Мой гарем - Анатолий Павлович Каменский

Барсов сам хорошенько не знал, почему его в первый же день по приезде в А. потянуло к Семеновым. Он не успел еще как следует отдохнуть с дороги, был немного раздражен, думал, что долго пролежит в постели, но почему-то вскочил спозаранку. В городе у Барсова никого не было, кроме отца, который с утра ушел на службу. Часов до двенадцати шел дождь, потом прояснилось и стало жарко. Владимир Иванович надел легкий чесучовый костюм, соломенную шляпу с широкой черной лентой, взял трость и отправился к Семеновым. Зачем он идет к ним, он не знал. Просто ему хотелось показаться к знакомым, у которых он бывал лет десять как свой человек, к которым привык, как к родным. К тому же в этом доме он пережил когда-то несколько сладких минут. От этих минут не осталось и следа. Прошлое лето он почти не бывал у Семеновых, если не считать двух-трех дней последнего увлечения Ксенией Михайловной. Увлечение исчезло быстро, как и наступило, и, кажется, навсегда. «Наверное, будет очень скучно, — думал Барсов, — а вот я иду, несет же черт!»

Он медленно, лениво от духоты прошел несколько переулков по теневой стороне, прячась и пригибаясь от солнца у невысоких заборов. Потом завернул за угол, перебрался по доскам через большую лужу и очутился почти у самой речки перед одноэтажным каменным домом. Недавно выбеленные стены и черепица на крыше блистали от солнца. Окна были открыты настежь. В доме казалось совсем темно. Занавески чуть-чуть шевелились от легкого ветерка, выглядывали наружу и опять прятались. Должно быть, в комнатах было очень прохладно.

Барсов несколько минут постоял у калитки, поглядел на речку. Она была закутана зеленью. Деревья были пышны и свежи от недавнего дождя. Трава на том берегу казалась бархатной. В воде отражалось небо с роскошными ярко-белыми облаками. Неподалеку виднелся старый деревянный мост, потонувший в воде после разлива. До перил оставалось не больше аршина. У моста, в тени, были привязаны две лодки. Там, где стоял Барсов, у калитки, на солнцепеке было жарко. От каменных стен как будто исходило дыхание — теплое и влажное. «А если спуститься на речку, — думал Барсов, — сесть под деревьями у лодок, поближе к воде, то станет хорошо, прохладно. Надо предложить Ксении Михайловне».

Он постоял еще немного, поправил шляпу, нажал плечом калитку. Она отворилась тяжеловесно и медленно, как будто сердясь на то, что через нее проскользнула часть знойного воздуха с улицы. Барсов очутился в саду. Деревья были насажены часто, как в лесу. На песке играли яркие круглые пятна. В узеньких канавках стояла вода, которая казалась зеленой: в ней отражались трава и листья. На открытых местечках ослепительно блестели просыхающие лужицы. Налево, кругом дома, шла стеклянная галерея, внутри и снаружи заставленная цветами в глиняных горшках, обвитая таким густым плющом, что стекол почти не было заметно.

Барсов сделал два шага, опять остановился, потянулся с удовольствием, снял шляпу и почувствовал себя как в раю. Он стоял на дорожке, которая проходила мимо галереи и делала поворот у небольшого деревянного флигеля. Барсов осмотрелся кругом. Тишина. В саду никого. В доме — сонное царство. «Очевидно, все отдыхают после обеда», — мелькнуло у него в голове. Куда ни взглянешь — полупрозрачная сетка листвы — темной, зеленой, желтоватой, освещенной причудливо, смешанной с тенями. Воздух чуть-чуть влажный от недавнего дождя, мягкий и ласкающий. Дорожки чистые, слегка сырые, листья свежие.

— Какая прелесть! — сказал он вслух.

— Кто тут? — послышался спокойный женский голос почти рядом.

Барсов вздрогнул, потом узнал, улыбнулся, поспешно перешагнул через дорожку и одну из канавок, раздвинул деревья, стоявшие чуть не стеною, и сказал:

— Это я!.. Не ждали?

Перед ним на низенькой зеленой скамейке сидела красивая девушка с большими и ясными голубыми глазами, в кисейном платье бледно-розового цвета. Волосы были собраны сзади в небрежный и тяжелый узел, перевязанный белой газовой косынкой, вроде длинного и узкого полотенца. Ее концы спадали на плечи, колебались от ветра. На маленьком столе лежало несколько книг, стояла чернильница.

— Владимир Иванович! — воскликнула девушка, поднимаясь со скамьи. — Вы?

— Как видите, — отвечал он, взяв ее за обе руки.

— Садитесь, садитесь... да как это неожиданно... когда вы приехали?.. Вот сюрприз.

ΙΙ

Барсов сел рядом с нею, не особенно ловко подвинул стол и уронил на траву свою шляпу.

— Приехал я вчера вечером, Ксения Михайловна, и вот явился к вам сюда... Хотелось на вас посмотреть... Вы, говорят, в ученость ударились? Позвольте проверить: что это у вас?

Он взял одну из книг. Девушка пожала плечами, усмехнулась и сказала:

— Посмотрите.

Он прочел громко:

— «Политическая экономия Джона Стюарта Милля»... А-а... вот как! Значит, Гончарова побоку?.. Помните, вместе читали?

Ксения Михайловна серьезно поглядела ему в глаза:

— С чего вы взяли? Я читаю и Гончарова. А политической экономией позаняться тоже не мешает... Или вы уже противник женского образования? — с шутливой иронией спросила она.

Он просто отвечал:

— Нет, я так: странно немного показалось, как все у вас скоро делается, — в прошлом году вы по церквам бегали, с монахами знакомились, потом всю зиму плясали, а тут вдруг и политическая экономия на сцене. Не понимаю я вас и не могу понять... Вы как-то мечетесь. Чем вы в конце концов займетесь?

— Выйду замуж, займусь хозяйством, буду кисель варить и чулки штопать.

Барсов засмеялся и сказал:

— Нет, кроме шуток, Ксения Михайловна.

— Не знаю, Владимир Иванович, пока я думаю только учиться, а там цель явится сама собой. Вот вы мне лучше расскажите, что вы думаете делать? До вас теперь рукой не достанешь, вы — кандидат