Внук Бояна - Розанов Сергей Константинович
В эту ночь Зелла долго не могла уснуть. Она думала о Юрко, о русичах и своей земле, ей хотелось побывать на Руси. В детстве подруги подшучивали над тем, что мать Зеллы была полонянка-русичка. Как хорошо было бы с ней поговорить!..
А в кумирне, у священного огня, перед истуканом бога Кама стоял Сатлар и шептал:
— Если у руситов все такие могучие и мудрые батуры, как Юрге, то они близки мне, они как далекие, из детства, родичи... Прости и помоги им, пресветлый... Вещи слова твои, я оберегу его, как сына.
Кончился праздник новолуния. В эту ночь звезды горели ярче. А на земле стояла тьма. Все половецкое становище храпело после праздничного веселья.
Юрко не спалось. Неясные шелесты доносились из степи: там собирался в путь торговый караван заморских купцов. Тревожные крики вызывали тревожные думы. Вот так же пугано кричали птицы, когда Юрко дни и ночи шел в половецкие вежи, а в голове стоял шум битвы, крики людей, звон булата... Да, половцы быстро разведали о новом княжестве и заторопились уничтожить его. Ранней весной, когда русичи стали пахать и сеять и худые кони их устали, огромные полчища двинулись на плохо вооруженных и наскоро обученных окраинных оратаев: кто бьет первым, тот побеждает!
А в это время князь Ярослав получил нежданное послание от епископа Порфирия: «Прослышан о тяжком кресте, павшем на твои юные плечи. Благословляю тебя и твое храброе воинство на битву с погаными за родную землю, за великое сияние Руси. Верю, что в тебе заложена господом сила собирателя Руси великой. Молю бога о победе...»
Послание воодушевило Ярослава. Он отправил гонцов к братьям-князьям Пронским и в Резань за помощью, но никто не успел помочь. Прончане выступили со своими полками, но было уже поздно. Разведчики донесли, что вражьи полчища близко...
Князь объявил тревогу, ударили сполох в чугунное било и колокола, и гул их слышен был на заре далеко-далеко. Побросали донские оратаи плуги и бороны, а кузнецы наковальни и с молотами, топорами и рогатинами собрались под княжеское знамя. В ночь выступили навстречу врагу.
Половецкие орды навалились на окраинные земли русичей рано утром с великим шумом, а русичи устали от долгого перехода, не спали... И с замершим сердцем смотрели, как по зеленой степи катился огромный от неба до неба — черный вал, и не было ему края. Вспыхивали на раннем солнце обнаженные сабли... Земля загудела — половцы идут!
Князь Ярослав вместе с Епифаном и Юрко объезжали передние ряды окраинцев. Конечно, не все собрались: из глухих лесов не успели выбраться.
— А-а-а-а! — все слышней доносился вражеский вой. Вот уже половцы совсем близко. Тучи черных стрел пали на русичей, а тут и щитов всем не хватает. Как саранча налетели вражины, окружили полки с трех сторон.
Плечом к плечу бились русичи, яростно отбиваясь от всадников и нападая. Мертвые тела покрыли поле боя, но на месте убитых врагов становились новые, и не было им счета... А ряды окраинцев редели. Не успели еще вольные оратаи набраться воинского умельства, потому и начали отступать к лесу.
Юрко было отшибли от князя, но он ринулся к нему. Взмахом меча рассек ближнего половца. А их уже двое, трое перед ним... Хищно разинули рты, желтые широкие зубы оскалены. Визжат! Орут! Быстрый меч Юрко без устали разил врагов. У него была одна мысль: спасти жизнь князя во что бы то ни стало, чтобы не погибло начатое дело...
Но вот и князь. Он ловко и отчаянно сражается в самой гуще боя. Юрко вдруг увидел, как длинная кривая сабля скользнула по плечу князя и на светлую кольчужку просочилась алая кровь.
— Держись, княже! — Юрко, круша направо и налево, пробился к Ярославу. Но тут налетел сбоку здоровенный половецкий батур, взмахнул громадной палицей с длинным ратовищем над головою князя. Юрко вскинул посеченный саблями щит, рванул коня вперед, заслоняя Ярослава. Он услышал, как хрустнула обшивка щита, как палица обрушилась страшным ударом на шлем. Падая с коня, Юрко успел заметить за спиной князя лицо Кащери... Откуда тут взялся?.. И все скрыла тьма...
