Михаил Башкиров - Низкий криминал, или Банный вор
Вор миновал сквер с заколоченным на зиму фонтаном, пересек затихшую площадь, немного постоял возле недавно отреставрированной церкви, задрав голову на золотой могучий купол, готовый сорваться, чтобы исчезнуть в мутной хляби.
Захаровская баня приткнулась на самом берегу реки. От широкой стремительной воды ее отделяли только асфальтированная дорога да бетонная дамба. Рядом дымил трубой дрожжевой заводик, и от него расползался хмельной дух. Еще дальше темнели корпуса фабрики.
Вор вышел на берег правее заводика, там, где в угловом доме хлопали двери магазина «водников». Отсюда хорошо просматривалась река и далекий мост с медленными трамваями на хребте.
Захаровская баня славилась на весь город сухим паром. Любители съезжались отовсюду. В субботу и воскресенье было не протолкнуться. Часами сидели в душном полутемном коридоре, чтобы потом степенно взойти в парилку, обшитую свежими досками…
Вор перешел дорогу и стал наблюдать за площадкой перед входом, где обычно частники оставляли свои машины. Пока там торчал один «Запорожец» старого выпуска да мотоцикл с замком на колесе.
С реки вдруг ударило ветром. На голом тополе забился последний скукоженный лист, но все же удержался на ветке.
Из-за угла выехал новенький «Москвич».
Вор сжал ручку дипломата, нетерпеливо шагнул.
Но машина проехала мимо, к магазину.
Опять ветер попытался сорвать раздражавший его лист, и опять тот не сорвался, не полетел, кувыркаясь, под берег.
И вот появились «Жигули», встали рядом с «Запорожцем». Хозяин обошел вокруг машины, любуясь, – и в баню, зажав веник под мышкой, размахивая авоськой.
Вор разделся в соседней кабинке. У хозяина вишневых «Жигулей» была широкая угреватая спина и волосатые ноги.
Кабинки стояли тесно, кучно, в несколько рядов. До дверей в моечную было далеко. Там стояли лавки для отдыха, а столик с наколотыми билетами прятался в закутке.
Сегодня дежурил высокий худой банщик, прозванный мужиками «глиста в корсете». Он никогда не обижался, если его кто-нибудь называл так, только улыбался прокуренными зубами, натужно кашлял и собирал пустые бутылки из-под пива. Открывал он кабинки, не ступая на коврик, вытянув руки, нагнувшись, и тотчас же уходил в свой закуток пить из банки густой чай.
В этой бане кроме пара все было наперекосяк: и стены с разбитым кафелем, и неровный пол, и неработающие краны, и тазы с отломанными ручками. Но пар…
Вор попросил у мужика, развалившегося на скамье возле дверей, веник, обдал его кипятком, потом холодной водой и с первого захода так напарился, чтобы второй раз не потянуло.
Когда он спускался по скользким ступеням, держась за горячие перила, а навстречу ему лез тот, из «Жигулей», сердце готово было выломиться из багровой груди.
Отдав веник мужику, вор сел рядом, глубоко, размеренно задышал.
– Я всегда пораньше выбираюсь, – сказал мужик глухо. – А то сейчас народ попрет… В этом отношении сменная работа незаменима.
На соседнюю скамью, шумно дыша, кто-то сел и зашлепал ногами по мокрому коврику.
Вор открыл глаза и увидел широкую спину – россыпь угрей налилась кровью.
Пригнувшись, вернулся в моечную, нашарил на ближней скамье свой таз без ручки, обдал себя холодной водой и, загнанно дыша, пошел, осторожно ступая по выщербленному кафелю.
«Глиста в корсете» заученно ткнул острием крючка в темную скважину.
Вор наскоро вытерся комком полотенца.
Хлопнула дверь, и кто-то гулко уронил мыльницу на пол.
Натянув брюки и прилипающую к спине рубаху, вор посидел минут пять, успокаиваясь для работы, и когда бесшумно открыл соседнюю кабинку, пальцы его обрели прежнюю ловкость и упругость.
Сразу наткнулся на паспорт и бросил его в дипломат. Остались только ключи.
Но вот уже проверены и боковые карманы, и нагрудный, и карманы брюк, и карманы пальто, а ключей как не бывало…
Вор услышал приближающиеся шаги – мерное хлюпанье по резиновым коврикам – и прикрыл кабинку. Шаги протопали в соседнем ряду. Чья-то багровая рука поставила таз наверх.
Вор обшарил все карманы и прощупал на всякий случай подкладку, но, кроме пачки сигарет, спичек и горсти мелочи, ничего не было.
Отчаявшись, наобум сунул руку в меховой ботинок, и пальцы обрадованно почувствовали гладкую поверхность брелка.
Гад…
На улице вор хватанул хмельной воздух, настоянный на дрожзаводе, сел в «Жигули», прогрел мотор и завернул за угол.
Там достал паспорт, узнал адрес.
Почти в центре.
