Лео Перуц - Шведский всадник

- Мадемуазель, я еще раз хочу поблагодарить вас за гостеприимство, заговорил Барон Палачей, поклонившись девушке. - Я и мои люди были устроены самым наилучшим образом, a point7. И все же сейчас я должен ехать и хватать этих бандитов за горло! Мы оцепили Черного Ибица в его лисьей норе, и мне нужно поспешать к моим людям - ведь завтра на рассвете начнется большая охота!

"Вот так все и делается на свете! - печально думал вор, стоя между двумя драгунами у двери. - Бедняки, которые поневоле стали разбойниками, заперты в лисьей норе, и этот капитан уже занес над ними петлю и топор. Завтра они будут казнены. А ведь настоящие разбойники засели здесь, в доме, и нагло разоряют имущество госпожи. А она, бедная, и не видит, что они вытворяют".

- Я желаю господину капитану по милости Божией до конца выполнить свой долг, - сказала девушка. - Этот Ибиц и его банда наделали много зла как здесь, так и в Польше. Нападали на возчиков, угоняли коров у крестьян - об этом только и твердят по всей округе. Господин капитан - вы подлинный рыцарь, второй святой Георгий!

"А они - просто бедные люди, - продолжал размышлять бродяга, пока гордый от похвалы капитан разглаживал свои усы. - Будь у них хотя бы кусок хлеба да соломенная крыша над головой, они остались бы честными. Но так уж повелось на свете! Кто-то пухнет от голода и холода, а другие в это время бездельничают на кухне..."

- Прошу прощения у мадемуазель! - скрипучим голосом произнес вошедший в эту минуту бородач. - Должен сказать, мне уже давно пора домой. Если мадемуазель переменит свое решение, я всегда буду к ее услугам.

- Может быть, господин крестный согласится оставить мне хотя бы Ясона? - спросила девушка, смахивая слезу с ресниц.

- Мадемуазель могла бы иметь сколько угодно верховых коней и собак, сказал бородач. - Это зависит только от нее самой. Стоит ей только пожелать - и все на свете красивые платья, цепочки, кольца, а равно и самое блестящее общество будут положены к ее ногам.

- Очень жаль, но я не могу поступить по желанию господина крестного! произнесла девушка тихим, но неожиданно твердым голосом. - Вы, господин крестный, знаете, что это невозможно. Скорее солнце перестанет всходить на небе! Я обещала руку и сердце другому. Я жду его и буду ждать хоть до Страшного суда!

- Что ж, могу только поздравить мадемуазель с таким решением, - сухо ответил бородач. - А пока я к услугам мадемуазель. Мне уже запрягли?

"Да защитят ее все ангелы неба! - воскликнул про себя бродяга. - И этот старый хмырь хочет взять ее в любовницы? Да она подходит ему, как фиалка к белому снегу!"

- Да. Сани стоят во дворе, и кучер уже давно ждет, - ответила девушка. - И все же я возлагаю надежду на великодушие господина крестного. Может быть, господин крестный оставит мне хотя бы Ясона?!

- Это не по правилам! - проворчал бородач. - Я заплатил вам хорошие деньги за лошадь и собаку. Если бы в этом доме научились экономить, до распродажи дело бы не дошло. Каждый правильно вложенный крейцер приносит двойной доход, а гульден так и вообще тройной! Да только этого здесь никто не понимает! Если у вас вдруг случится нехватка дров, вы ведь прикажете кухарке топить печь оливковым маслом!

- А зачем господину понадобилась благородная охотничья собака? спросил вдруг стоявший у двери Барон Палачей. - Господину вполне хватит и обыкновенных крестьянских дворняг!

Бородач повернулся к капитану и смерил его с головы до ног высокомерным взглядом.

- Я буду очень признателен господину, если он не будет вмешиваться в мои дела, - проскрипел он. - Как и я не вмешиваюсь в чужие. Мне известно, что у меня в округе много врагов, и среди них есть немало таких, кому не терпится поживиться моими деньгами.

Барон Палачей презрительно скривил рот и высоко вскинул подбородок.

- Я - бедный дворянин, - спокойно произнес он. - У меня нет ничего своего, кроме офицерского патента от Его Величества императора да хорошего послужного списка. Но и за тысячу талеров я бы не согласился пощадить шкуру господина, осмелившегося оскорбить меня!

- Пусть господин больше заботится о своей шкуре, чем о моей! О своей я сам позабочусь! - злобно крикнул бородач. Лицо его побагровело, глаза почти вылезли из орбит. - Пусть господин очистит дорогу! Я ухожу!

- Что это вы так кричите? Или в вас вдруг взыграла оленья храбрость? с усмешкой спросил капитан. - Если господин будет так сильно надуваться, то, не дай Бог, еще лопнет, как Иуда после повешения!

