Courgot - Евгений Владимирович Сапожинский
— И что, далеко надо идти?
— В Сосновую Поляну.
— А в ларьке их нет, что ли?
— Нет.
— Чепуха какая-то. Значит, там их нет, а в Сосновой Поляне есть. Бред. А на кой они нужны тебе в сентябре? Ведь все комары подохли?
— Знаешь, как они у меня жужжат? Это кошмар какой-то. И жалят, жалят!
Улица
Сентябрь. Желтые йодные фонари. Еще не поздно — город только готовится ко сну.
— Тебе не холодно?
— Нет.
— Что меня всегда поражало в женщинах, так это то, что у вас никогда не мерзнут ноги. Неужели тебе не холодно в босоножках? Куртку ты надела, иначе бы замерзла. А ноги у тебя голые. Как так? Не понимаю я вас.
— Вам, мужикам, надо хранить яйца. Иначе ничего у вас не останется.
Ларек
Лена, попросив таблетки, долго копается в кошельке. Продавщица устало ждет. Наконец Лена достает деньги и платит.
— Как ты считаешь… Может быть, мне можно выпить бутылку пива?
Я пожимаю плечами:
— Почему бы и нет? Но завтра на работе ты будешь сама отвечать перед собой.
Продавщица отсчитывает сдачу. Лена забирает таблетки и бутылку.
Улица
— Когда моя дщерь была со мной, мы гуляли вот так же. Я бывал пьян, но успел ей рассказать о том, что ночной город — это красиво. Очень красиво. Серебряный город, золотые огни. Теперь наверняка позабыла: сейчас она далеко, маленькая.
Дом. Фак
Индикаторы на минус бесконечности. Звонок. Грохот трубки, снимаемой с аппарата.
— Але.
— Маркуша, я напилась.
— Поздравляю. Угу. Что ты еще от меня хочешь?
— Можно, я к тебе приду?
— Можно. Только зачем?
— Пообщаемся. Поговорим.
— Ты по мне соскучилась. А где ты была эти три года?
— Тогда ты был женат, развратник, но хотел меня поцеловать. На дне рождения — помнишь? Ведь ты же не будешь этого отрицать?
— Ну да, хотел, ну и что?
— Я иду.
— Идешь?
— Иду.
Спустя двадцать минут. Дом. Фак
(Продолжение)
— Мне было в лом убирать постель, — сказал я. — Знаю, что тебя не очень шокирует это. — Трудно объяснить Ленке, какие тараканы бегают вокруг да около. — Жрать хочешь?
— Хочу.
— У меня только макароны. Будешь?
Мы переместились на кухню. Ленка звиздела какие-то гадости, а я разогревал изделия из теста. В холодильнике нашлось полбанки тушенки — и это пошло в дело. «Не люблю макароны, — начала гундосить Ленка, — меня мама постоянно ими кормит, не буду жрать это дерьмо, неужели у тебя нет нормальной человеческой еды?» И я бы, наверно, выдержал этот гундеж, но тут на кухню заявился кот и тоже принялся орать, что мол, кормишь ты меня какой-то херней, хозяин.
Наслушался блюзов, идиот. Еще один субботний вечер, а кормишь ты меня херней! Еще один субботний вечер, а кормишь ты меня херне-ей! Ну и так далее, в том же духе. Пришлось на этих уродов прикрикнуть: «Да жрите вы макароны, сволочи!» Было ведь еще и какое-то подобие мяса. Ленка умяла тарелку и сказала, что хочет спать. «А как же работа? — спросил я. — Ведь у тебя ночная смена. Спать? Баюшки-баю? Ты же понимаешь, что я за тебя ответственности никакой не несу и нести не собираюсь. Падай и спи, мне-то что, жалко, что ли, но что ты скажешь на работе завтра?» — «Я, м-мэ, только немножко полежу, а потом встану, и поеду на работу». Ага. Ну ладно. Хорошо, что постель разобрана — не надо разбирать. Скинув халат, я рухнул. На Ленке было немного одежды, и я помог ей ее снять. Дальше — эротическая сцена, сочинение которой я поручаю режиссеру; хочу лишь только заметить, что у Ленки на попе был маленький хвостик, замечательная штучка, которая, впрочем, нисколько не помогала ей кончать. Вообще эта дура не умела трахаться, и я, честно говоря, обломался. Через очень непродолжительное время она встала, почесав зад, и сказала: «Мне пора на работу. Ты меня проводишь?»
«Ну конечно, моя родная, — хотел проговорить я, но молчал. — Проводить тебя — это высший кайф на свете. Идти до Сосновой Поляны быстрым шагом, как до Индии — семь минут, а с тобой и все двадцать. Еще один субботний вечер-р!.. Ой-е-е!..»
Куриноголовая подруга начала одеваться. Юбка, кофта, босоножки. Ну и трусы, понятно, почему я о них не упомянул. У ларька
Улица. Ларек
Ленка тормознулась и стала копаться в кошельке. «В чем дело? — спросил я. — Идем, времени мало. Тебе пора».
«Я возьму одну стекляшку, она мне нужна для поднятия духа», — заявила эта стерва. И купила, понятно, самое крепкое пиво. На электричку я Ленку кое-как посадил, но с работы ее все равно турнули. Об этом — как-нибудь в другой раз.
Олег
«Дур-рак, — бормотал философ, напившись халявного пива. — Ты дур-рак, и я дур-рак, и все мы дур-р-раки. Моя черепаха и то умнее всех нас. И кот твой, мля, умнее своего хозяина. Хочешь, докажу? Проблема твоя в том, что любовь — дерьмо, но ты не в состоянии этого понять. Ты еще веришь в этот хлам».
«Олег, — пытался возразить я, — ведь есть же что-то светлое, то, ради чего стоит жить — ведь даже Ленка не такая уж дура, какой ты себе ее представляешь, Ленка («Ленка — с приветом!») иногда говорит тебе такое, от чего ты сам заморачиваешься. Да впрочем, спорить с тобой — то же самое, что спорить с собой. Блеск и нищета философии. Давай еще по пиву. Не открывай записную книжку — я уже устал от твоих мыслей. Рыбка еще осталась? Нет? Ну и ладно. Твое пьянство на грязной кухне меня загвоздило, задрало, и я иду на хаус. У меня сработал автопилот. Кстати, можно взять „Соловьев и бомбардировщиков“?»
Перекресток
Помигав, светофор переключил зеленый свет на желтый, а затем на красный. И здесь задница, подумала Лена. Даже улицу перейти по-человечески — и то не дадут. Все эти крутые чуваки на «Мерседесах» и джипах только жить мешают — блин, ничего путного, они только мешают нам жить. Мешают нам жить. Лена пошла по «зебре», но что-то ее смутило — на «зебре» она была одна. То есть до недавнего времени кто-то тут был, и вот, здрасьте, исчез. Была какая-то дамочка с коляской в