Только бы никого не было в квартире…
Вор вел машину осторожно, на средней скорости, соблюдая все знаки, и вспоминал, как маялся с ним астроном. Они поднимались в пять утра и, на ходу перекусив, шли в гараж, а потом катили мимо пустых тротуаров, молчаливых сонных домов, сворачивая в боковые улочки…
«Мягче, мягче!» – кричал астроном и шлепал его по затылку чугунной ладонью…
Если бы не мать, астроном давно бы подарил ему старую машину… Все равно меняет их каждые три года…
Нужный дом он отыскал легко, прикинул, на какую сторону должны выходить окна квартиры, и поставил машину с противоположной стороны. Вошел в подъезд и на третьем этаже позвонил в обшитую черным дерматином дверь.
Тихо.
Позвонил еще раз.
Звонок, прострочив, угас в глубине.
Ни звука, ни шороха.
Вор сбежал по лестнице, подогнал машину к подъезду и снова вернулся к двери. С первого раза отгадал ключ, вошел в темную прихожую и нашарил выключатель.
На вешалке висело женское пальто с чернобуркой и новенькая дубленка. Сгреб в кучу, завернул в середину соболиную шапку и отнес все в машину.
Когда спускался и поднимался, ему не попался ни один человек. Подъезд словно вымер. Только за одной дверью на втором этаже крутили одну и ту же мелодию.
Вор вошел в квартиру, повесил куртку на вешалку, поставил дипломат на пол, натянул перчатки, приготовил инструмент, не зная, пригодится ли ему он, обвел взглядом стенку, заставленную тяжелым хрусталем, и решил начать с дальней комнаты.
Из детективов он твердо усвоил, что ценности всегда прячут поближе к интиму…
Но не успел сделать и шага, как дверь, к которой он направился, медленно открылась, и из спальни вышел ребенок.
Вор почему-то стал соображать, кто это – мальчик или девочка.
– Дядя, я хочу пи-пи, – сказал малыш серьезно. – Хочу пи-пи!
Вор отыскал под креслом горшок, стянул штаны с малыша, посадил, а сам закрыл дипломат.
Взявшись за дверь, он подумал, не вернуться ли, но потом все же решил не рисковать – и, щелкнув замком, вдруг увидел на площадке женщину с голубым бидоном.
Она даже вскрикнуть не успела, только зачем-то закрыла глаза и свободной рукой потянулась к нему.
Вор дернул ее за руку, отступил в сторону, и, когда она повалилась вперед, грохоча бидном, захлопнул дверь.
Машина резко взяла с места, на повороте едва вписалась в дугу, вильнула и понеслась, обгоняя ползущие автобусы и осторожные легковушки. Дорога подтаяла, но кое-где еще чернели полосы льда.
Вор, пригнувшись к рулю, заметил на перекрестке мигающий светофор и решил проскочить. Но тут из-за угла вывернул трамвай…
Уже миновав перекресток, вор вдруг отчетливо вспомнил блеск надвигающегося вагона, отчаянное дребезжание проснувшегося звонка и то, как бросало «Жигули» на рельсах.
И подумалось ему, что вляпаться в эту махину было бы лучшим исходом, а потом бы разрезали сплющенный кузов, и он, умирая, смотрел бы в небо, и над ним бы склонили головы посторонние люди и не понимали бы, почему он шепчет разбитыми губами: «Вор, вор, вор…»
Машина, не снижая скорости, приближалась к следующему перекрестку, и не успел он обрадоваться «зеленому», как в зеркале мелькнула нагоняющая его ярко-желтая «Волга» с включенной мигалкой.
Когда он случайно проскочил трамвай, успев даже разглядеть свежую царапину возле фары и облупленную звезду, в нем даже не колыхнулся страх, но сейчас…
Дистанция сокращалась.
Стоило представить, как эти гаврики в белых ремнях наткнутся на пальто с чернобуркой и дубленку, на небрежно брошенную соболью шапку…
Вор свернул в первую попавшуюся улицу, прямо под «кирпич» и погнал «Жигули» против шерсти. «ГАИ», врубив сирену, рьяно устремилась за ним. Встречные машины жались к обочине.
Когда впереди, за тополями, вор разглядел большой красный дом, колотун как рукой сняло, и он понял, что теперь уйдет.
Загна «Жигули» в узкий длинный тоннель, вор открыл дверцу – та заскребла по серой стене – вылез, захлопнул дверцу и, не оборачиваясь, кинулся вглубь двора.
Там должно быть крыльцо и высокие створчатые двери, а за ними – крутая темная лестница. Он помнил ее с мальчишеских времен – и только увидев почерневшую фанеру вместо стекол, испугался, что здесь заперто…
В подъезде, как тогда, было затхло и скользко, только стены еще больше закоптились да на гнутых перилах выделялся свежий, еще не покрашенный кусок дерева.
Вор, задев пустое ведро, протиснулся в коммунальный коридор, заставленный ящиками и велосипедами, прошел его почти неслышным шагом, спустился по другой лестнице и вышел на оживленную улицу.
