Стефан Цвейг - Страх
Случайно подняв взгляд, чтобы прочесть название улицы, она вся задрожала в своем бесцельном блуждании она незаметно добрела почти до самого дома своего бывшего любовника. А что, если это перст судьбы? Вдруг он чем-нибудь может помочь ей, ведь он, надо полагать, знает адрес той твари. Ее охватило радостное возбуждение. Как она не подумала об этом? Сразу же шаги стали стремительнее; подстегнутые надеждой, закружились в голове бессвязные мысли. Она заставит его пойти вместе с ней к той негодной твари и навсегда положить этому конец. Пусть пригрозит ей судом, если она не прекратит шантажа, а может, достаточно будет сунуть ей какие-то деньги и удалить ее из города. Ирене стало вдруг жаль, что она при встрече так неласково обошлась с беднягой, но все равно, он обязательно поможет ей. Как странно, что спасение является сейчас, в самую последнюю минуту.
Стремительно взбежала она наверх и позвонила. Никто не открыл. Она прислушалась: ей померещились за дверью осторожные шаги. Она позвонила еще раз. Снова ни звука. И снова какой-то шорох за дверью. Тогда она, потеряв терпение, стала звонить и звонить без перерыва — ведь для нее это был вопрос жизни.
Наконец, внутри кто-то закопошился, щелкнул замок, и дверь приотворилась. — Это я, — торопливо шепнула Ирена.
Он открыл дверь в явном замешательстве. — Ах, это ты… вы, сударыня, — растерянно лепетал он. — Простите… я никак не ожидал… вашего прихода… простите мой вид, — он был без пиджака и без галстука, с расстегнутым воротом рубашки.
— Мне необходимо с вами поговорить, вы должны мне помочь, — произнесла она раздраженным тоном, потому что он все еще держал ее на пороге, как попрошайку — Впустите меня, я задержу вас на одну минуту.
— Пожалуйста, — смущенно пробормотал он, оглядываясь с опаской… — только я сейчас… мне не очень удобно…
— Вы обязаны меня выслушать. Все это по вашей вине. Ваш долг мне помочь… Вы обязаны, слышите, обязаны добыть мое кольцо. В крайнем случае скажите мне адрес… Она все время не дает мне покоя, а теперь она куда-то исчезла. Вы обязаны, да, да, обязаны.
Он недоумевающе уставился на нее. Только теперь она сообразила, что из ее отрывистых выкриков ничего нельзя понять.
— Ах, вы не знаете… Так вот, ваша любовница… ну словом… прежняя ваша пассия, выследила меня, когда я уходила от вас. С тех пор эта женщина преследует меня, шантажирует… мучает до полусмерти… А теперь она взяла у меня кольцо, но я без него не могу, мне надо его вернуть не позже, чем сегодня вечером, я так и сказала… не позже, чем сегодня вечером… Ну вот, так помогите мне.
— Но я… я…
— Вы отказываетесь?
— Но я не знаю никакой женщины. Мне непонятно, о чем вы говорите. Я никогда не имел дела с шантажистками. — Он говорил почти грубо.
— Ах так… не знаете… Она все это сочинила! Откуда же она знает и ваше имя и мой адрес? По-вашему, она и не думает меня шантажировать? По-вашему, мне это все пригрезилось?
Она пронзительно захохотала. Ему сделалось жутко. У него мелькнула мысль, что она помешалась, так лихорадочно горели ее глаза, так странно она себя вела и при этом плела какой-то вздор. Он испуганно поглядел по сторонам.
— Ради бога, успокойтесь… сударыня. Уверяю вас, вы ошибаетесь… Должно быть… да нет, это невозможно… я ничего не понимаю. С такими женщинами я не встречаюсь. Ведь вы знаете, я здесь совсем недавно, и те две связи, которые у меня были, исключают… Не буду называть имена, но даже смешно подумать… уверяю вас, это какая-то ошибка…
— Значит, вы отказываетесь мне помочь?
— Нет, что вы, если я только могу…
— Тогда идемте. Мы вместе пойдем к ней.
— Но к кому же… к кому? — Когда она схватила его за рукав, он опять с испугом подумал, что она не в своем уме.
— Да к ней же… Пойдете вы или нет?
— Конечно… Конечно, пойду, — ее лихорадочная настойчивость явно подтверждала зародившееся у него подозрение, — конечно… конечно…
— Так пойдемте же… это для меня вопрос жизни!
Он еле сдержал улыбку. Потом сразу же перешел на официальный тон.
— Прошу меня извинить, сударыня, но в данный момент я занят… У меня урок музыки… Я не могу его прервать.
— Так! Так! — она презрительно засмеялась ему в лицо. — Вы даете уроки без пиджака… Лгун вы, вот кто! — И вдруг ее осенила догадка. Она ринулась в комнаты, как он ни пытался ее удержать. — Значит, она здесь, у вас, эта шантажистка! Чего доброго, вы с ней заодно. Может, вы делитесь тем, что вымогаете у меня. Но я с ней расправлюсь. Теперь мне ничего не страшно. — Она кричала во весь голос. Он держал ее, но она боролась с ним, вырвалась и распахнула дверь в спальню.
