Кэндзи Маруяма - Дорога к замку
Весьма неприятное воспоминание, связанное с фонендоскопом, относится к тому времени, когда Ясухара первый год работал врачом.
Тем летом он был послан в одномесячную командировку в К. К. — это небольшой приморский городок в провинции Босо с населением тысяч двадцать. Ясухара работал там в городской больнице, где кроме него было ещё три врача: двое — главный врач–хирург и терапевт — когда‑то окончили тот же колледж, что и он, да ещё гинеколог, который приезжал из Тиба три раза в неделю.
Ясухара очень тогда важничал и до сих пор не может вспоминать об этом без стыда. Он только что стал полноправным врачом и приехал в провинциальную больницу из столичной университетской клиники. Конечно, если врач работает в большой клинике, это ещё не означает, что он — светило, но тем не менее Ясухара очень гордился местом своей службы. Эта‑то гордость его и подвела.
Как‑то раз, примерно через неделю после приезда, во время его ночного дежурства одна женщина принесла в больницу 12–летнюю девочку. Лицо девочки было бледным, она тяжело хватала воздух ртом и сжимала грудь руками. В истории болезни значилось, что ребёнок уже третий год лечится от бронхиальной астмы. У неё и раньше часто бывали приступы, в какой‑то степени и мать и дочь успели к ним даже привыкнуть. Лечащий врач рекомендовал в случае приступа колоть девочке глюкозу и неофилин.
В эту ночь вместе с Ясухара дежурили две медсёстры старшая — старая дева 42 лет и младшая — 22–летняя девушка. Обе они, похоже, хорошо знали девочку. Ясухара не был терапевтом, в болезнях такого рода не разбирался и решил последовать предписанию лечащего врача. Однако нельзя же назначить укол, не осмотрев пациента. Правда, и болезнь и метод лечения известны, но для того и существует врач, чтобы осмотреть больного и самому решить, что с ним делать. Да и как бы не пострадал престиж столичного врача, приехавшего из университетской клиники, если он обойдётся без осмотра. Руководствуясь подобными соображениями, Ясухара приказал:
— Разденьте девочку.
Старшая сестра возразила:
— Доктор, девочке плохо. Ей нужно поскорее сделать укол. Ведь диагноз известен, зачем же осмотр?
— Что–о?!
Юный Ясухара решил, что над ним издеваются, и настоял на своём:
— Поменьше разговаривайте и принесите фонендоскоп.
Лицо старшей сестры на секунду исказилось от злости, потом она резко повернулась и пошла в соседний кабинет, где в чемоданчике лежали инструменты.
Ясухара начал сам расстёгивать платье на груди у девочки. Однако время шло, а сестра не возвращалась. Ясухара сидел рядом с задыхающейся от кашля девочкой и ждал.
Надо сказать, что в то время он сильно задавался. Хоть опыта у него никакого и не было, он ни на минуту не забывал, что приехал из большой токийской больницы. Однако для старшей сестры, которая проработала в больнице, пусть и провинциальной, больше двадцати лет, он, конечно, был просто молокососом.
Когда она наконец вернулась, Ясухара буквально вырвал у неё из рук фонендоскоп, откашлялся, как подобает опытному врачу, и не спеша приставил трубку к тощей груди ребёнка.
Матери девочки хотелось не столько этого осмотра, сколько того, чтобы дочери сделали побыстрее укол, — тут сестра была права. Но с врачом мать спорить не стала и только обняла девочку покрепче. Старшая сестра демонстративно повернулась к Ясухара спиной, весь её возмущённый вид говорил: "О господи, ну и врач!"
Из‑за упрямства обоих мучилась прежде всего девочка. Ясухара, дабы не пострадал его престиж, выслушивал её слишком долго, хотя, конечно, разобрать ничего не мог.
Когда он наконец закончил осмотр и уже собирался дать сестре указание сделать укол, обозначенный в истории болезни, та спросила у него:
— Ну, доктор, как дела у Митико? — Так звали девочку.
Ясухара лишь неопределённо мотнул головой и ничего не ответил. По правде говоря, возможно, из‑за того, что девочка все время кашляла, он вообще ничего не расслышал. То, что больной кашляет или, допустим, плачет, конечно, не может служить врачу оправданием. Тогда педиатры, наверное, и вовсе не способны были бы выслушивать своих пациентов. Притом, что касается прослушивания лёгких, то, чем больше пациент кричит или плачет, тем больше он втягивает воздуха, и, значит, лёгкие, наоборот, должны прослушиваться лучше.
— Неважно все‑таки с сердцем, да?