- Как Иуда после повешения? - заорал бородач, разгораясь злобой и одновременно испытывая страх перед боевым офицером. - Господин, кажется, забывает, что я тоже дворянин и рожден в благородном звании. Я тоже ношу при себе шпагу, и, клянусь вам, она не крепко сидит в ножнах!

Барон Палачей презрительно улыбнулся, отступил в сторону и указал концом шпаги на открытую дверь.

- Я могу сейчас же удовлетворить господина! Согласно правилам чести я охотно выйду во двор для поединка с господином!

- Бог велит иначе! Бог велит иначе! - быстро сменил тон испуганный таким оборотом дела крестный, который уже успел добраться до двери. - У меня больше нет времени, абсолютно нет времени слушать господина. Я уезжаю. Если я вас чем-нибудь оскорбил, встретимся как-нибудь в другой раз. А на сегодня довольно, меня ждут неотложные дела!

Изо всех сил пытаясь сохранить гордую осанку, он ринулся вниз по лестнице.

Барон Палачей презрительно проводил его взглядом, а затем обратился к барышне:

- Прошу извинить меня, мадемуазель, - сказал он, сняв шляпу, - но этот ваш крестный, при всем моем к вам почтении, не что иное, как шелудивый пес! Он не стоит удара шпаги. Любой мальчишка с улицы может запросто надавать ему по косу - и это будет вполне справедливо!

- Он принуждает меня выйти за него замуж, - сказала девушка, слабо улыбнувшись. - Говорит, что делает это в память о дружбе с моим покойным отцом и ради моего избавления от нужды и разорения.

- Ну, если это зовется дружбой, - заметил капитан, - то я лучше буду дружить с волками в лесу! Однако мадемуазель сказала, что она помолвлена. Позвольте узнать, кто же этот счастливец, что имеет честь быть женихом столь благородной девы?

Бродяга слушал все эти речи как во сне. Его терзала внезапная и безумная мысль: а что, если бы он вдруг стал не тем, кем он был, не вором без роду и племени, а тем человеком, с кем помолвлено это высокородное дитя? О, как нежно он бы обнял ее, как крепко прижался бы щекой к ее щеке!..

Испугавшись овладевшего им исступления, он вздрогнул и глубоко вздохнул. "Нет! - думал он. - Это невозможно. Мне остается лишь надеяться, что Господь в своей милости отвратит мое сердце от порока!"

- Господин капитан был так добр ко мне, - говорила в это время девушка, - что я охотно расскажу ему обо всем. Мой суженый - шведский дворянин, друг моего детства. Еще тогда я обещала ему мою руку и сердце. У него на пальце мое кольцо, а я ношу полученное от него. Но от него уже давно не было вестей, и я со страхом думаю: а вдруг он забыл меня? Но я его никогда не забуду! Его зовут Христиан фон Торнефельд, он крестник моего отца и мой кузен со стороны мамы.

"Господи, да может ли это быть?! - подумал бродяга в безграничном смятении чувств. - Она говорит о том щенке с мельницы. Я не хочу этому верить! Она отдала свое сердце этому дворянскому выродку, этому суслику, который бахвалится, когда сидит в тепле, и пускает слюни, когда у него мерзнут уши. И этому высокородному мышонку она хранит верность? Вот она, земная справедливость! А он-то и не думает о ней. Хочет удрать на войну к своему возлюбленному Карлу, да только с места двинуться не может без теплой шубы, расписного кафтана, повозки и лошадей. А еще ему нужно побольше денег, шелковых чулок и еще Бог знает чего... Тафту и атлас подавай ему, чтобы сопливый нос утирать!"

А капитан тем временем во все глаза глядел на него.

- Что вы говорите, мадемуазель? - вне себя от удивления спросил он. У вашего отца есть крестный сын? Неужели этот проходимец и впрямь не врет? Я его и привел-то к вам как раз по этому поводу. А ну-ка, иди сюда, висельник! Поклонись госпоже хозяйке и скажи, кто тебя послал сюда!

Бродяга подошел и поклонился, но при этом постарался встать таким образом, чтобы его лицо осталось в тени.

"Я не должен говорить! - лихорадочно думал он. - Я не скажу ей ни слова об этом щенке!"

Однако, несмотря на всю свою решимость молчать, в ту минуту он еще и сам не сознавал, почему он должен скрывать от хозяйки то, что пославший его Торнефельд в данную минуту сидит на мельнице в трех милях отсюда.

- Ну, что ты стоишь и смотришь, как мавр на ледяную глыбу? насмешливо спросил барон. - Говори, кто тебя послал!

"Нет, нет и нет! - билось в мозгу у бродяги. - Она не должна знать об этом! Она ведь побежит и продаст все, что у нее осталось - платья из шкафов, застежки с рубашек, молитвенник, чтобы одеть его в атлас и шелковые чулки! Нет, она ничего не узнает!"