Владимир Гриньков - Помеченный смертью
Они разошлись в разные стороны. Рябов шел по вызову – его разыскивал Даруев. Полковник сидел в своем кабинете, поднял голову, когда Рябов вошел, и сказал недобрым голосом:
– Пропадаешь где-то!
Рябов промолчал, и на его лице ничего не отразилось.
– Подойди! – сказал Даруев.
Сесть не предложил, и Рябов остался стоять, возвышаясь над столом.
– Сегодня – акция, – произнес Даруев, придавая голосу будничности. – Готов?
– Так точно!
– Как твое самочувствие?
– Отличное!
Оптимист, подумал Даруев. Сам он чувствовал себя не в своей тарелке. Его тревожило, что Рябов будет участвовать в акции после длительного перелета и последовавшего затем общения с доктором. Даруев считал, что надо дать передышку, хотя бы сутки. Но время не ждало. Срок Даруеву определили очень точно – не позднее сегодняшней ночи.
Фотография человека, которого Рябов должен был застрелить сегодняшней ночью, лежала у Даруева в столе. Человек на снимке был молодой и симпатичный. Фамилия – Бородин.
40
В последние дни Бородин покидал офис не позднее шести часов вечера, чтобы уже около семи, задолго до захода солнца, оказаться дома. На этом настаивала охрана, да он и не противился, потому что помнил о том, как погиб Григорьев.
До заветных шести оставалось полчаса, когда Бородину позвонили из Таможенного комитета. Состав с ракетными комплексами был задержан российской таможней в Белгороде. В сопроводительных документах якобы обнаружилось какое-то несоответствие. Это был крах. Сделка срывалась.
– Я вышлю к вам в комитет своего сотрудника, – сказал Бородин, надеясь, что все еще можно исправить.
– У нас рабочий день – до шести, – сухо ответил его собеседник.
Он представлялся Бородину невысоким, поджарым, и глаза у него наверняка были рыбьи.
– Значит, до завтра придется ждать? – попытался прощупать настроение собеседника Бородин.
– Ждать – чего?
– Начала рабочего дня.
– Таможня в Белгороде работает по вашему грузу непрерывно. Мы от них информацию получаем ежечасно.
– А нас вы могли бы информировать?
– Конечно.
Это звучало обнадеживающе.
– Я постоянно буду на телефоне, – сказал Бородин. – Свой телефончик оставьте, пожалуйста.
– Когда понадобится, я сам перезвоню, – ответил таможенник и положил трубку.
Бородин незамедлительно вызвал заместителя. Тот занимался грузом непосредственно.
– Плохи дела, – сказал Бородин. – Эшелон задержан в Белгороде.
– Причина?
– Якобы документы не в порядке.
– А на самом деле?
– Кто-то вставляет палки в колеса. Григорьева уже нет, нет и прикрытия. Все очень просто.
– Может, отправить человека в Белгород?
– Бессмысленно. Они там лишь выполняют приказ какого-то дяди из Москвы. И пальцем не пошевелят без соответствующего распоряжения.
– Серьезно все закрутилось, да?
– Очень серьезно, – вздохнул Бородин. – Шестьсот миллионов долларов в деле, тут не до шуток.
Со смертью Григорьева все неимоверно усложнилось, и теперь Бородин понимал это очень отчетливо.
В половине девятого чиновник из Таможенного комитета позвонил опять. Ничего обнадеживающего. Груз не пересек границу.
Начальник бородинской охраны нервничал и через каждые четверть часа заглядывал в кабинет Бородина. Сам Бородин первое время делал вид, что этого не замечает, но в конце концов не выдержал.
– Что ты мелькаешь? – спросил он с досадой.
– Темнеет, Андрей Алексеевич.
– И что дальше?
Начальник охраны вздохнул и исчез за дверью.
Следующий звонок из Таможенного комитета состоялся в одиннадцатом часу.
– Пока ничего, – сказал таможенник. – Разбираются с вашим грузом.
Чиновник был немногословен, и это чрезвычайно злило Бородина.
– Он изводит нас постепенно, – сказал Бородин заместителю. – Измотает в затяжной схватке, а после возьмет голыми руками.
– Может, денег хочет?
– Я предлагал прислать к нему нашего человека.
– И что же?
– А ничего. У нас, говорит, рабочий день до шести. А сам тем не менее сидит и мне названивает, несмотря на поздний час.
– Непонятно, – сказал заместитель. – Логику чиновника не всегда поймешь. – Он вздохнул. – С теми, кто внизу, проще. Мелкая сошка – без особых претензий: получил свою долю и сидит тихо, ничего уже его не касается. Может, все-таки отправим человека в Белгород?
– Не будет толку, – досадливо поморщился Бородин.
– Ну хотя бы давайте позвоним туда. Пусть скажут, под каким предлогом задержали груз.
– Позвони, – сдался Бородин.
Заместитель ушел, отсутствовал четверть часа, а когда вернулся, выглядел немного растерянным, что с ним случалось крайне редко.
– Состав пересек российскую границу в семнадцать двадцать по московскому времени.
