Ирвин Шоу - Век здравомыслия

Шоу Ирвин

Век здравомыслия

Ирвин Шоу

Век здравомыслия

Перевел с английского Виктор Вебер

Кошмар приснился ему только однажды - в декабре. Наутро он несколько секунд думал о нем, а потом забыл. Исчез из памяти до одного апрельского вечера, а потом вдруг вспомнился за десять минут до того, как заканчивалась посадка на его самолет. Всякий раз, поднимаясь на борт самолета, он испытывал легкую тревогу. Понимал, что рискует, пусть риск этот и небольшой, поскольку каждый полет мог закончиться его смертью. Он вручал свою жизнь во власть воздушных потоков, грозовых облаков, клапанов и крыльев, перед которой были бессильны мастерство пилота и услужливость стюардесс. Наверное, этот страх и заставил его вспомнить кошмар в тот самый момент, когда он прощался на галерее с женой и сестрой, глядя на поблескивающий сигнальными огнями самолет, застывший на летном поле.

В кошмаре умирала его сестра, Элизабет. Он шел за гробом до кладбища и, не проронив не слезинки, наблюдал, как гроб опускают в могилу, а потом возвращался домой. И происходило все это 14 мая. Точность и определенность даты придавала кошмару не свойственную сну реальность. Проснувшись, он безуспешно пытался понять, почему именно 14 мая, почему подсознание выбрало именно этот день, отстоящий от настоящего на добрые пять месяцев. В мае никто из его ближайших родственников не рождался, не отмечались никакие годовщины, да и с ним лично в этот месяц никогда ничего не происходило. Он сонно рассмеялся, легонько погладил Элис по голому плечу, встал и ушел на работу, окунулся в логичную и понятную атмосферу кульманов и чертежей, не рассказав о кошмаре ни тогда, ни потом, ни жене, ни комуто еще.

И вот, посмеявшись над тем, как сонно и небрежно попрощалась с ним его пятилетняя дочь, когда он уходил из квартиры, поцеловавшись на прощание с Элизабет в шуме работающих самолетных двигателей, он вдруг вспомнил кошмар. Элизабет стояла перед ним, разрумянившаяся, здоровенькая, веселая, словно только что выиграла партию в теннис или заплыв в бассейне, и надо было очень сильно напрячься, чтобы представить ее лежащей в гробу.

- По возвращении привези мне Кэри Гранта, - Элизабет потерлась о его щеку.

- Разумеется, - ответил Рой.

- Оставляю вас, чтобы вы могли нежно попрощаться, - добавила Элизабет. - Элис, не забудь про главное. Накажи ему быть паинькой.

- Я его уже проинструктировала, - ответила Элис. - Никаких женщин. До обеда не больше трех "мартини". Дважды в неделю докладывать мне по телефону. Сесть в самолет и вернуться домой, как только работу будет закончена.

- Две недели, - напомнил Рой. - Клянусь, что вернусь через две недели.

- И не оченьто развлекайся, - Элис улыбалась, но в глазах стояли слезы. Так случалось всегда, когда он уезжал от нее, даже на один день в Вашингтон.

- Не буду. Обещаю работать, не поднимая головы.

- И правильно, - Элис рассмеялась. - Для того ты и едешь.

- Не везешь с собой телефонов подружек? - полюбопытствовала Элизабет.

- Нет, - в жизни Роя был период, до женитьбы на Элис, когда он активно ухлестывал за женщинами, а его приятели, возвращавшиеся из Европы с войны рассказывали всякие истории, по большей части выдуманные, о диких нравах Лондона и Парижа, поэтому жена и сестра считали Роя более ветреным и непостоянным, чем он был на самом деле. - Господи, какое это счастье, хотя бы на несколько дней выйти изпод контроля женского совета директоров.

Он и Элис направились к выходу из галереи.

- Береги себя, дорогой, - прошептала Элис.

- Не волнуйся, - он поцеловал жену.

- Как я это ненавижу, - Элис прижалась к нему. - Мы все время расстаемся. Это последний раз. Отныне, куда бы ты не собрался, я поеду с тобой.

- Хорошо, - Рой улыбнулся.

- Даже на стадион "Янки".

- Буду только рад, - еще несколько мгновений он обнимал ее, такую милую и родную, потом повернулся и направился к самолету. У трапа повернулся, помахал рукой. Элис и Элизабет ответили тем же, и он отметил, как же они похожи, стройные, светловолосые, даже руки у них двигались в унисон.

Он поднялся по трапу, через минутудругую люк захлопнулся и самолет медленно покатился к началу взлетной полосы.

* * *

Через десять дней, позвонив из ЛосАнджелеса в НьюЙорк, Рой сказал Элис, что ей придется прилететь на Западное побережье.

- Мансон говорит, что этот проект растягивается на шесть месяцев. Он обещает найти мне место для жилья, так что жду тебя с распростертыми объятьями.

- Спасибо, - ответила Элис. - Скажи Мансону, что мне хочется дать ему в зубы.

- Ничего не поделаешь, бэби. Бизнес превыше всего. Ты знаешь.

- Почему он не сказал тебе об этом до отлета? Тогда ты помог бы мне подготовить квартиру к отъезду и мы могли бы поехать вместе.