Кто-то, должно быть слушавший под дверью, отскочил вглубь комнаты. Ирена в полной растерянности посмотрела на полуодетую незнакомую даму, которая поспешила отвернуть лицо. Молодой музыкант бросился вслед за Иреной, считая ее сумасшедшей и боясь, как бы она не натворила бед, но она тут же вышла из спальни.
— Извините меня, — с трудом выдавила она. В голове у нее все перепуталось. Она ничего уже не понимала, ей было только противно, бесконечно противно, ужасная усталость овладела ею. — Извините меня, — повторила она. — Завтра… да, завтра вам все станет ясно, впрочем, я… я и сама ничего не понимаю. — Она говорила с ним, как с чужим, ничто не напоминало ей о том, что она когда-то принадлежала этому человеку, да она и сама себя не помнила. Все теперь запуталось окончательно ей было ясно только, что где-то здесь кроется ложь. Но она слишком устала, чтобы думать, слишком устала, чтобы рассуждать. Закрыв глаза, шла она по лестнице, как осужденный идет на эшафот.
Когда она вышла на улицу, уже совсем стемнело. А вдруг, мелькнула у нее мысль, та тварь караулит напротив, вдруг в последнюю минуту явится спасение. Ей захотелось молитвенно сложить руки и воззвать к забытому богу. Ах, только бы вымолить себе отсрочку на несколько месяцев, до лета, а потом спокойно пожить среди полей и лугов, где шантажистка не настигнет ее, пожить спокойно всего одно лето. Жадно вглядывалась она в темноту улицы. Ей почудилось, будто у дома напротив стоит какая-то фигура, но когда она подошла поближе, фигура скрылась в подъезде. На миг Ирена как будто уловила в ней сходство с мужем. Второй раз за этот день пугалась она его внезапно мелькнувшего на улице силуэта и взгляда. Она остановилась выжидая. Но фигура бесследно исчезла в темноте. Тогда она пошла дальше, с тягостным ощущением чьего-то обжигающего взгляда у себя за спиной. Один раз она обернулась, но никого не увидела.
Аптека была недалеко. С легким содроганием вошла туда Ирена. Провизор стал готовить то, что было указано в рецепте. За это короткое мгновение Ирена отчетливо увидела все — и никелированные весы, и миниатюрные гирьки, и этикетки, а наверху на полках ряды склянок с какими-то жидкостями, незнакомые латинские названия, которые она машинально принялась читать. Она услышала тикание часов, ощутила особый аптечный запах, маслянисто приторный запах лекарств и вдруг вспомнила, что в детстве всегда вызывалась исполнять поручения матери в аптеке, потому что ей нравился этот запах, нравилось смотреть на таинственные блестящие тигельки. И тут же она с ужасом подумала, что позабыла проститься с матерью, и ей стало мучительно жаль бедную старушку. Как она испугается, в смятении думала Ирена… но провизор уже отсчитывал прозрачные капли в темную склянку. Не отрываясь смотрела она, как смерть переливается из пузатой бутылки в маленькую бутылочку, откуда она скоро заструится по ее жилам, и ее обдало холодом. Тупо, словно завороженная, смотрела она на пальцы аптекаря: вот он затыкает пробкой полный пузырек, вот обклеивает горлышко бумагой. Все чувства Ирены были скованы, подавлены страшной мыслью.
— С вас две кроны, — сказал аптекарь. Она встрепенулась и растерянно огляделась по сторонам. Потом автоматическим движением достала деньги. Еще не вполне очнувшись, разглядывала она монеты и долго не могла отсчитать то, что нужно.
В этот миг она почувствовала, что ее руку резко отстранили, и услышала, как звякнули деньги о стеклянную подставку. Чья-то протянутая рука перехватила у нее пузырек.
Она невольно обернулась и замерла на месте — рядом стоял ее муж. Лицо у него было мертвенно бледно, губы стиснуты, на лбу выступили капельки пота.
Она почувствовала, что сейчас потеряет сознание, и схватилась за прилавок. Сразу же ей стало ясно, что именно его она видела днем на улице, именно он караулил ее в подъезде; внутреннее чутье уже тогда подсказывало ей, что это он, а теперь все вместе всплыло в ее смятенном мозгу.
— Идем, — сказал он глухим, сдавленным голосом.
Она бессмысленно посмотрела на него и где-то в самых глубоких тайниках своего сознания удивилась, что повинуется ему. Но все-таки машинально пошла за ним.
Бок о бок, не глядя друг на друга, шагали они по улице. Он все еще держал в руках пузырек. Один раз он остановился и отер влажный лоб. Сама того не сознавая и не желая, она тоже замедлила шаги. Но взглянуть на него не смела. Никто не говорил ни слова, уличный шум заполнял молчание.