Бородин изумленно изогнул бровь.
– Ошибки нет? – спросил он после секундного замешательства.
– Нет. Мне назвали номер эшелона и код груза. Все совпадает.
– Непонятные какие-то игры, – сказал Бородин. – Нехорошая возня.
Он вызвал начальника охраны и распорядился подать машину. Часы показывали без пяти минут одиннадцать. Когда Бородин вышел из офиса к машине, на улице уже было совсем темно.
41
Рябов пришел в условленное место в десять. Полины не было видно. Рябов прошел по аллее из конца в конец, вернулся, и вдруг услышал негромкий свист. Оглянулся, никого не увидел, и тут свист повторился. Это была Полина. Она сидела за кустами на стволе поваленного дерева. Рябов приблизился, но рядом не сел, остался стоять, задумчиво покусывая травинку.
– Обязательный, – уважительно сказала Полина. – Без опоздания приходит!
Было непонятно, всерьез она это говорит или смеется над Рябовым. Он промолчал.
– Ну что ты такой угрюмый?
Полина стремительно поднялась с дерева и обвила шею Рябова руками. Он отвернулся и выплюнул травинку.
– Что-то случилось, да?
– Я уезжаю, – ответил Рябов, глядя в сторону.
– Куда?
Он промолчал. Полина вздохнула.
– Скажи хоть – надолго?
– Думаю, что нет. Завтра утром буду здесь.
– Уф-ф! – произнесла облегченно Полина. – Не пугай меня больше так. Я и без того запуганная.
Развернула голову Рябова и поцеловала его в губы. Прошептала:
– Не стой истуканом!
Он будто не слышал, легко и уверенно сбросил с себя руки Полины, будто стряхнул что-то, что ему очень мешало.
– Меня ждут, – сказал коротко.
– Кто?
Рябов не ответил, и Полина ему подсказала:
– Даруев. Да?
И опять Рябов ничего не сказал, демонстративно взглянул на часы. Десять минут одиннадцатого.
– Мне пора.
– Привет передавай.
– Кому? – удивился Рябов. В первый раз за вечер он выразил хоть какие-то чувства.
– Даруеву, – пояснила Полина. – Ублюдку этому.
– Ты его не очень-то любишь, по-моему.
– Проницательный, – уважительно сказала Полина.
– Он тебе что – дорогу перешел?
– Ага, – легко согласилась она. – Что-то вроде того.
– Он строгий, конечно, – спокойно сказал Рябов. – Но он же командир. Таким и должен быть.
Полина заглянула ему в глаза и смотрела долго, но не увидела ничего, не смогла прочесть, и сказала, недоверчиво покачав головой:
– Ты что, с луны свалился, милый? Кому он командир? Мне? Своей жене?
И засмеялась, обнаружив, какой эффект произвели ее слова.
– Ты точно с луны! – сказала она убежденно. – Не знал, что он – мой муж?
– Мне пора, – сказал Рябов.
Он растерялся и едва мог это скрыть.
42
Где-то далеко лаяла собака. Высоко в небе пролетел самолет. Даруев тенью выскользнул из здания. Распахнул заднюю дверцу «Волги», бросил на заднее сиденье винтовку с оптическим прицелом. Рябов уже сидел в машине и с задумчивым видом пытался что-то рассмотреть в опустившейся на землю темноте.
Даруев сел за руль, завел двигатель. Освещение приборов отбрасывало на его руки зеленоватый свет. Как у покойника, подумал Даруев.
– Чтоб не было такого, как в прошлый раз, – сказал он мрачно.
Рябов повернул голову и посмотрел на него вопросительно.
– Свернул голову милиционеру? – спросил Даруев. – Какого черта, спрашивается?
Рябов пожал плечами и отвернулся, ничего не ответив.
Миновали ворота, проехали через сосновый лес и оказались у шоссе. Машин было совсем немного, и Даруев рассчитывал быстро добраться до нужного места.
«Волга» мчалась по пустынному шоссе. Даруев не отрывал взгляд от дороги, лишь изредка поглядывал на своего спутника. Рябов, казалось, дремал. Его самообладанию можно было позавидовать.
У того самого места, где в прошлый раз они уничтожили милицейский пост, Даруев сбросил скорость, но никого там не было. Даруев, прищурившись, всматривался в темноту. Нет, действительно никого. Боятся, наверное, дяденьки милиционеры по ночам на трассу выходить. При этой мысли Даруев хмыкнул, обернул наконец лицо к дороге и увидел стремительно надвигающийся на них кузов грузовика. Грузовик стоял не на обочине, а прямо на полосе, и единственное, что успел сделать Даруев в последние две секунды, отпущенные ему судьбой, – вывернуть руль влево до отказа. Это смягчило удар, и «Волга» прошла по касательной, но скорость она теряла так стремительно, что продремавший, а потому не успевший среагировать Рябов вылетел через лобовое стекло, раскрошив его в пыль своей головой. Сам Даруев, вцепившись в руль, остался почти невредимым, если не считать ушибов и ссадин.
