Лошадиная душа - Таня Белозерцева
А те лошади, которые катают детей на городских площадях? Казалось бы, смирней и надежней их и нет… Вон, даже детишек на них сажают! Что это? Сверхдоверие и сверхнадежность? Как бы не так, под красочной яркой попоной и яркими разноцветными ленточками скрывается скелетированная, полумертвая кляча, все силы которой уходят лишь на то, чтобы просто и банально устоять на подагрически больных ногах, и которая не сегодня-завтра с облегчением испустит последний вздох и с радостью умчится на небеса, навстречу Радуге.
Вот она, истинная картина бытия лошади, закованной в железо и замотанной в километры ремешков.
И я очень ценю то, что сделала Лери, моя маленькая хозяйка, мой человек-друг. И запряжку в экипаж я воспринял уже как данность, сам, целиком и полностью доверяя Лери уже свою жизнь. Запрягали меня в конюшенном дворе, экипаж называется фиакр, это просторная карета без верха и дверей, с большими колесами и двумя оглоблями, между которых меня и поставили. На спину и грудь легла весьма необычная упряжь, широкая кожаная лента подперсья охватила мою грудь, такая же широкая, но потолще и попрочнее, подпруга обвила туловище, и к этой конструкции пристегнули оглобли с фиакром. Потом Лери сев на облучок при помощи шамбарьера начала управление. Правда, мне еще недоуздок надели, но я понял, что он просто для формальности, так как она к нему даже и не прикоснулась ни разу. Просто висит на моей голове и выполняет ту же функцию, что и ошейник у собаки.
В качестве пассажира выступил Дог, и, как он потом признался, это был самый странный и невероятный выезд в его жизни. И там же был и самый страшный момент. Это случилось на дороге среди холмов, уже на обратном пути к дому нас догнал, перегнал и обогнал мотоцикл. Уже будучи впереди, мотоциклист, неопределенного пола чувак в коже, шлеме и заклепках, вдруг газанул, отчего мотик отчаянно громко взревел, взвизгнул тормозом, приподнялся на заднем колесе, оглушительно выстрелил газом и, оставив мазок жженой резины на асфальте, унесся вдаль.
— Я думал, помру сейчас, худшего страха в жизни не испытывал, лошади же при таком событии, как внезапный выстрел, шалеют и несут, а этот… Соломон, даже и не вздрогнул, только ушки прямо поставил, глянул строго вслед мотоциклу, и шагает себе дальше, спокойненько и мирненько…
Комментарий к Часть 8. Лошадь и доверие
Каминная стена, не каменная, это не ошибка, имеется в виду стена, за которой в доме находится камин.
Часть 9. Работа
Тот первый выезд состоялся в октябре, к тому времени осень полностью вошла в свои права, все деревья, кроме тополей, стояли голыми, почти постоянно лил дождь.
В один из дней рано утром, еще затемно в полшестого пришла Лери. Я только что позавтракал и собирался подремать, погода была пасмурной и к прогулкам не располагала. Но пришла Лери со своими неунываемым оптимизмом и неиссякаемым энтузиазмом и веселым голосом подняла и побудила меня выйти в коридор, где меня ждали две корзины, которые повесили на мою спину, то есть на шлейку — сперва на меня надели шлейку наподобие тех, что одевают на очень крупных собак, а уже на нее повесили-пристегнули две корзины. Меня охватило радостное предвкушение чего-то нового, необычного, и я с готовностью вышел вслед за Лери на конюшенный двор, где меня ждал еще один сюрприз: Михаэль и Люпин. Здесь же стоял и Холмс. Хм, семейная прогулка? На мужчине рюкзак, в руке мальчика бидон.
За плечами Лери тоже рюкзак, все трое одеты по-походному, на всех сапоги, плотные штаны и яркие куртки с какими-то необычными широкими полосками на рукавах и спине, кажется они называются светоотражатели… На моей шлейке тоже были такие полоски.
Ну что ж, мы пошли в лес, сначала в сосновый бор, что окружал придомовый участок, а дальше был другой, смешанный лес, лиственно-хвойный. Шли молча в полной тишине, только ветерок шуршал в ветвях да птицы подавали свои первые утренние голоса.
Возбужденно пыхтел пес, и радостно скакал мальчишка, распинивая копны палой листвы. Листья эти веером разлетались в воздухе и, смешно кувыркаясь, падали-планировали на землю. Желтые и красные, бурые и рыжие…
А вот пес залаял, до этого громко пыхтя, но молча сновавший туда-сюда челноком, он вдруг остановился и загавкал, отрывисто и хрипло. Лери, достав из ножен на поясе огромный нож, направилась к собаке, присела, отодвинула пса в сторону, срезала и подняла вверх приличных размеров гриб-боровик. Полюбовались на него, потом уложили в рюкзак к Михаэлю и пошли дальше.
Я, полный изумления и живейшего любопытства, все это с восторгом наблюдал и с жадностью впитывал все эти новые наблюдения и знания. И так потихоньку-полегоньку, притормаживая за грибочками, мы неспешно дошли до зарослей лещины. Вот тут у меня глаза и загорелись. Ветви скрипели и гнулись под тяжестью крупных и зрелых орехов, фундук называется, с меня сняли корзины, дали отмашку попастись поблизости, а сами люди приступили к сбору орехов. Ну, я, конечно, честно пасся вокруг, щипал травку, а сам нет-нет да подойду, подберу «удравший» орешек-другой, с хрустом расщелкивал, скорлупку выплевывал, а маслянистое ядрышко долго и смачно жевал.
Долго ли, коротко ли, но корзины постепенно наполнились до верха потрясающими, вкусно пахнущими орешками в смешной лохматой оболочке. И вот тут встала неразрешимая, на первый взгляд, проблема: как приторочить неподъемно-тяжелые корзины на высоченную, под два метра, лошадь? Да какие проблемы, Михаэль? Лежать, Соломон. Я, услышав приказ, опустил голову и понюхал лесную подстилку, здесь, что ли? Поколебался, ну она же мокрая… Потом улегся, Михаэль тут же подтащил первую корзину и пошел за второй, а Лери принялась приторачивать первую. Повесили, попросили встать, встал… Корзины грузно и тяжело осели, широкая подбитая нейлоном полоска шлейки ощутимо врезалась