Мальчик по соседству (СИ) - "stellafracta"

Я несся, не чуя ног; я улепетывал быстрее ветра. Я был готов орать от дичайшего ужаса и отвращения к самому себе.

Я даже не понял, как очутился у себя в комнате и как, зарывшись лицом в подушку, долго и вслух рыдал.

========== 5 ==========

Лео на неделю наказали за какую-то провинность, и Виктор бродил без дела во дворе, напевая незнакомую мне мелодию, кстати сказать, недурным голоском.

Он все чаще бросал заинтересованные взгляды в сторону разделявшего нас забора, находясь на расстоянии, и я начинал задумываться, что мое присутствие могло быть раскрыто.

Само собой после того происшествия в саду моего дома сын Стеллы догадался, что чудовище – не выдумка, а реальность; однако он был далеко не глуп, чтобы додуматься, что монстр был вовсе не со шкаф ростом, да и максимум, на что из необычного можно было обратить внимание – тощие ноги и сверкающие пятки.

Он понял, что на соседской территории обитает ребенок.

Не знаю, каким образом, но он словно чувствовал, где я стоял в тот или иной момент – он периодически оборачивался к стене из плюща, при этом не забывая строить очередной механизм, порядком более продвинутый, чем каждый из предыдущих.

Он умел занять себя, пребывая в одиночестве – это я понял. Он отличался от других детей, которых я видел (пусть и издалека), он был сдержаннее, воспитаннее, взрослее, пусть и творил в ребяческом запале глупости. Меня раздражало, что он неплохо поет, ловко собирает из мелочей сложные конструкции, развлекая и себя, и того же Лео; но еще больше меня бесило, какими идеальными были их отношения с матерью.

Как я понял, она прекратила выступления, полностью посвящая себя быту в новом доме. Они ходили вместе на воскресную службу, они порой играли вместе во дворе и всегда музицировали по вечерам – я подслушивал их беззаботную болтовню в гостиной с приоткрытыми окнами.

Я все ждал, когда же он сфальшивит в витиеватых мелодиях, отдаленно похожих на странные композиции артистов в масках зверей, что аж воскликнул от удовлетворения, различив, что Виктор не может взять начало малой октавы.

Он ошарашенно воззрился на хихикающий кустарник слева от него, а затем скривил губы в ухмылке.

Ну и что, что я себя выдал? Я все равно убегу быстрее, чем он опомнится и захочет перелезть через забор.

Но, собственно, зачем ему это делать?..

Мальчик резко встал с земли, оставив поделку, и начал медленно приближаться к забору.

Я, желая его подразнить, идеально пропел от начала и до конца музыкальную фразу, на которой запнулся сын Стеллы.

Его серые глаза еще больше округлились.

– Меня, конечно, пугают поющие кусты, но я думаю, ты – не куст, – произнес он.

– Конечно, я не куст, – отозвался я после паузы.

Мой голос мог звучать откуда угодно, и сейчас он раздался из противоположного конца сада, отчего Виктор вновь забеспокоился.

– Я учился так делать, – сказал он, – но у меня не всегда получается.

Звук его речи был за моей спиной, и я почувствовал, как зашевелились волосы на затылке. Этого быть не может!

Наконец, я совладал со своим горлом, почему-то онемевшим от изумления, и выдохнул:

– Значит, нам будет о чем поговорить.

…Наверное, он смешно выглядел со стороны – стоящий у забора и разговаривающий сам с собой. Я, естественно, тоже; вот только за мной никто не следил и никому до меня не было дела, а его мать, вероятно, могла периодически выглядывать в окно и проверять, все ли у него в порядке.

Я так и не решился показаться в отверстии живой изгороди, а Виктор не настаивал. Я сказал ему, как меня зовут, и попросил больше не кидаться мячами и не лезть ко мне во двор.

Потом мы говорили о музыке, архитектуре и книгах. Я сразу понял, что пусть и развитый не по годам по сравнению со своими сверстниками, мальчишка все равно отставал от меня. С наставнической интонацией, словно нерадивому ученику, я указывал на пробелы в его знаниях (обширных, но еще не структурированных), а он, одновременно в досаде и приятном удивлении, не спешил идти домой.