Когда он очнулся, была ясная луна на небе да груды тел на земле. До рассвёта Юрко искал своего князя, раненого или мертвого, но его на поле боя не было. Юрко побрел по южным окраинным волостям. Здесь ночами горели зарева. Звенел набат, далеко разносился по долинам...
Потом он поднялся до резанских спокойных земель. Хотел сам призвать братьев Глебовичей выручить Ярослава, если он жив, хотя бы за выкуп. Не походом же идти?! На это никто не рискнет... А на выкуп нужна тысяча серебряных гривен — чуть не целый воз серебра, где его возьмешь?!
И тогда Юрко решил как быть. Он сам пойдет в половецкие вежи. Если князь Ярослав в плену, он освободит его. Как это случится, Юрко не знал: молодость не загадывает далеко. Но слова деда Ромаша сами шли на ум: «Слово разит и шеломит врага...» Вот и надо говорить с половцами так, чтобы они рты разинули от неслыханного.
Долог Путь был у Юрко. Он шел и ночи и дни. Иногда поднимался на курган и с тревожным любопытством вглядывался вперед.
...Широко раскинулись степи на южных окраинах Руси. Высокая трава стояла там, где еще не бывал человек, высока она была и где когда-то гремели сечи. Время заглаживает следы. Пышен зеленый ковыль на кургане, а под ним белеют людские кости. Росы омывают их, ветры сушат, зори утренние согревают... Шуршит ковыль сизыми султанами по жальбищу, посвистывают суслики да сурки, а высоко в небе вьются жаворонки — вот и вся тризна по воинам, что бились тут с врагами земли Русской...
Закрыл глаза Юрко, и как на яву расстелилась перед ним родная степь. Она отсюда, от чужих и злых людей, кажется еще ярче, еще красочней, и нет ей конца: уходит вся в далекой голубизне в голубое небо. Вся в цветах, как в огоньках радужных... Тут и там — тенистые дубравы дубовые темнеют стеной, снизу как пламенем горят от спелой калины на опушке. А березовые — будто зеленое облако над белесой полоской неба... Внизу желтеет обрыв и река синем-синяя... Ланки с оленятами стоят — воду пьют. Поднимут настороженно голову — с шершавых губ падают капли звонкие... И вдруг рогаль затрубил у леса и топнул копытом— земля звякнула! Рванулись лани с оленятами из воды. Круги пошли по реке, блеском на солнце вспыхивают... Кувшинки золотые, белоснежные закачались, засверкали росой... И кто это окрасил все в такие яркие и сочные, милые сердцу краски? Не из мученического ли сердца твоего, родимая земля, эти чистые цвета сочатся?..
Ой, Русь, Русь, любимая земля моя! Коли можно помочь тебе — возьми наши жизни и восстань из горя и печали светлой сестрой солнца! А если надобен для силы и славы твоей алый цвет крови — возьми мое сердце!
Ночные мысли Юрко густели, складывались в песню, сердце его трепетало, и он пел:
Ой ты, солнце пресветлоё!
Ты взойди в небо яростно,
Размечи лучи полымем,
Разгони тучи черные!
Ой, князья вы, большие и малые!
Вам ли Русь делить да обиды учитывать,
Собирайтесь-ка все на бранный пир,
Как на бранный пир во честном бою,
Во честном бою с лютым ворогом!
Он пел так в половецкой кибитке и словно видел сквозь мрак ночи, как на его зов отовсюду идут русские люди, полные решимости победить. И князья дают друг другу руки, как братья. Было бы так!..
Под горой завыла собака. Сторожевой войн, что сидел у кибитки Юрко, очнулся от дремоты и выругался. Вечером он выпил много кумыса, теперь хмель проходил, голова была тяжелая — опохмелиться бы. Его окликнул страж ханского трапезного шатра:
— Иди к нам, у нас еще остался бурдюк кумыса.
— Это ты, Ченгреп? спросил воин и зашагал на голос во тьму.
Юрко услышал его удаляющиеся шаги и задремал.
Но вдруг на него пахнула прохладная струя ветра, он очнулся. Зашелестел и откинулся полог, мелькнуло звездное небо. Две тени скользнули в палатку.
Юрко нащупал кинжал, тихо привстал... Совсем рядом послышалось чье-то дыхание. Кто ждет его смерти?
— Не спит, вяжи его! — послышался быстрый шепот. Тут же почувствовал на спине колючий волосяной аркан. Наотмашь ударил кинжалом. Раздался сдавленный стон. Кто-то крепко схватил его за руку. Волосяной аркан оплел грудь.
