Анастасия Баталова - Тонкие струны
Ной всё ещё стоял у крыльца, и, когда Оливия приблизилась, тихо отошёл поглубже в темноту, чтобы, оставшись незамеченным, хотя бы недолго полюбоваться её загорелым лицом в нежно-золотом свете фонаря над дверью.
Оливия остановилась, не замечая Ноя, на широкой каменной плите, служившей первой ступенькой крыльца. На песчаной дорожке обозначилась её длинная тонкая тень. Просунувшись в дверь, она громко объявила о своём возвращении, мультфильм про пчёл до сих пор продолжался, а когда он закончился, товарищ Ноя откупорил новую бутылку вина. Оливия с озорной улыбкой потребовала бокал. Осушив его залпом, она тут же потребовала второй, потом третий. Ной смотрел на неё не отрываясь, она поражала его, он находил, что это очень странная девушка, в ней было что-то пугающее и настораживающее, лишающее решимости к ней подойти, но, тем не менее, с каждой минутой Оливия нравилась ему всё сильнее.
Она выпила почти целую бутылку вина, весь вечер держалась демонстративно просто и беззаботно, смеялась громко, заливисто, с дерзким блеском в глазах кокетничала со всеми присутствующими молодыми людьми. В течение вечера она ни разу не заговорила с Люцией и даже не взглянула в её сторону, притворяясь или действительно не замечая взволнованно вытянувшегося и побледневшего лица подруги.
Ной тенью следовал за Оливией, когда она выходила "подышать воздухом" – он стремился остаться с нею наедине, и один раз это ему почти удалось. Они с минуту постояли плечом к плечу на крыльце, глядя в темноту, пока из домика с весёлым гомоном не вывалилась подвыпившая парочка.
Ной молчал, не зная, что сказать девушке, столь стихийно захватившей его воображение. Мысленно он перебирал варианты и один за другим их отметал: "ты необыкновенная" – банально, "ты красивая" – слишком уж смело, он, смешной очкарик, на такое не отважится, какие ещё слова говорятся в таких случаях?
Оливия стояла рядом и тоже молчала. Тишина и темнота не требовали притворства, и она расслаблялась, отдыхая от вымышленной личины. Дверь сзади стукнула, выпустив на волю грубый раскат мужского смеха и воздух, насыщенный винными парами и жаром молодых тел. Момент был упущен – Ной так и не успел ничего сказать.
Ночевала Оливия у себя, и, разомкнув веки, она долго не могла привыкнуть к узору на обоях в своей собственной комнате – так много ночей провела она у Люции – а когда, несколько мгновений спустя, вернулось, словно приливная волна, воспоминание о случившемся накануне, открытие, что они не разговаривают с подругой уже целые сутки, внезапно настигло девушку.
Осознание потери больно кольнуло Оливию. Несмотря ни на что ей хотелось видеть Люцию, говорить с нею, брызгаться и швыряться пеной в просторной сосновой бане, меняться одеждой, сидеть рядом на кровати перед сном… Она порывисто вскочила, влезла в лёгкое платье и побежала к подруге.
Люция сидела на веранде одна и читала книгу. На столе стоял свежий букет цветов; Артур, по-видимому, только что ушёл.
– Привет, – сказала Оливия, нерешительно остановившись перед крыльцом.
Люция подняла голову и улыбнулась. Вчера она тосковала, и сегодня с самого утра в ней жила тревога, что несмотря на все подругины уверения и уговоры начать встречаться с Артуром, Оливия всё-таки обиделась и больше не заговорит с нею. Теперь она чувствовала облегчение.
– Ну что ты? Заходи… Не стой на пороге…
Конечно, не совсем корректно было бы утверждать, будто после того, как Люция стала девушкой Артура, отношения подруг остались прежними. Они, что не могло не радовать, продолжили быть тёплыми и глубокими, но добавилось в них что-то ещё, звонкое, пронзительное – словно натянулись между подругами тонкие невидимые струны. И они держали девушек вместе ещё крепче, эти струны, новой чуткой невыносимой нежностью отдавалась их неслышимая музыка… Случалось, что какая-нибудь из подруг подходила к другой сзади и ни с того ни с сего обнимала, а на глазах у обеих поблёскивали при этом тонкие плёнки некстати выступивших слёз.
Доверяли они друг другу всё так же отчаянно как раньше, и, может, даже чуть больше; рассказывая о своих переживаниях каждая, казалось, пыталась вычерпать всю себя до самого дна. Оливия, слушая Люцию, на какое-то время словно сливалась с нею, счастливой возлюбленной. Она разглядывала подругу, её лицо, волосы, шею и губы, в особенности губы, пытаясь представить, что чувствует Люция, целуя Артура, и разделить с нею это чувство. Моментами ей даже верилось, что такое возможно…
Они снова вернулись к своей любимой карточной забаве, и теперь, ко всеобщим охам и ахам, им удавалось угадывать десять из десяти, чего почти не случалось прежде. Тонкие струны, натянутые между ними, были словно провода для мыслей и чувств, и, наверное, ни одни другие подруги на всей Земле никогда не были так близки как эти, в тот короткий и странный период, пока одна из них встречалась с парнем, в которого до истерики была влюблена другая, но именно в такой невероятной близости и заключалась болезненная напряжённость, дребезжащая, предельная напряжённость струн, а они, как известно, если натянуты слишком, рвутся на особенно сильной ноте.
