Сергей Сакадынский - Песня последнего скальда
– Ктоо тебе сказал?
– Не важно. Я видела ваши корабли. Но ты не купец.
– Почему?
– Купцы носят на поясе большой кожаный кошель с серебром.
– Мне не нужен кошель.
– Все равно ты не купец. Я знаю.
– Я вижу, ты слишком много знаешь,– усмехнулся я,– а сама мало что рассказываешь.
Она пожала плечами.
– мели я спрошу,– продолжал я,– ты ответишь?
– Попробуй.
– Как твое имя?
– Ингрид.
~ Ингрид? И все?– Я ждал, что она назовет имя своего отца и местность, в которой родилась. Но она молчала.
– Ты говоришь на языке северного народа. Ты ведь не из вендов, так? Что же ты здесь делаешь?
– Я здесь живу.
Я удивленно посмотрел на нее, а потом подумал – чему удивляться -то? Кого ведь только нет в славном городе Ладоге?!
– А ты?– Спросила девушка.– Откуда ты взялся?
– Издалека. Ты ведь все знаешь.– Усмехнулся я.
– Знаю.– Серьезно сказала она.– Ты из Свеаланда.
– Из Уппланда. Мой приемный отец Тормунд сын Грима был родом из тех мест.
– Где он теперь?
– Пьет пиво на пиру у Одина.
Девушка кивнула и лицо ее вновь стало серьезным. Потом она стала расспрашивать как попал я к торговцам-фризам, и я нехотя стал рассказывать о нашем последнем походе и битве с данами, в которой пали все наши воины, а я попал в плен. Ингрид слушала с интересом, только, казалось, думала о чем-то другом. и говорил без умолку -только бы не молчать– но у меня плохо получалось. А когда я мимоходом вспомнил о недавнем госте Тригвальда, она вдруг переменилась в лице и ее брови высоко взметнулись, словно от удивления.
– Ты знаешь Харварда?– спросила она. И замерла, приоткрыв рот, ожидая ответа.
– Н видел его один раз. Он будто бы на службе у Вадима.
– На службе? – Хмыкнула Ингрид.– У Вадима? Ну-ну…
– А ты? Ты тоже его знаешь?
– Да так, слышала имя,– Отмахнулась Ингрид и заговорила одругом, а я все не мог взять в толк :что это вдруг она вспомнила о Харварде из Конунгахеллы.
А потом девушка выпрямилась и сказала, глядя на меня сверху:
– И пойду.
Я встал и подошел к ней. Она не убежала, не отступила. Даже как-то с вызовом задорно глянула мне в лицо.
– Увижу ли я тебя снова?– Спросил я.
Ингрид прищурила левый глаз и хитро улыбнулась.
– А зачем тебе?
Я не нашел, что ответить. Или не решился?
Она прищурила правый глаз и, засмеявшись, сказала:
– Приходи завтра – может, увидишь.
И опять засмеялась, и побежала к лесу. У края поляны остановилась, оглянулась, помахала рукой и побежала дальше. Я не пошел за ней – вернулся в город. И не знал, то ли радоваться мне, то ли позабыть обо всем. и думать но хотел об Ингрид, и не мог, и боялся увидеть ее снова.
Хорош был торг в городе Ладоге. Тригвальд доволен был без меры. Да и от чего ему не быть довольным, когда фризы славно торговали, а в тот день распродали почти весь товар., Думал наш вождь через два-три дня. идти обратно в Поморье, чтоб зазимовать где-нибудь в родных местах, всю зиму торгуя славянским зерном.
Вечером же пришли к нам люди от Вадима, чтобы вести час на пир в большой терем. А к тому времени Орвар рассказал мне немало и о Вадиме – все, что в тот день на торгу проведал.
Отец Вадима Бранимир, родич Гостомысла, был из тех вождей, что проводили жизнь в военных походах, мечем добывая себе золото и славу. Сложил он голову где-то в лесах над рекою Полотью, когда славяне с Ильмень-озера повздорили со своими соседями кривичами. Вадима тогда Гостомысл пригрел, к себе в дом взял. Ладожане же и славяне, и меряне, и вепсы – вскорости поставили его хёвдингом над всеми ярлами, то есть вождем дружины, князем по-ихнему. А военный вождь – первый муж среди славян, только старейшины вольны ему перечить.
Вадим же, земли славянские оберегая, повадился в чужих воинствовать. И славян-порубежников бил и иных-прочих. Корабль у него был свой, по северному обычаю построечный. Настоящий дракон! Ходил Вадим и в Нево-море, и в Онего-море, и на юг – до самого Кёнугарда. Он и с дружинами викингов, бывало, разбойничал, и гость у них был частый. И боялись его, да только ничего с ним поделать не могли.
Вот таков он был, Вадим сын Бранимира, ладожский хёвдинг-князь. К нему звали нас пришедшие из терема отроки.
