод был настолько веский, что Ендрек умолк, и дальше они шли, уже не разговаривая. Стасек о чем-то мечтал, а Слимак то беспокоился, сдадут ли ему луг в аренду, то удивлялся, что его старший сын проповедует столь превратные теории.
- Гм! - ворчал мужик. - Учится, паршивец, у других. Гордый, черт, никому не уступит; слава богу, что хоть не ворует. Ого! Нет, уже он-то не будет мужиком.
Начиная с места, где, плавно поднимаясь в гору, с большаком соединялась дорога, ведущая в имение, Слимак шел все медленнее, Стасек озирался все тревожнее, и только Ендрек становился все бойчее. Но вот из-за холма показались черные, но уже покрывшиеся почками ветви придорожных лип, а затем трубы и крыши помещичьей усадьбы.
Вдруг раздались два выстрела.
- Стреляют! - заорал Ендрек и бросился вперед, между тем как Стасек уцепился за карман отцовского зипуна.
- Ты куда? Сейчас же назад! - крикнул Слимак.
Ендрек насупился, но замедлил шаг.
Они поднялись на холм, где тянулись уже одни только господские поля. Позади, внизу, лежала деревня, еще ниже - луг и река; перед ними за забором стоял господский дом, еще какие-то строения, дальше - сад.
- Видишь, вот и господский дом, - сказал Слимак Стасеку.
- Это который?
- Вон тот, с крыльцом на столбах.
- А там что за хата?
- Налево? Это не хата, а флигель, а тот низкий домик - кухня. Погляди-ка, видишь, во флигеле одни горницы внизу, а другие вверху.
- Вроде как на чердаке.
- Это не чердак, а этаж. Чердак еще выше, под крышей, как у нас.
- А лазят туда по стремянке, - вмешался Ендрек.
- Не по стремянке, а по лестнице, - сурово ответил отец. - В самый раз, станет тебе пан кувыркаться по жердочкам! Пан любит, чтобы все было удобно. Оттого у него и сено воруют с сеновала над конюшней.
- Тятя, а направо это что - все в окнах? - спросил Стасек.
- Тут, видать, сами господа посиживают да на солнышке греются, ответил Ендрек.
- Не болтай, чего не знаешь! - оборвал его Слимак. - Тут стены, все как есть, из стекла, зовется теплица. В ней всякие цветы, какие только виданы на свете, и цветут круглый год, даже среди зимы, когда в поле снегу по колено.
- Цветы-то, верно, бумажные, как в костеле, - снова вмешался Ендрек.
- То-то и есть, что настоящие. А цветут потому, что садовник всю зиму топит печку.
- А яблоки тут есть зимой? - спросил Ендрек.
- Яблок нет, одни апельсины.
- Верно, раз во сто лучше яблок? - спросил Ендрек, и глаза у него загорелись.
Мужик презрительно махнул рукой:
- Ни-ни... Попробовал я одно такое. Маленькое, как картошка, зеленое, а уж пакостное - собака и та бы выплюнула...
- И они такое едят?
- Чего ж им не есть!
- Вот дураки! - сказал Ендрек.
- Сам ты дурак, потому что толку в этом не знаешь, - ответил мужик. Тебе небось нравится, когда похлебка круто посолена? А барину нравится, когда от другой еды у него во рту пакостно. У всякого свой вкус: вол любит траву, а свинья - крапиву.
- Гляньте-ка, тятя! - вдруг заорал Ендрек, показывая на двор.
Но не успел он крикнуть, как снова грянули два выстрела. Когда дым рассеялся, они увидели у ворот молодого человека в желтых гетрах до колен и в серой куртке с зелеными лацканами. Сбоку у него висела охотничья сумка, на животе патронташ, а в руках еще дымилась двустволка.
- Это тот самый, что вчера ехал верхом, еще картуз у него с башки свалился, - сказал Ендрек.
Мужик нагнул голову на одну сторону, потом на другую и пристально вгляделся.
- Он и есть, растяпа! - признал Слимак с неудовольствием. И прибавил шепотом: - Ох, не к добру! Теперь уж наверняка мне луг не отдадут, раз нам перешел дорогу этот фармазон.
