Люси Монтгомери - Энни из Грин Гейблз
Энни стала жертвой своей собственной панической боязни аудитории, которая проявилась в ней, стоило ей лишь выйти на сцену этого непривычно огромного зала. Она стояла, словно парализованная. Всё казалось ей таким необычным, первоклассным и, вместе с тем, страшно пугало её. Ряды, заполненные дамами в вечерних туалетах, критические взгляды, – всё подчёркивало, что на сей раз перед ней – настоящие «сливки общества». Но как не похоже это было на маленький зальчик дискуссионного клуба, до отказа заполненными её друзьями и соседями, чью поддержку она чувствовала кожей, когда выступала на сцене в прошлый раз. Теперь же она стояла перед искушенной публикой, от которой пощады она никакой не ждала. Возможно, как и девушка в белом кружевном платье, зрители пришли в лёгкое изумление, узрев на сцене «юную провинциалочку», осмелившуюся выступать перед таким бомондом. Энни чувствовала себя совершенно беззащитной и несчастной в этом зале. Колени её дрожали, сердце колотилось, и она ощущала себя такой слабой… Девушка не могла выдавить из себя ни единого слова. Ещё мгновение, – и она вынуждена была бы с позором сойти со сцены, несмотря на всё унижение, которое пришлось бы при этом испытать.
И вдруг, когда Энни в отчаянии обводила зал испуганным взглядом, она увидела Гильберта Блифа, который сидел в конце зала и улыбался. Ей показалось, что это была торжествующая улыбка, и в ней таилась насмешка. На самом же деле это было вовсе не так. Гильберт просто наслаждался концертом и с удовольствием смотрел на одухотворённое лицо Энни и её стройную фигурку в белом платье, красиво выделявшуюся на фоне пальм. А вот Джоси Пай, от которой Гильберт отсел после начала концерта, сидела позади него и улыбалась торжествующе и насмешливо. Но Энни не видела этого, а если б и заметила вдруг, – это бы нисколько её не взволновало.
Но вот она глубоко вздохнула и, гордо подняв голову, вновь преисполнилась чувства собственного достоинства. Её будто ударило электрическим током. Нет, она не может провалить выступление на глазах у Гильберта Блифа! Она никогда не даст ему повода посмеяться над нею! Куда только девались её страх и нервозность? И она начала декламировать. Её чистый, звонкий голос был одинаково хорошо слышен и на передних, и на последних рядах. Самообладание вновь к ней вернулось, и, словно компенсируя минутную слабость, в неё влились новые силы, в результате чего она выступала так, как никогда раньше. Когда Энни остановилась, зал восторженно зааплодировал. Она вернулась на своё место, смущённая и вместе с тем сияющая от счастья. Ей немедленно пожала руку дама в «розовых шелках» и живо сказала:
– Моя дорогая, вы выступали превосходно! Я рыдала, как ребёнок. Ну, конечно! Вас вызывают на «бис»!
– Да, но… я не могу, – сконфузилась Энни. – Но уж видимо придётся, иначе Мэтью во мне разочаруется! Он же предупреждал, что они захотят послушать меня ещё раз!
– Ну, тогда не стоит разочаровывать Мэтью! – засмеялась дама в розовом.
Улыбаясь и краснея, Энни вновь вышла на край сцены и прочла забавное маленькое стихотворение, понравившееся зрителям никак не меньше, чем «Клятва Девушки». Вечер окончился для неё триумфально.
После концерта, полная леди в розовом, оказавшаяся женой американского миллионера, взяла Энни под своё тёплое крылышко и всем представила. Миссис Эванс, профессиональная чтица, пришла специально, чтобы поболтать с Энни, осыпая последнюю комплиментами. Она отметила, что голос у девушки «просто очаровательный», и произведение она выбрала «то, что надо». Даже высокая девица в белом кружевном платье вяло похвалила её выступление. Ужинали они в большом, красиво украшенном холле. Диана с Джейн прошли вместе с Энни, а Билли спешно ретировался, поскольку смертельно стеснялся этого «блестящего общества». Однако, он поджидал их возвращения вместе с остальными, когда три девушки весело выбежали в тихую ночь, на улицу, залитую белым лунным светом. Энни глубоко дышала, глядя в ясное звёздное небо высоко над пушистыми елями.
О, как чудно очутиться вновь в ночи, полной покоя и тишины! Какими волшебными казались шелест прибоя и темневшие вдали скалы, словно охранявшие очарованные берега.
– Правда, вечер прошёл дивно? – воскликнула Джейн, когда они ехали домой. – Почему я – не американская миллионерша? Я бы тоже не отказалась провести лето, остановившись в отеле, надевая декольтированные туалеты и драгоценности каждый божий день! А ещё я бы поглощала мороженое и салат с цыплёнком в неограниченных количествах. Энни, вы сегодня читали как никогда! Хотя поначалу мне казалось, что вы никогда и не начнёте! Да вы лучше декламировали, чем сама миссис Эванс!
