Владимир Гриньков - Помеченный смертью

– Даруев чтобы не нашел, дурачок ты мой, – нежно сказала Полина и вдруг поцеловала Ползунова в губы. – Уедем, скроемся, будем жить где-нибудь, где не достанет, – шептала, обдавая Ползунова горячим дыханием. – Тебя хоть не всего покалечило, милый?

Он вдруг почувствовал ее руки внизу, под животом, и не было сил этому противиться, Полина добралась наконец до цели и засмеялась игриво и счастливо:

– Смотри-ка, все на месте!

Ползунов не успел и глазом моргнуть, как оказался без брюк.

– Про это ты не забыл? – смеялась Полина. – Не все мозги у тебя отшибло?

Она ласкала Ползунова, и он вдруг перевернулся, подмяв женщину под себя, и взял ее с жадностью и давно, казалось, забытой сноровкой. Полина, еще что-то лепетавшая, стала захлебываться в собственных словах, и вскоре лишь стонала – методично и размеренно.

По недалекому шоссе прошла машина. Ползунов проводил ее мутным невидящим взглядом, а еще через несколько мгновений упал, обессиленный. Полина лежала рядом. В темноте белели ее широко раскинутые ноги. Если ударить ее скальпелем в низ живота, она кончится очень скоро. Здесь пустынно – никто ничего не услышит.

Ползунов нащупал лежавшие рядом брюки и беззвучно извлек из кармана скальпель.

– В какой стороне Москва? – спросил, вспомнив в самый последний момент.

– Там, – махнула рукой Полина и добавила, подумав, что ее жест не был виден в темноте, – слева от нас.

Ползунов встал на колени, так ему удобнее было ударить. Полина лежала перед ним нагая и беззащитная.

– Давай еще, а? – вдруг сказала она. – До утра далеко.

И повела призывно воздетыми к небу коленями.

– Не хочу, – сказал Ползунов.

Он почему-то никак не решался ударить. Полина шумно вздохнула и перевернулась на бок.

– Денег вот только у нас с тобой нет, – произнесла с печалью. – Нам хотя бы тысяч двести на первое время.

– Не жирно? – удивился такой сумме Ползунов.

– В самый раз.

– У тебя с собой ничего нет?

– Там все осталось. И рубли, и баксы.

– Что такое «баксы»?

– Доллары.

Возникла пауза.

– Доллары? – переспросил Ползунов. – У тебя есть доллары?

– Немного. Сотни полторы или около того.

– Откуда?

– Купила.

– У кого?

– В обменном пункте.

– В обменном пункте?

– Тебя или вправду хорошо ушибло, или ты хохмишь со скуки, – сказала с досадой Полина. Приподнялась на локте: – Ты сам-то где обычно баксы берешь, милый?

– Нигде не беру.

– И в руках их никогда не держал, – сказала понимающе Полина.

– Не держал.

Полина вздохнула:

– А чтой-то у тебя такая нелюбовь к долларам? Аллергия на них?

– Зачем же подставляться, – сказал осторожно Ползунов. – Срок в два счета намотают.

– За доллары? – рассмеялась Полина. – За них в последний раз сажали в году так восемьдесят там каком-то.

– А сейчас?

– Что – сейчас?

– Год какой?

– А ты как думаешь?

– Не знаю, – сказал Ползунов после паузы, и вдруг Полина подумала, что это запросто могло бы оказаться правдой.

– Девяносто пятый, – сказала она серьезно.

– Ты гонишь! – вырвалось у Ползунова.

– «Гонишь»? – непонимающе спросила Полина.

– Ну, врешь, в этом смысле.

Сказал – а сам уже вспомнил календарь в кабинете доктора-покойника, и цифры на том календаре – 1995.

– Не помню, – сказал и даже глаза закрыл от накатившегося на него ужаса. – Ничего не помню. Пустота в голове. Черным-черно.

Полина поднялась, обняла его порывистым движением.

– Что же он сделал с тобой?

– Кто? – спросил Ползунов, не открывая глаз.

– Муженек мой непутевый, Даруев. Какое счастье, что ты вырвался оттуда!

Ползунов вдруг отстранился. Он уже все решил.

– Где ты живешь?

– Там, откуда мы пришли.

– А дом есть у тебя? Твой дом. Или квартира.

– Нет.

– Родилась ты где?

– В Молдавии.

– Молдавия – это хорошо. Туда и поедем.

– Не надо, – сказала Полина. – Будут искать и задержат на границе. У нас же нет документов.

– На какой границе? – не понял Ползунов.

– На российской.

Это было еще что-то, чего Ползунов не знал, но расспрашивать он не решился.

– Ладно, – сказал мрачно. – Махнем на Урал.

– А что на Урале?

– На Урале мама. Кореша. Не выдадут.

– Ладно, – легко согласилась Полина и вдруг опять вспомнила. – Денег у нас нет.

– Настругаем, – сказал Ползунов, – Не боись.