7
Утро проливало золотистый свет в маленькое окно. Оливия стояла возле распахнутого шкафа, на дверце которого было большое зеркало и расчёсывала свои шикарные волосы. В последнее время они начали отчего-то сильнее обычного выпадать, она сняла с расчёски большой похожий на гнездо клок и выбросила его в печку.
Люция пошевелилась на постели и подняла голову.
– Доброе утро.
– И тебе, – ответила Оливия, закончив плести и забросив на спину толстую как рука косу. – Смотри, что я тут нашла…
В руках у неё оказалось короткое платье из какого-то тонкого и лёгкого, почти невесомого, но при этом на редкость плотного материала, бледно-жёлтого, с изысканным рисунком – удивительно живыми крупными охристо-кремовыми цветами.
– Это твоё?
– Нет. Бабушкино. Единственное в своем роде и, наверняка, страшно дорогое. Его привёз ей откуда-то дедушка после войны. Только оно очень маленькое, и придётся впору разве что только Баске. Молодая бабушка совершеннейшая Дюймовочка, у меня фото есть!
Баской звали младшую сестру Люции. Это был трогательно нескладный подросток тринадцати лет, юркий и шаловливый.
– Можно я примерю?
Люция села на постели и оценивающим взглядом окинула фигуру подруги.
– Ну ладно… Попробуй… Только ради бога не порви.
Платье село на Оливию слишком туго, оно явно не было рассчитано на девушку такого роста и от природы крупную в кости, боковая молния еле сошлась на ребрах, едва не прикусив кожу, талия оказалась несколько выше, чем нужно, из под юбки далеко торчали длинные мускулистые ноги – но, несмотря на всё это, выглядела Оливия просто отлично – тесно обхваченная тканью грудь казалась соблазнительно круглой, коротенький подол подчёркивал стройность бёдер… Люция смотрела на подругу во все глаза, а потом вдруг отвернулась и накрыла лицо ладонью. Оливии показалось, что она всхлипнула.
– Ты что? – спросила она, подбежав к постели и с размаху опустившись на колени, – я его сейчас сниму, если ты боишься… Семейная реликвия всё-таки… С ним всё будет в порядке, вот увидишь.
Люция уже не пыталась сдерживаться. Она отняла руку от лица. Две крупные слезы набухли в уголках её глаз, и две уже скатились, оставив на щеках влажные дорожки.
– Люси… – Оливия была изумлена, – Люси…
– Боже, Лив, – всхлипнув, выдохнула Люция, – ты такая красавица! Настоящая модель. Если б ты знала, как я тебе завидую… Стройная, с длиннущими ногами. Не то, что я, колобок какой-то! – самокритично заявила она, звонко хлопнув себя по загорелой ляжке – вон смотри, какой окорок!
– Люси! – воскликнула Оливия растрогано. Она поднялась с колен, и, сев рядом, обняла подругу. – Да разве в ногах счастье?! Вот дурочка! Не плачь… Мне бы твои печали. – Оливия прижала Люцию к себе и порывисто поцеловала её в пробор на русой макушке. – И со своими метровыми ногами я не нужна ему… – добавила она чуть слышно, касаясь губами волос подруги и обдавая её кожу горячим дыханием, – есть такая песенка, знаешь, "в любви не бывает всё просто и гладко, в любви не решает всего красота, должна быть в женщине какая-то загадка, должна быть тайна в ней какая-то"… Так вот, в тебе есть эта загадка, Люси! А я простая, как пять копеек.
Оливия умолкла и, склонив голову Люции себе на грудь, погладила её по волосам.
– А вообще не такая уж я и красивая, – добавила она, словно поймав за хвост какую-то витающую в воздухе идею, – Всё дело в платье! Оно волшебное, и способно превратить любую золушку в настоящую принцессу! Есть такая легенда. Один человек купил старый-престарый замок, и его молодая жена, обследуя все заброшенные уголки в нём, обнаружила на чердаке старинное нарядное платье. С виду оно было самое обыкновенное, но обладало удивительным свойством: на любую фигуру садилось оно великолепно. Худосочным – добавляло округлостей, пышек – стройнило, мужеподобным – придавало утончённость. Согласно легенде, это платье когда-то принадлежало юной герцогине, умершей от несчастной любви… Вот что! – воскликнула Оливия, заглядывая притихшей Люции в лицо, – Примерь! Сама убедишься.