Спрашивала сестра вроде бы вежливо, но было в её голосе и какое‑то ехидство. "Занимался–занимался чепухой, Да так ничего и не разобрал", — звучало в нем.
Ясухара хотел проигнорировать её вопрос, но она спрашивала как бы не от своего имени, а от имени матери девочки. И действительно, та с беспокойством смотрела в лицо Ясухара, ожидая ответа. Тут уж ему деваться было некуда.
— Да, сердце сильно ослаблено, есть и порок…
Загнанный в угол Ясухара, заглядывая в историю болезни, с грехом пополам пересказал диагноз лечащего врача. Неспециалистам термины по большей части ничего не говорят, так что ему удалось кое‑как этим отделаться. Смысл его слов, в общем, сводился к тому, что ничего нового обнаружить не удалось. Мать, похоже, удовлетворилась этим и кивнула — ребёнку пришлось пострадать несколько лишних минут, но зато доктор ещё раз осмотрел его.
Только тут Ясухара сказал сестре:
— Пятипроцентную глюкозу и неофилин.
Но к пущей его досаде, не успел он договорить, как увидел, что сестра уже держит в руках шприц на 20 миллилитров.
Значит, не дожидаясь, пока Ясухара закончит осмотр, она, зная, что он скажет, приготовила шприц заранее. С одной стороны, это говорило о её высоком профессиональном уровне, но с другой — о том, что она врача–молокососа ни в грош не ставит.
Увидев в руках сестры готовый шприц, Ясухара во второй раз буквально задохнулся от ярости, но поскольку все было сделано правильно, жаловаться ему было не на что, да и каждая секунда промедления продлевала страдания ребёнка.
Всем своим видом демонстрируя, что все идёт как надо, Ясухара указал матери на кушетку:
— Положите девочку.
Через десять — пятнадцать минут после укола девочка затихла. При астме после окончания приступа всегда наступает апатия.
Мать и дочь поблагодарили врача и сестёр, поклонились и вышли из кабинета. Провожая их, старшая сестра ласково сказала:
— Всего доброго. Теперь все будет хорошо, Митико сразу сейчас уснёт.
От её самоуверенного тона Ясухара опять разозлился.
Шаги матери и дочери удалились, сестра стала промывать шприц. Оставшись с ней вдвоём, Ясухара очень хотел сделать ей какое‑нибудь замечание, но сколько он ни думал, придраться было не к чему. Сестра делала все, что он велел: принесла фонендоскоп, сделала укол, и приступ у девочки благополучно прошёл.
Тут сестра, то ли почувствовав настроение Ясухара, то ли просто так, спросила его:
— Плохо у девочки с сердцем, доктор?
— М–да, плоховато, — важно ответил он.
— А в какой стадии порок сердца?
— Порок выражен довольно сильно.
Поскольку прослушивание ничего Ясухара не дало, ему ничего не оставалось, как отвечать расплывчато.
— А как вы думаете, есть у неё возможность вылечиться?
— Вряд ли.
Отвечая на вопросы, Ясухара чувствовал, что сестра его как будто экзаменует. Ей наверняка все это было давно известно от лечащего терапевта и матери девочки. Так что расспрашивать о болезни молодого хирурга не было никакой необходимости.
Опытные медсёстры любят подшутить над начинающим врачом, это называется у них "приласкать" новичка. Ясухара показалось, что старшая медсестра именно этим сейчас и занимается. Ему хотелось крикнуть:
— Прекрати надо мной издеваться! Думаешь, если я молод, я позволю себя дурачить?!
Однако сестра казалась совершенно невозмутимой: напевая модную песенку, она промыла шприц и положила его в стерилизатор. К сожалению, придраться было совершенно не к чему. А если обрушиться на неё ни за что ни про что, сразу будет видно, как мало у него уверенности в себе.
Ясухара проглотил гневные слова, спрятал фонендоскоп в карман халата и, всем своим видом изображая недовольство, вышел из кабинета.
Увы, сестра "приласкала" его сильнее, чем он думал.
Чтобы успокоиться, Ясухара зажёг сигарету, пару раз затянулся и, вспомнив вдруг, как он курил прежде через фонендоскоп, засунул сигарету в трубку. Студенты–медики часто ради озорства курили таким образом, затягиваясь через ушные отверстия. Можно втягивать дым через оба отверстия, а можно через одно, если другое зажать пальцем. Резиновая трубка превращается в своеобразный кальян, никотиновая горечь исчезает, и дым легко тянется. Ясухара часто курил таким способом, тем более что особой любви к фонендоскопу он не испытывал. Раз он не может пользоваться фонендоскопом по назначению, считал он, у него хоть будет особая курительная трубка, пусть несколько дороговатая.