Потом он пожаловался, что давно хочет поиграть в шахматы, но никто из его окружения не может выполнить его прихоть – Стелла, несмотря на, по его словам ее математическое мышление, не очень интересный компаньон, а Лео вообще не понимает смысла в логической игре.

Мы играли на слух, озвучивая координаты и фигуры, используя воображение и память.

Я впервые играл с реальным противником. Если бы не таящаяся в глубине сознания настороженность, я бы сказал, что сей опыт был одним из наиболее волнующих за последнее время.

– Мне пора идти, – с заметным сожалением в голосе молвил Виктор.

Уже темнело, и их с матерью ждали семейные рутины – ужин, рояль в четыре руки и ласковые объятия с пожеланием спокойной ночи.

Я мрачно вздохнул, осознав, что мальчишка слышит мое расстроенное сопение.

– Может быть, ты зайдешь к нам – у нас вкусный пирог, – к моей абсолютной неожиданности предложил он.

Я, кусая губы от подступающих злых слез, ответил отказом.

– Нет-нет, в другой раз. Мне тоже пора, – изрек я.

– Завтра ты тоже тут будешь?

Сердце замерло от странного ощущения. Он что, хочет и дальше со мной общаться?

– Да, – коротко ответил я.

– Тогда до встречи.

Виктор развернулся на пятках и побежал к крыльцу вдоль горящих теплым светом квадратов окон. Я тоже пошел домой – просто потому что понял, что чертовски замерз.

========== 6 ==========

Мадлен как назло решила устроить уборку в моей комнате, выгнав меня в кабинет и заперев на ключ. Я мог попытаться вылезти в окно (это, пожалуй, был самый неудобный из всех способ покинуть дом из этой части здания – я проверял), но так и не рассчитал, когда мать закончит и обнаружит мое отсутствие.

Было бы разумнее дождаться завершения уборки (а она опять попытается перевернуть вверх дном мои вещи в поисках чего-нибудь, за что можно меня наказать), а затем, сославшись на плохое настроение или усталость, запереться и сделать вид, что сплю.

До сего момента мое дневное исчезновение ни разу не было обнаружено. Я надеялся на постоянство.

Виктор уже битый час ожидал меня с листами бумаги в руках, когда я, наконец, оказался у забора.

Услышав мое шевеление, он тут же оживился – словно вновь запустили заводной механизм, как у одной из его игрушек.

– Привет, Эрик! – окликнул он меня. – Как твои дела?

Казалось бы, такая банальная фраза… но у меня не сразу нашлось, что ответить.

– Пришлось задержаться, – многозначно пробурчал я.

Бледное лицо мальчика по ту сторону сетки из плюща выражало задумчивую нерешительность.

Он никак не мог разглядеть меня, пусть и прекрасно знал, где я стою.

– Может, ты все-таки выйдешь? Ты же меня видишь, а я тебя нет – это несправедливо, – произнес он с улыбкой. – Ну или хочешь, я к тебе перелезу.

Я замотал головой, но только потом понял, что он меня и вправду не видит.

– Это вовсе не обязательно.

Собеседник фыркнул:

– Ладно, как хочешь, – и чуть добрее добавил: – Я тут тебе принес кое-что… ты вчера со мной спорил – я принес тебе доказательства.

Мы много вчера спорили – и я не сразу сообразил, о чем идет речь. Скрученные в трубочку листы бумаги в его длиннопалой ладошке приблизились к изгороди и проникли сквозь листья на мою территорию.

Я осторожно – словно рука Виктора могла вдруг схватить меня за запястье или горло – вынул из его пальцев бумагу (после чего кисть тут же скрылась), с любопытством разворачивая.

После первой же строчки я обалдело хлопал глазами.

– Это ты написал?.. – непроизвольно вырвалось у меня.

Он поспешил меня заверить в обратном, даже хохотнув от моей реакции.

– Конечно, нет! Это записи моего отца. Я просто их переписал для тебя.

Он сидел и усердно копировал сие немыслимое творение, просто чтобы принести мне сегодня? Я не знал, чем я поражен больше – его стараниями или, все же, невероятной и необычной музыкой, струящейся с белых страниц.