– Не говорите так, Джейн, прошу вас, – быстро сказал Энни. – Это звучит глупо. Как я могла читать лучше миссис Эванс, настоящей профи? Я же просто «желторотый птенчик» с мизерным опытом выступлений! Мне лишь очень приятно, что публика оценила мои скромные усилия!
– Я вам сейчас тоже скажу кое-что приятное, – заявила Диана. – По крайней мере, с моей точки зрения это настоящий комплимент… Дело в том, что позади Джейн в зале сидел один американец, причём выглядел он весьма романтично – эдакий денди, с тёмными волосами и сияющими, чёрными очами. Джоси Пай говорит, что он – известный художник, а кузина её матери, которая живёт в Бостоне, вышла замуж за одного джентльмена, ходившего в колледж вместе с ним. Ну, мы и услышали – правда, Джейн? – его слова в ваш адрес, Энни: «Кто та девушка с роскошными «тициановскими» волосами? Я бы не прочь нарисовать её портрет!». Вот так! Только что это означает: «тициановские волосы»?
– Боюсь, он имел в виду, что они – ярко-рыжие, – усмехнулась Энни. – А вообще, Тициан – знаменитый художник – любил изображать рыжеволосых женщин на своих полотнах!
– А вы обратили внимание, какие бриллианты красовались на всех дамах? – вздохнула Джейн. – Они просто затмевали всё вокруг! Ой, девочки, хотели бы вы стать богатыми?!
– Но мы и так богатые! – твёрдо заявила Энни. – У нас за плечами добрых шестнадцать лет и мы счастливы, как королевы! У всех у нас более или менее развитое воображение! Посмотрите на этот залив, девочки! Его поверхность серебрится и скрывает от нас то, что лежит на глубине. Думаете, если б у нас были миллиона долларов и бриллиантовые колье, мы бы наслаждались всем этим больше, чем сейчас, и узнали тайны глубин морских? Что-то не верится. Зачем нам становиться такими, как все эти дамы? К примеру, хотели бы вы всю жизнь иметь такой же презрительный взгляд, как у девушки в белом кружевном платье, и воротить от всего мира свой нос? А леди в «розовых шелках» – совершенно прямоугольная, будто шкаф. Хотя она оказалась доброй, у неё, кажется, талия отсутствовала напрочь. А у бедной миссис Эванс взгляд был полон такой тоски! Видно, в жизни ей не повезло, раз она смотрит так! Скажите, зачем вам всё это сдалось, Джейн Эндрюс?!
– Ну, не знаю точно, – ответила Джейн в замешательстве. – Думаю, что бриллианты нам не помешали бы!
– Не хочу следовать ничьим стереотипам, пусть меня даже осыплют бриллиантами! – заявила Энни. – Я – Энни из Грин Гейблз, со своей скромной ниткой жемчуга, и останусь ею всю свою жизнь. Мэтью дарил мне этот жемчуг с такой любовью, которая едва ли снилась всем тем роскошным дамам с их драгоценностями!
Глава 34. Студентка
Последующие три недели в Грин Гейблз прошли в приятных хлопотах, ибо Энни уезжала в Королевскую Академию. Столько всего нужно было сшить, упаковать и обо всём переговорить. Чемодан Энни был вместительный и элегантный. Его углядел в магазине Мэтью, а Марилла зареклась отговаривать брата от каких бы то ни было покупок… Более того, однажды вечером Марилла явилась в восточную комнатку, осторожно неся чудесный, светло-зелёный материал.
– Энни, вот этот отрез – вам на платье, – сказала она. – Я-то сомневаюсь, что вы в нём уж особо нуждаетесь – у вас полно хороших вещей. Но мне в голову пришла мысль, что вам может понадобиться вечерний туалет, на «выход», скажем, если в городе вас пригласят на вечеринку или ещё куда-нибудь. Слышала, что у Джейн и Руби уже есть «вечерние платья», как они их называют. Не дело вам от них отставать! Я намекнула миссис Аллан, чтобы она подобрала соответствующую ткань в городе на прошлой неделе, что она и сделала; мы попросили Эмили Джиллис сшить для вас из неё платье. У Эмили отменный вкус, да и руки «золотые».
– О, Марилла, у меня нет слов! – воскликнула Энни. – Огромное вам спасибо! Вы не должны быть со мной такой доброй, – ведь мне с каждым днём всё труднее и труднее думать об отъезде!
Оборочек и складочек на зелёном платье было ровно столько, сколько позволил утончённый вкус Эмили. В один из последних вечеров своего пребывания в Грин Гейблз Энни надела его для Мэтью с Мариллой и прочла им на кухне «Клятву Девушки». Марилла смотрела на просветлённое лицо Энни, её полные достоинства жесты, и вспоминала, как когда-то пред ней предстал весь в слезах странный, испуганный ребёнок в нелепом жёлто-коричневом платьице. И сейчас Марилла сама плакала, вспоминая достопамятное прибытие Энни Ширли в Грин Гейблз.
