ПО НЬЮ-ЙОРКСКОМУ ВРЕМЕНИ - Петр Немировский
– Алеша, ты? – оглянулась. – Представляешь, мне сегодня приснилось, будто я плыву по Венеции на гондоле, и почему-то с бутылкой водки в руке. Я даже рассмеялась во сне… Ты был у врача? – Нет, не успел.
Спустившись со стула на пол, подошла к нему:
– Ну почему ты такой упрямый?
– Лиз, я вправду здоров, как бык, – сказал, уходя в другую комнату. Услышал за спиной шлепки ее тапочек на полу. Понял: допроса не избежать. – У меня обычное переутомление. Нужно побольше отдыхать, расслабляться. В общем, так: весной беру отпуск и едем в Италию. Устроим себе медовый месяц.
– Хорошо, поедем в Италию. Но сначала тебе нужно пойти к врачу и обследоваться. Ведь у тебя недавно был сердечный приступ. Или уже забыл? Может, у тебя забиты сердечные сосуды? Или тахикардия?
– Ну-у, Лиз, ты просто профессор кардиологии, тебе бы в мединституте студентам лекции читать.
– Перестань надо мной издеваться. Думаешь, я ничего не понимаю?
– Ну почему же.
– Алеша, милый, давай плюнем на все и купим тебе медстраховку.
– Медстраховка, положим, тоже еще не гарантия. Лиз, у меня и вправду все нормально.
– Нормально? А нитроглицерин? Я утром наводила порядок в тумбочке и нашла там три бутылочки с таблетками. И в мусорном ведре сегодня валялась одна, уже пустая. Я почитала инструкцию, там говорится, что… – вдруг осеклась.
Алексей метнул на нее недобрый взгляд. Ему уже смертельно надоели все эти дозы, тесты, клапаны. Неужели она не понимает, что все это – ерунда? И, черт возьми, что за слежка? Он помнит, как бывшая жена раздражала его своими уборками и чистками, вечно обнаруживая что-то новенькое в ящиках его письменного стола или в его карманах.
– А больше ты ничего не нашла в ведре?
– Больше – ничего, – Лиза резко встала. Почувствовала, что ее лицо покрывается красными пятнами. Она следит за порядком, старается, хочет, чтобы в доме был уют. Снился ей этот уют! И что – она здесь не хозяйка?!
Алексей посмотрел ей вслед. Гм… Однако долго он жил холостяком. Привык. Пора отвыкать.
Лиза стояла у окна. Пятна обиды еще пылали на ее щеках. Видела, как на пустыре горит какая-то машина. Ногтем соскребла со стекла кусочек засохшей белой краски: «Да, посмотрела его альбом с фотографиями. Ну и что? Красивая у него была жена, спору нет. Только шея – как у гусыни, и ноги – как две кривые щепки, с сучками. К тому же дура».
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Длился, длился суд над Станиславом Николаевичем Маханьковым. Конца-краю не было допросам, свидетельствам, слухам.
…– Они прокололись, – говорил уголовного вида небритый мужичок, горделиво-презрительно поглядывая на прокуроров и агентов ФБР. – Они не знают русского обычая – выручать друзей из беды. У нас хватит денег на любых американских адвокатов.
И действительно, три очень дорогих адвоката уже четвертый месяц морочили головы бедным присяжным. Присяжные пытались вырваться на волю. Один из них заявил судье, что ночью к нему кто-то позвонил по телефону и «нес бред с чисто русским акцентом». Дама-присяжная пожаловалась, что в метро к ней попытался прижаться пьяный мужчина якобы «славянского типа». Мулат-присяжный признался, что его сосед по дому – русский, часто колотит свою жену, и это может повлиять на представление мулата обо всех русских и, следовательно, на вердикт.
Судья всех терпеливо выслушивал, но никого от исполнения почетной должности присяжного не освобождал.
Врали жертвы, свидетели, адвокаты. Одни – спасая свою шкуру, другие – ради денег.
В этом зале суда не врал только один человек – вор в законе, криминальный авторитет Станислав Николаевич Маханьков. Пользуясь правом, гарантированным американской Конституцией, он вообще не собирался давать никаких показаний.
ххх
Сидя в зале суда, Алексей с затаенной ненавистью поглядывал на подсудимого, уже считая Маханькова своим личным врагом. Жаждал всей душой, чтобы Маханькова посадили. Чтобы упекли его в тюрягу пожизненно и послежизненно.
Между тем, обстановка в судебном зале сложилась самая, что ни есть, доброжелательная. За это время все свыклись с распорядком, успели перезнакомиться между собой. Откуда-то стало известно, что прокурор по субботам ходит в Метрополитен музей с какой-то пригожей мисс; знали, что у одного из агентов ФБР, который арестовал Маханькова, намечена помолвка, и помолвка почему-то связана с окончанием этого суда. Одного адвоката поздравляли с днем рождения и прокуроры, и журналисты, и братва: «Congratulations! Всех вам благ, господин адвокат! Мазл тов!» Задушевно так, по-семейному…
А газеты в Нью-Йорке и в далекой Москве в связи с этим судом писали о каких-то загадочных темных силах. Темные силы – в Кремле и в Белом доме, в ФБР и в ФСБ. Темные силы что-то раздувают, кому-то подыгрывают, ведут какие-то темные игры.
На девяносто девятый день стало ясно, что:
на этом суде не звучало и не прозвучит ни единого слова правды, ни из чьих уст;
что слушания эти могут длиться вечно, вернее, до тех пор, пока у подсудимого не иссякнут деньги на оплату адвокатов;
что деньги у него не иссякнут никогда.
И тогда судья, надув щеки, хлопнул ладонями по столу. Поднялся черной колонной и произнес:
– Леди и джентльмены, уважаемые присяжные! Думаю, вы получили достаточно информации, чтобы разобраться в этом деле. Пора выносить вердикт. Перед тем как вы пойдете совещаться, позвольте мне разъяснить вам, что в современной американской юриспруденции называется рэкетом.
Через полчаса юридически просвещенные присяжные гуськом направились в особую комнату – совещаться.
………..…………..........................................................................................
...Коридоры второго этажа гудели. Тон задавала братва – и откуда вдруг взялось столько русских бандитов в здании Федерального криминального суда США?! Настрой у них был боевой. Были уверены, что Маханькова сейчас оправдают. «Сегодня предстоит крутой гудеж, столы в кабаках в Нью-Йорке и Москве уже накрыты». То ли правда были так уверены, то ли куражились. Понимали, что от этого вердикта зависит не только судьба одного вора в законе, но и гораздо большее – состоится ли триумфальное шествие российского криминала по американской земле. И если да, то работой на ближайшее время они обеспечены. Гремели в коридорах возгласы, гогот, мат.
Алексей пристально приглядывался к каждому.