Тригвальд не велел всем фризам идти на пир. Одних он отослал сторожить корабли, других оставил приглядывать за товаром. Так что всего нас пошло в терем только половина дружины.
Ладожский терем был велик, а внутри, там, где стояли пиршественные столы, легко уместились бы оба корабля Фризов вместе со всем их товаром. Перед входом туда все оставляли оружие, кроме ножей для разрезания мяса. Это был древний и мудрый обычай, потому что за столами нередко затевались драки, а порой доходило и до смертоубийства.
Сидя на широких скамьях за столами, полными яств, гости шумели к громко разговаривали, а было их там немало. Видно, со всей Ладоги созвал людей князь Вадим, и много было среди них чужеземцев из разных стран. Кое-кого из них видел я в городе, а кто-то приходил к Тригвальду купить что-нибудь или продать. Были тут и гости славянских земель, и карелы, и финны, и купцы с озера Мегарен, из славного Бирки-города, где приходилось мне бывать прежде.
А в верхнем конце стола, на самом почетном месте сидел Гостомысл, окруженный нарочитыми ладожскими мужами.
Думал я, что увижу воина, грозного ликом и перепоясанного мечем, настоящего конунга-вождя, а вместо того увидал ветхого старика в длинной белой рубахе с широким красным поясом. И борода – тоже белая – спадала на грудь, и лицо – все в бороздах морщин, как кора векового дуба. Только глаза – быстрые и живые – вспыхивали порой ярким огнем.
По правую руку от Гостомысла сидел огромный, как гора, человек в кожаной куртке, какие бывают у мореходов. Вид его был страшен – в плечах косая сажень, кулаки как огромные дубины, а лик суров и мрачен. Был это воевода Станимир.
Вадим сидел по левую руку – в шитом золотом кафтане, с тяжелой гривной на шее.
Младшие дружинники стояли позади. За стол им садиться не дозволялось – только подносить да прислуживать.
Стоит ли о том пире рассказывать? Много было выпито и съедено, веселились гости от души, да так, что, казалось стены терема вот-вот не выдержат и рухнут от их топота и шума.
А потом впустили певцов и начались песни. Когда же гусляры устали, два отрока привели сгорбленного седого старика. Таких, как он, странствующих певцов гуляло по миру и здесь, и за студеным морем. А пел этот старик лучше всех других, так и то даже Гостомысл повеселел, его песни слушая.
Когда же слепого певца увели, случилось так, что смотрела на меня вся Ладога. Потому что Орвар сказал:
– Среди нас тоже есть человек, считающий себя неплохим скальдом!
Гости с интересом оборотились ко мне, и сам Гостомысл велел мне сказать песнь.
У меня не было арфы – она навсегда осталась там, где обрели вечный покой Тормунд и его морская дружина. Кто-то из купцов с севера велел рабу принести мне другую. Я взял ее и осторожно попробовал струны – и они отозвались чуть слышным перезвоном.
Тогда я для пробы сказал:
Летите, морские кони
по бурной равнине чаек!
Пускай медведя прибоя
Эгира сеть не удержит !
Я хотел продолжать, но струны заговорили по-другому, и мои пальцы пробудили другую мелодию. Слова рождались сами собой, и я сказал:
В стране, где утесы черные
над морем стоят недвижимо,
где волны и снег с ветром ссорятся
и тучи ходят тяжелые,
мне снится всю ночь под звездами
вдали от забытой родины,
как листья с дубов задумчивых
на землю сырую падают,
и ветви рябины клонятся
к воде, шелестя таинственно,
в краю, мной давно оставленном…
И мало кто понял эту песню, но все слушали со вниманием, и даже светильники перестали потрескивать.
А после мы еще долго веселились, потому что до середины ночи было еще далеко. и не ведали мы, отчего все поглядывает на дверь ярл Вадим, и кого он ждет, зло кусая губы.
Когда же во дворе вдруг резко вскрикнула труба, Вадим вздрогнул и посмотрел на Гостомысла. Тогда-то – не ведаю отчего – предчувствие грядущих бед ледяной рукой сжало вдруг мое часто забившееся сердце. Словно сказал мне кто-то: вот оно! дождался!..
…Викинги вошли один за другим, угрюмо глядя по сторонам. Все без оружия, как велит обычай, но зато в кольчугах и железных шлемах. И было их девять – я сосчитал.
А впереди, гордо вскинув голову, важно ступал их вождь. Славяне-дружинники тоже вошли вместе с ними – мало ли что.
И все разом стихли, поворотившись к гостям, и ждали настороженно, что скажет заморский пришелец, Гостомысл первым приветствовал вождя викингов, которые, судя по одежде, были свеями.
– Садитесь, гости заморские. Давно мы вас дожидаемся, и на пир к нам звали вас, да вы все с корабля сходить не хотели.
Предводитель свеонов шагнул вперед и слегка поклонился, приложив правую руку к сердцу. Огненно-рыжие волосы гостя достигали плеч, а зеленые, чуть раскосые глаза вспыхивали недобрым огнем.