- Он сам об этом не знал, - терпеливо объяснил Рой. - В наши дни ситуация меняется очень быстро.

- Я все равно хочу дать ему в зубы.

- Имеешь право, - Рой улыбнулся. Приедешь и скажешь ему об этом сама. Когда тебя ждать? Завтра?

- Уж это ты должен знать, Рой. Я - не батальон. Ты не можешь сказать: "Гражданка Элис Гайнор, вам велено быть в трех тысячах миль отсюда завтра в четыре часа пополудни", - и ожидать, что так оно и будет.

- Хорошо, ты не батальон. Так когда?

Элис хихикнула.

- В голосе слышится нетерпение.

- Мне и не терпится.

- Это хорошо.

- Так когда?

- Значит, так... - Элис задумалась. - Мне надо забрать Салли из школы, отправить коекакие вещи на хранение, сдать квартиру, забронировать билеты...

- Когда?

- Через две недели. Если будут билеты на самолет. Ты сможешь подождать?

- Нет.

- Я тоже, - они оба рассмеялись. - Ты там не оченьто развлекаешься?

Рой узнал тон и внутренне вздохнул.

- Отнюдь. Прихожу поздно, запираюсь в номере и читаю. Уже прочитал шесть книг и наполовину осилил мемуары генерала Маршалла.

- В один вечер ты не читал, - в голосе Элис слышалась обманчивая веселость.

- Понятно. Давай послушаем, что я делал в этот вечер.

- Моника во вторник прилетела из Калифорнии и сразу позвонила мне. Сказала, что видела тебя с красоткой в модном ресторане.

- Если бы существовала высшая справедливость, Монику бы сбросили на Бикини вместо водородной бомбы.

- Моника говорит, у нее длинные черные волосы.

- Она абсолютно права. У этой девушки длинные черные волосы.

- Не кричи. Я прекрасно тебя слышу.

- Но Моника забыла упомянуть, что девушка эта - жена Чарли Льюиса...

- Она сказала, что вы были вдвоем.

- Потому что Чарли Льюис находился в двадцати футах от нас, в мужском туалете.

- Ты уверен?

- Нет. Возможно, он был в женском.

- Может, тебе это кажется забавным, но, учитывая твое прошлое...

- Я готов поменяться моим прошлым с любым образцовым мужем, - оборвал ее Рой.

- Терпеть не могу, когда ты шутишь на эту темя, - голос Элис начал дрожать, и Рой тут же раскаялся в своей резкости.

- Послушай, бэби. Быстренько прилетай сюда. Как можно быстрее. Тогда мы не будем ссориться изза ерунды.

- Извини, - голос Элис заметно смягчился. - Все дело в том, что последние годы мы слишком часто расставались. Вот я и веду себя глупо. Кто платит за звонок?

- Компания.

- Это хорошо, - Элис хохотнула. - Это кошмар, ссориться по телефону за собственные деньги. Ты меня любишь?

- Прилетай побыстрее.

- Ты намерен ответить на мой вопрос?

- Да.

- Отлично. Я тоже. До свидания, дорогой. До скорой встречи.

- Поцелуй за меня Салли.

- Обязательно. До свидания.

Рой положил трубку. Покачал головой, вспомнив перепалку. Улыбнулся, вспомнив окончание разговора. Поднялся со стула, подошел к настенному календарю, чтобы прикинуть, когда ему ждать жену и дочь.

Телеграмма пришла через три дня:

"ЗАБРОНИРОВАЛА МЕСТА НА ДВУХЧАВОВОЙ РЕЙ 14 МАЯ С ПРИБЫТИЕМ В БЕРБАНК В 10 УТРА ПО ТВОЕМУ ВРЕМЕНИ. ПОЖАЛУЙСТА ПОБРЕЙСЯ. ЛЮБЛЮ ЭЛИС".

Рой улыбался, перечитывая телеграмму, но потом вдруг почувствовал некое беспокойство, пусть и никак не мог понять, в чем причина. Весь день проходил с этим, невесть откуда взявшимся чувством тревоги, и лишь когда засыпал, его словно громом поразило. Сон сняло, как рукой, он вскочил, вновь схватил телеграмму. 14 мая. Не стал гасить лампу, закурил, сел на узкую кровать в безликом номере отеля и медленно, очень медленно, вернул себе контроль над нервами.

Суеверным он не был, даже не ходил в церковь и всегда смеялся над матерью, которая во всем, а уж особо во снах, находила пророчества и знамения. Элис тоже не была чужда суевериям. Если она хотела, чтобы какоето событие произошло, никогда не говорила о нем, чтобы не спугнуть. Он не раз ее за это высмеивал. Во время войны, когда все газеты и журналы уверяли мир, что в окопах нет ни одного атеиста, он никогда не молился, даже в самые тяжелые и опасные моменты. И за всю свою взрослую жизнь ни единое его телодвижение не вызывалось суеверием или предчувствием. Он оглядел маленький, ярко освещенный, удобно обставленный номер двадцатого столетия и почувствовал себя круглым идиотом: он, инженер, здравомыслящий человек, вскакивает с кровати, словно на него плеснули холодной воды, изза давнишнего кошмара, не имеющего ровно никакого отношения к реальной жизни.