- Ружьецо-то у него славное! - сказал Ендрек. - В кого это он стрелял? Тут только воробьи летают. А может, просто так? Эх, кабы мне такое ружье, я бы стрелял целый день, хоть по холмам, а пороху - будь он неладен - столько бы сыпал, что гул пошел бы на весь приход.
- А в нас он не выстрелит? - тихо спросил Стасек, не решаясь идти дальше.
- Чего ему в нас стрелять? - ответил отец. - В людей стрелять не позволено, за это в тюрьму сажают. Хотя... кто его знает, что ему вздумается, этому нехристю!
- Ого-го! - подхватил Ендрек. - Пусть-ка попробует!
- А что ты ему сделаешь?
- Вырву ружье и снесу к старшине. Да еще разика два сам выстрелю дорогой.
Между тем охотник, зарядив свой ланкастер, подошел к мужику. Из сумки его, притороченные, свисали окровавленные останки воробья.
- Слава Иисусу Христу! - поклонился Слимак, срывая с головы шапку.
- Добрый день, гражданин! - ответил стрелок, приподнимая бархатный картузик.
- Эх, красота-ружье! - вздохнул Ендрек.
Панич поправил пенсне и внимательно поглядел на мальчика.
- Понравилось, а? - спросил он. - Это не ты ли мне вчера подал картуз?
- Я самый, а вы, пан, ехали верхом и без ружья.
- Значит, я твой должник! - воскликнул панич, доставая из кармана кошелек. - Возьми-ка, - сказал он и протянул мальчику серебряную монету. - А это твой отец?.. Тот, что вчера хотел отстегать тебя кнутом?..
Мужик поклонился до земли.
- Гражданин! - сказал панич обиженным тоном. - Если ты хочешь, чтобы у нас с тобой сохранились дружеские отношения, не кланяйся мне так низко и надень шапку. Пора забыть эти пережитки рабства, которые и нам и вам приносят одни неприятности. Надень шапку, гражданин, прошу тебя...
Слимак оторопел и вконец растерялся; он хотел было исполнить приказание, но рука отказалась ему повиноваться.
- Совестно мне при господах в шапке стоять, - пробормотал он.
- Брось ты дурить! - прикрикнул на него панич.
Он вырвал шапку из руки Слимака, насильно нахлобучил ему на голову, а затем то же самое проделал и с оробевшим Стасеком.
"Вот холера!" - подумал мужик, решительно не понимая демократических настроений панича.
- Вы что, в имение идете? - спросил охотник, закидывая ружье за плечо.
- В имение, панич.
- По какому-нибудь делу к моему зятю?
Мужик опять хотел поклониться в ноги, но панич удержал его.
- А какое у вас дело?
- Хотел просить милости у пана: сдать нам в аренду вон тот лужок, что лежит меж рекой и моим хуторком.
- Зачем он вам?
- Вчера мы с моей бабой сторговали корову, да боимся, что кормов для нее не хватит, вот и хотим просить милости...
- А много у вас скота?
- Всего-то пять голов божьих тварей: стало быть, две лошади да три коровы, - да еще свиньи.
- А земли у вас много?
- Какое там много, панич! Еле-еле десять моргов, и то из года в год все меньше родит, - вздохнул мужик.
- Потому что вы не умеете хозяйничать, - сказал панич. - Десять моргов земли, любезный, - это огромное состояние! За границей на таком участке живет с удобствами несколько семейств, а у нас и на одно не хватает. Что ж удивительного: ведь вы сеете одну рожь...
- А что сеять, панич, раз пшеница не родится?
- Овощи, приятель, вот настоящее дело! Под Варшавой огородники платят за аренду по нескольку десятков рублей за морг и, несмотря на это, прекрасно живут.
Слимак грустно понурил голову, но сердце у него так и кипело: слушая доводы панича, он пришел к заключению, что или ему вовсе не сдадут луг в аренду, раз у него уже есть десять моргов, или заставят платить несколько десятков рублей за морг. А то зачем стал бы панич рассказывать про все эти чудеса, если бы не хотел ему внушить, что у него и так чересчур много земли, а потому он должен дороже платить за аренду?