Полину он решил пока не трогать. Сказанное ею не укладывалось в голове, и он решил повременить, пока сам не разберется, что к чему.

45

На рассвете их подобрал идущий со стороны Москвы грузовик. Когда садились в машину, Полина забралась в кабину первой, а уж следом за ней Ползунов. Специально так сделали, чтобы изуродованное шрамами лицо Ползунова не испугало водителя.

– Далеко едем? – спросил шофер, не отрывая взгляда от дороги.

– Далеко, – коротко ответила Полина.

– Страна большая, чего же не поездить, – согласился шофер, обернулся, вдруг увидел лицо Ползунова и больше уже ни о чем не спрашивал.

Отъехали на сто километров от Москвы, распрощались с мрачно-молчаливым шофером, вышли к железнодорожной станции. Поезда здесь останавливались на минуту или две, билетов в кассе не было, да и денег на эти билеты – тоже, и Полина уже было загрустила, но Ползунов, побродив по пыльному привокзальному скверику, вдруг сказал:

– Не боись! Уедем!

– А билеты?

– Без билетов сядем. А там расплатимся с проводником как-нибудь.

– Чем же ты расплатишься? – удивилась Полина.

– Да хоть тобой, – засмеялся Ползунов.

Полина на него обиделась, но его это нисколько не тронуло, он жестко и грубо взял ее за локоть и повел на платформу. Поезд пришел через четверть часа. Ползунов выбрал проводника попьянее, подтолкнул Полину вперед и шепнул ей в спину:

– До Свердловска просись.

Сам держался незаметно, старательно отворачивая лицо. Порезы на его лице были зашиты грубыми зелеными нитками, концы которых некрасиво торчали прямо из кожи. Вид Ползунов имел очень отталкивающий.

Полина спросила у проводника:

– До Свердловска возьмете? Нас двое.

– Да хоть пятеро, – пьяно улыбнулся проводник. – Не возьму до Свердловска.

– Почему?

– А его нету.

Ползунов решил, что проводник куражится, хотел уже выступить из-за Полины, но проводник, на свое счастье, внес ясность:

– Нету, говорю, Свердловска. Екатеринбург он теперь.

– Так возьмете? – с проснувшейся надеждой спросила Полина.

– До Екатеринбурга возьму. А деньги есть?

– Есть, – сказал из своего укрытия Ползунов и первым юркнул в вагон.

Место они себе нашли небойкое, их соседом оказался сухой и невысокий старик, больше никого в купе не было.

– Здравствуй, батя, – сказал Ползунов. – Далеко едем?

И по-хозяйски расположился на полке.

– До Свердловска.

– А что за фуфло там проводник толкал? – вспомнил Ползунов. – Что нет Свердловска.

Полина незаметно сжала его руку и сказала, с улыбкой глядя в лицо старику:

– Переименовывают города, а кому от этого легче?

Ползунов понял, что темы этой касаться не надо, и вообще лучше было бы помолчать, и затих.

Состав тронулся. Через десять минут в купе заглянул проводник. Сказал:

– Ну что, будем расплачиваться? – и пьяно подмигнул Полине.

Она нахмурилась и отвернулась.

– Пойдем, побазарим, командир, – сказал Ползунов и вытолкал проводника в коридор.

Полина вся превратилась в слух, но слов было не разобрать, одно лишь неясное бормотание Ползунова. Он вернулся скоро один, без проводника.

– Что? – спросила Полина.

– Ничего.

Их попутчик смотрел в окно. Станция осталась позади, тянулась лесопосадка, в частых разрывах которой открывалась мутная синь летнего неба.

– Как звать-то, сосед? – спросил Ползунов.

Старик обернулся:

– Михаил Никифорович.

– Может, в картишки перекинемся, Никифорович?

Старик с готовностью извлек из холщовой сумки старую засаленную колоду. Ползунов принял карты, перетасовал их с беспечным видом.

– В «дурачка»? – предложил.

– В «дурачка».

– На интерес.

Никифорович замялся.

– Чтоб не скучно, – сказал ему Ползунов. – По трешке, а?

– По трешке? – нахмурился, не понимая Никифорович.

– По три рубля.

– По три тысячи! – поспешно подключилась к разговору Полина и наступила на ногу Ползунову.

Он недоуменно посмотрел на свою спутницу, но Полина ответила ему таким красноречивым взглядом, что Ползунов лишь вздохнул и отвел глаза.

– Ну давай! – решил старик.

Ползунов быстро и ловко разбросал карты – на двоих.

– А жена твоя? – спросил Никифорович.

– Баб до карт допускать нельзя, – осклабился Ползунов. – У них мозгов, что у курицы.

Он будто бы улыбался, но из-за свежезашитых шрамов лицо было неприятное и сама улыбка казалась жуткой гримасой. Никифорович извлек из кармана нетолстую пачку денег, отсчитал три тысячные купюры, положил на кон. Полина вовремя прижала ногу своего спутника, Ползунов смотрел на деньги, не мигая, и было видно, что он растерян.