Легенда о ретивом сердце - Загорный Анатолий Гаврилович
Илейка сгорбился, постарел сразу, пусто было на душе. Степь вдруг сузилась в одну давно неезженную дорогу, небо стало каким-то особенно пустынным. Проглянуло на минуту солнце, камень вспыхнул, засветился и, должно быть, далеко был виден в степи... Какой-то всадник скакал к Муромцу, высоко подбрасывая над головой копье, склоняясь то в одну, то в другую сторону и выкрикивая слова дикой степной песни, песни-угрозы. Впереди него бежал пес и громко брехал на Илейку. Всадник быстро приближался. Грива у коня стрижена, только пучок волос оставлен, чтобы хвататься при посадке. Беззаботность и злоба были написаны на лице врага, громко бренчали привешенные к лохмотьям бубенчики. Илейка узнал его. Он видел его в битве под Василевом. Это был Сокольник, так странно похожий на русса. Издали еще выкрикнул ругательства по-печенежски и метнул копье.
— Мой Латырь-камень! Прочь, собака русс! Ала-ла- ла... Ав-ва-ва.
Илейке не хотелось вступать с ним в поединок, хотя другой раз он бы... Поэтому повернул коня и поехал прочь. Но пес бросился догонять его, стал прыгать перед мордой коня. А сзади уже размахивал саблей Сокольник. Илейка ткнул пса копьем, пригвоздил к земле. Как враждебный ветер, налетел Сокольник. Ударились кони. Илейка не ожидал такого. Он выронил поводья и свалился на землю, но и Сокольник не удержался в седле. Кубарем покатился через голову коня, мгновенно встал над Илейкой. Тот даже опомниться не успел, как нога Сокольника наступила ему на грудь.
— Загрязню твое лицо! — смеялся он. — Как копьем верчу, так и тобой вертеть буду!
И все медлил, наслаждаясь своею победой. Близко видел его лицо Муромец. Зацепил ногу, ударил по колену, и Сокольник грохнулся на спину. Илейка тут же вскочил, наступил на руку с саблей так, что затрещали кости.
— Щенок! Я в полон не беру, нет у меня дома. Враз скараулю смертушку! — медленно, угрюмо сказал Илья, потянувшись за ножом, но раздумал.
Подозвал коня, вскочил на него. Не оглядываясь, поехал, но Сокольник не унимался. Он тоже вскочил в седло, выстрелил из лука. Стрела ударила в кольчугу и не пробила ее. Сокольник налетел снова:
— Старый пес, стереги свиней в деревне! Тут мои владенья.
Илейка больше не мог сдерживаться, подскакал к нему сбоку, схватил одной рукой рукоять сабли Сокольника, другой достал нож и воткнул его в грудь юноши. Тот удивленно ахнул, рот его открылся, он запрокинул голову и повалился с седла. Спрыгнув с коня, Илейка наклонился над ним. Сокольник еще дышал, выплевывал густую кровь. Лицо его бледнело. Шапка свалилась, и шелковистые кудри вдавились в грязь. Высыпались из мошны овсяные лепешки.
Екнуло отчего-то сердце Илейки...
— Собака русс!! Не ходи сюда... Ала-ла-ла... Не ходи к матери! — повторил он как-то просяще и замолчал. Скрипнул кожаным поясом, вытянулся, замерли бубенчики в лохмотьях. Выкатился свет из очей. Сносился на открытую рану маленький мешочек, чуть подрагивал... Илья узнал свою одолень траву. Ее дала мать, крестьянка из Карачарова... Упал па колени, схватил голову Сокольника обеими руками, долго всматривался в лицо, узнавая Синегоркины черты. Всматривался так долго, что снежок запорошил плечи. Он но таял на открытых глазах Сокольника. «Кто ты, дикий степной воин? Чей сын, чей?» Илья снял мешочек с шеи Сокольника, повесил себе на грудь. Много лет прошло, и вот амулет вернулся к нему...
Он принадлежал ему... Илейка смотрел на безжизненное лицо Сокольника и вспоминал детство, как прыгал с шестом, взлетая над селом, рекою, лесом, над всем белым светом, Илейка смеялся:
— Ха-ха-ха... Ха-ха-ха...
И мир смеялся ему в ответ. А теперь но он ли сам лежит, втоптанный в грязь, сжал землю тонкими пальцами. Чью землю?..
Выкопал Илья яму под камнем и положил туда Сокольника. Натужился во всю мочь, сдвинул огромный камень Латырь. Сдвинувши, долго стоял, прислушиваясь, не засвистит ли где птица счастья — Сирин. Все было тихо. Илья пустился догонять товарищей.
………………………………………………………………………………..
Ночью посыпал косматенький снежок, а три заснеженных витязя все еще пробирались в степи, усталые, голодные, промерзшие насквозь.
Белыми тучками исчезли они за холмом...