Сергей Тепляков - Двуллер. Книга о ненависти
– Я парень без предрассудков, и в любой другой день расклад был бы другой… – сказал он. – Но сегодня не могу воспользоваться твоим беспомощным состоянием.
Она посмотрела на него и улыбнулась. Потом наклонилась к нему и прошептала в самое ухо:
– А вот я воспользуюсь твоим беспомощным состоянием…
С этим словами она легла рядом, запустив руку под одеяло и поняв, что он под одеялом совсем голый. Она полезла рукой дальше, дальше, пока не наткнулась на что-то твердое.
– Ого! Не такое уж оно и беспомощное! – сказала она и оба засмеялись.
Глава 11
А вот у Котенко и Давыдова этот вечер не задался. Кое-как разняв своих женщин, кое-как утрясся скандал с сутенером, уже порывавшимся поставить их на счетчик за ложный вызов и порчу товара (Лена поцарапала двоим девчонкам лица), кое-как отправив своих женщин по домам, сами они поехали в «Нат Пинкертон» – надо было кое-что обсудить, да и понимали оба, что дома каждого ждет продолжение скандала.
В «Нате Пинкертоне» было пусто и темно. Только охранник сидел с стеклянной будке, да из спортзала слышалась музыка – там по вечерам занимались сотрудники и разные друзья.
И Котенко, и Давыдов были на взводе и угрюмо молчали всю обратную дорогу, ненавидя друг друга все больше. В агентстве они прошли по темному коридору в кабинет Котенко. Котенко включил свет, сел за свой стол и уставился на Давыдова недобрым взглядом.
– Надо ехать к ней и там ее мочить! – не выдержал Давыдов.
– А ты думаешь, она там? – спросил Котенко. – Она замочила шесть человек, а теперь как последняя дура сидит и нас ждет? Ее братан был нашим шансом, а ты все просрал.
Давыдов потрясенно уставился на босса:
– Я? Это с какой стати? И, кстати, Константин Павлович, как это вы меня называете? Чмо недоношенное?
– А кто ты? – прорвало Котенко. – Кто?! Я тебя тащу как мешок. То папа мне твой звонил – возьмите моего балбеса, Константин Павлович. То мама. Ты свою жизнь просрал, но мне-то на хрена эти проблемы? Ты понимаешь, в какую херню ты меня втравил? У меня весь бизнес на жене записан, она меня без штанов оставит!
Котенко вдруг вспомнил, как жена кричала ему, уезжая: «Домой можешь не приходить – катись к своим блядям!», и скривился – так было тошно!
Давыдов вдруг ухмыльнулся:
– Ну так настоящий мужик, Константин Палыч, и должен уходить от жены с одним чемоданчиком, в котором трусы и носки.
Котенко уставил на него недобрый взгляд и смотрел так до тех пор, пока Давыдов не начал думать, что сейчас, пожалуй, он перегнул палку.
– Шутишь? – спросил Котенко. – Шуткуешь? Это тебе на тренировках голову пробили и ты совсем без мозгов? Ты понимаешь, что нам теперь надо оглядываться? И не когда-нибудь, а прямо с этой минуты. Потому что эта девчонка – она не одна. Кто-то ведь послал к нам этих проституток, кто-то позвонил нашим бабам и дал им след. Мы в жопе. А ты шуткуешь.
– Константин Палыч, не мельтешите, давайте успокоимся и придумаем… – примирительно заговорил Давыдов.
– А я уже придумал! – жестко сказал Котенко. – Вот как тебе такой вариант: я сейчас тебя пристрелю, отрежу тебе уши, а еще лучше голову, и с твой головой в зубах поеду к этой девчонке. Думаю, за такой подарок она меня простит.
Он сказал это в сердцах, подумал, что надо бы успокоиться, и полез в стол, где у него был виски. Но Давыдов, до которого медленно, порциями, доходили эти слова, вдруг решил, что Котенко лезет за пистолетом и прямо вот сейчас, тут, в кабинете, кончит его, Давыдова!
Не дожидаясь этого, он выхватил из-за спины пистолет и выстрелил. Котенко отлетел к стене. Давыдов тут же вскочил и бросился к столу. В открытом ящике он увидел виски и стаканчики, и никакого пистолета. «Твою мать!» – мысленно ахнул Давыдов, но теперь раздумывать было уже некогда. Он метнулся было к двери, но тут мысль о том, что в столе должны быть деньги (он вспомнил, из какого ящика доставал Котенко пачку 500-рублевок) остановила его. Он развернулся к столу и остолбенел: Котенко стоял перед ним с пистолетом в руке.
– Долбень ты все же, Антон, – сказал ему Котенко. – На мне бронежилет!
Они одновременно нажали на спуск. Давыдова что-то толкнуло в грудь, но он шагнул вперед, не прекращая стрелять в голову Котенко, которая разлетелась, как арбуз. Подойдя, он посмотрел на то, что осталось от его босса, потом посмотрел на себя – Котенко попал ему в правую сторону груди и в левую руку. «Ни хрена! – подумал Давыдов. – От этого не умирают».
Но он понимал, что времени нет – дежурный наверняка все слышал. Он поднял котенковский пистолет, понимая, что в его пистолете патроны уже на исходе. В оружейке есть автоматы, подумал он, но туда надо еще пробиться. Он вышел в коридор. В спортзале из-за музыки не поняли, что это за странные звуки, но кто-то подошел к двери и выглянул. Так же и дежурный, не поверив, что это и правда стрельба, вышел из своего стеклянного скворечника в коридор и смотрел в сторону котенковского кабинета. Давыдов выстрелил в этот силуэт. Дежурный тут же упал. Давыдов какой-то миг думал, что попал, но тут дежурный начал стрелять. «Живой, сука!» – подумал Давыдов, бросаясь вправо, где была дверь в спортзал.
Он вбежал, весь в крови, в ярко освещенный спортзал, поймал кого-то из спортсменов, прижал к себе и толкал впереди, приставив к голове пистолет. Так он вышел в коридор.
– Клади пистолет! – закричал Давыдов дежурному. – Клади пистолет, а то всех этих спортсменов замочу! И ключ от оружейки брось мне!
Дежурный, уже нажавший кнопку вызова милиции, решил, что надо тянуть время.
– Это что там за петух кукарекает? – закричал дежурный.
– Да ты сам петух! – закричал в ответ Давыдов, из-за своих ран уже плохо соображавший. Тут спортсмен, которого он держал, наклонил голову и одновременно двинул Давыдова локтем в живот. Давыдов выдержал этот удар, рефлекторно ударил спортсмена ногой и бросился бежать по коридору вперед, стреляя на ходу. Дежурный тоже начал стрелять. Ни тот, ни другой не попали друг в друга, но Давыдов все же прорвался к выходу.
Он выскочил из дверей на вечерний морозец и задохнулся от этого воздуха, которого не хватало ему. Его машина с утра стояла здесь, на стоянке возле агентства. Он сбежал по железной лестнице, боясь поскользнуться, потом нашел свою машину. Он слышал, как гремят двери – это выбегали на улицу дежурный и спортсмены. Он понимал, что дежурный мог уже и раздать автоматы из оружейки. Счастье было в том, что стоянка из экономии не освещалась, да еще ее закрывали деревья. Давыдов поехал, не включая фар. Ехать было недалеко – метров семьдесят. Он подкатил к воротам, но выезд перекрывал шлагбаум – металлическая труба. Давыдов нажал на сигнал, но тетка-вахтерша, видать, ушла обедать, ужинать, смотреть телевизор – вариантов, Давыдов знал, могло быть много.
«Ебаная страна!» – взвыл Давыдов и нажал на газ. Машина бросилась вперед. Металлическая труба шлагбаума снесла на ней почти весь верх, но Давыдов в момент удара лег под приборную доску.
«Кабриолет, блин!» – думал Давыдов, катя в машине с разбитыми стеклами и почти снесенной крышей по улице. Он проехал вперед, потом повернул направо и снова направо – тут была стоянка такси. С пистолетом в руках, весь в крови, он выбрался из машины и пошел к таксистам. Один из них сидел за рулем. Давыдов покачал стволом, веля ему выходить – на слова уже не было сил. Сел за руль и поехал, давя на газ и стараясь не упасть от слабости лицом в руль.
Из «Ната Пинкертона» уже позвонили в милицию и известили, что сотрудник Антон Давыдов взбесился – убил директора агентства Константина Котенко, вступил в перестрелку с другими сотрудниками и едет сейчас по городу в красном «Фольксвагене». Если бы Давыдов не был ранен, он бы сообразил, что за ним сейчас откроется охота. Но он был ранен, у него не было сил и ему было уже почти все равно.
Инстинктивно он рулил на выезд из города. Хоть и понимал, что дорога каждая секунда, но остановился в темноте какого-то двора, нашел в машине аптечку и заткнул бинтом рану на груди, чтобы хоть не так быстро выливалась из него кровь. «Неужто и правда подыхать придется? – думал он. – Из-за чего? Из-за чего?». Он вдруг отчетливо, до морщинок, вспомнил лицо этого летчика. «Маваши гери… – пробормотал Давыдов. – Маваши гери»…
Он поехал по ночному городу, еще освещенному фонарями. Ускользающим сознанием он понимал, что на выездах из города его все равно ждут. «А, нет! Есть дорога, есть!» – вдруг вспомнил он. Была дорога, на которой почему-то не стоял КПП. Он нажал на газ и полетел. «Фольксваген» вылетел на окраину, понесся по тряскому шоссе. Давыдов видел впереди большой перекресток и с тоской вдруг разглядел, что на него выезжают два милицейских «бобона» с включенными фарами и мигалками, разбрасывающими в стороны разноцветные лучи. «Бобоны» встали так, что перегородили перекресток почти полностью. Давыдов усмехнулся и нажал на газ.
Засевшие возле «бобонов» милиционеры открыли огонь. Пули били в «Фольксваген». Давыдов пригнулся за рулем, так, чтобы приборная доска скрывала его, и одновременно высунул руку с пистолетом и начал стрелять вперед. «Фольксваген» разогнался как метеор и ударился в стык между «бобонами». Грохнуло и зазвенело. Давыдов уже и не чувствовал почти ничего. Он поднял голову из-за руля и увидел, что не пробился. Слева от себя у самой двери он увидел милиционера, удивленно на него смотревшего. Давыдов выстрелил ему в живот, и пока милиционер оседал, включил заднюю скорость, отъехал на дымящихся шинах, потом переключился и снова бросил машину вперед. Тут он, наконец, пробил себе путь. Теперь оба – и машина, и Давыдов – были еле живы. Уехали они недалеко – тут же на трассе, «Фольксваген», наконец, заглох. Давыдов сидел, опустив голову на руль. Чтобы к нему не подходили, он выстрелил пару раз налево и пару раз направо. «Сейчас… Сейчас… – думал он. – Немного отдохнуть…»
