Владимир Гриньков - Исчезнувшие без следа
– Кто-то там, на самом верху, в этом был заинтересован.
– Но мальчишка-то чем им мешал? – с внезапной болью в голосе произнес Удалов.
– Он был им нужен только как подставка – бомбу в метро пронести. И сразу после этого его убрали. Я пока не понимаю, зачем им все это было нужно, Федор Иванович, но к этому должны быть большие шишки причастны…
– Кто-либо из правительства, – задумчиво сказал Удалов.
– А почему бы и нет? Ведь история с Воронцовым – я же вам рассказывал – на те же мысли наводит. Он, оказывается, выжил и был вывезен в Москву. Кто его спрятал? Зачем? Что это за люди, которые на машинах подъезжают прямо к самолету и забирают Воронцова, которого разыскивал «Антитеррор» – правительственная, между прочим, спецгруппа. Это может сделать только тот, кто близок к правительству.
По телевизору тем временем начался выпуск новостей.
– Вокруг нас все время какая-то возня, – сказал Дружинин. – Вспомните, как на меня орали после операции в метро. Кто эти люди, кстати?
– Наши кураторы, – пожал плечами Удалов.
– От правительства?
– Ну конечно.
– Вот видите! – почти торжествующе сказал Дружинин. – От правительства! Вон как они осерчали на нас за то, что мы младшего Кочемасова сразу не убили. Хотелось им, наверное, поскорее увидеть его мертвым, да мы не оправдали доверия. И чем это вам не доказательство, Федор Иванович?
– Все прогнило, – процедил сквозь зубы Удалов. – Куда ни оглянись – ворье и бандиты.
На телеэкране в это время выступал Аникин перед собравшимися на площади людьми. Он был красив со своей благородной сединой и честным взглядом.
– Я думаю, он выиграет на выборах, – пробормотал Удалов.
И Дружинин понял, к чему это было сказано.
– Мы должны всю информацию передать ему, Федор Иванович. Только он сможет раздавить этот термитник. До проведения выборов у него руки связаны, но когда он победит – все выйдет на свет божий. И история с Воронцовым, и причины гибели младшего Кочемасова, и эта возня вокруг «Антитеррора».
Удалов отвернулся наконец от телевизора.
– Лишь бы ничего не случилось, Андрей, – сказал он. – Мне представляется, что такой тугой узел завязался, что как бы у кого-то не появилось желание разрубить его одним ударом.
Помолчал и повторил:
– Лишь бы ничего не случилось.
С ними, с «Антитеррором», понял Дружинин. Их использовали, это было ясно, хотя они сами не могли понять, откуда ветер дует. Выполнили ли они предписанное им невидимым кукловодом? Если да – то они уже не нужны и попросту опасны. Следовательно – должны исчезнуть.
– Нам надо как можно быстрей передать информацию Аникину, – сказал Дружинин. – Пока знаем об этом только мы – мы смертники. И если с нами что-то случится…
По телевизору теперь показывали репортаж: солдаты бежали, преследуя невидимого врага, но это не были учения – настоящая война. Вот один из солдат лежит на земле. Глаза закрыты, в груди рана, вся гимнастерка залита кровью. Рядом медицинские носилки. Но они ему, наверное, уже не нужны. Пуля попала в грудь. В грудь. Как у Крамаренко.
Дружинин оторвал взгляд от экрана и посмотрел на командира. Удалов спрятал руки в карманы брюк и покачивался – с пятки на носок.
– Я понял, откуда они все взялись! – пробормотал Дружинин.
– Кто?
– Тот, первый, «Антитеррор». Крамаренко был ранен в грудь. У Маркова ранение в голову. Тяжелые ранения, Федор Иванович. Их всех взяли с войны.
Но Удалов еще ничего не понимал.
– С какой войны?
– Оттуда, где стреляют, Федор Иванович. Чечня, Таджикистан – откуда угодно. Они солдаты. Вы понимаете? Тяжелораненые. Надо искать их следы в госпиталях. В Бурденко, в других. И не по фамилиям, фамилии – чепуха, липа это все, я чувствую. Искать надо по характеру ранений. Поднять медицинские карты за последние два или три года…
– Попробуем, – сказал Удалов. – Чем черт не шутит.
Сам он пока не заразился убежденностью Дружинина, но лучше уж такая версия, чем вообще никакой.
Глава 38
Они не представляли, какой адский труд приняли на себя. Правда, до медицинской документации удалось добраться сравнительно легко. Удалов имел знакомства в Министерстве обороны, и это очень облегчило задачу, но когда Дружинин прибыл в госпитальный архив и увидел нескончаемые стеллажи с папками – у него едва не опустились руки.
У Дружинина были достоверные данные только на двоих бойцов из того, первого, «Антитеррора»: у Крамаренко было ранение в грудь, у Маркова – в голову, и оба эти ранения были, судя по всему, получены еще до службы в «Антитерроре». В отношении других бойцов у Дружинина твердой уверенности не было, и он решил пока ограничить круг поисков Марковым и Крамаренко. Ему отложили отдельно медицинские карты раненых, имевших черепно-мозговые травмы и ранения в области груди. Круг поисков сузился.
Дальше сам Дружинин не смог бы продвинуться ни на шаг – медицинские термины были для него не намного понятнее, чем наречие какого-нибудь африканского племени, – но тут ему на помощь пришел военврач. Дружинин описал ранение Маркова, насколько это описание мог сделать непрофессионал, и военврач, пожевав пухлыми губами, вдруг его обнадежил:
– Такое мы быстро отыщем, молодой человек. Не часто встречается.
– Неужели? – искренне удивился Дружинин. В его представлении чуть ли не половина ранений в бою должна была быть непосредственно в голову. Когда он сказал об этом военврачу, тот невесело усмехнулся.
– Ранений в голову много, – подтвердил он. – Но почти в девяноста процентах случаев – смертельный исход. Мозг!
И развел руками – что ж, мол, поделаешь.
– К нам трупы не привозят, к нам привозят живых. А в живых после таких ранений остаются немногие. Ну да я уже вам об этом сказал.
Перебрали всех, кто поступал в госпиталь в последние годы, и военврач отложил десяток не слишком пухлых папок.
– Здесь надо искать, – сказал он.
Но все это при ближайшем рассмотрении оказалось не то. Дружинин приуныл. Военврач предложил ему угоститься сигаретой.
– Я не курю, – сказал Дружинин.
– А я курю.
– Вредно, – усмехнулся Дружинин.
– Врачи все врут, – спокойно сказал военврач и с удовольствием затянулся. – Не может быть вредным то, что человеку нравится. Если я от этого получаю положительные эмоции – этим наверняка продлеваю себе жизнь.
У него, оказывается, была даже своеобразная теория. Дружинин с удовольствием с ней познакомился бы, если бы перед ним не высились груды папок. В этих завалах они с военврачом проплутали массу времени, но результатов не добились. Это очень угнетало Дружинина.
– Давайте теперь переберем тех, у кого были ранения в области груди, – предложил он.
– Нет смысла. Там бумаг еще больше, и мы ничего не найдем в этих завалах, – сказал военврач с тем циничным хладнокровием, которое присуще только врачам, проституткам и могильщикам.
Он сидел, откинувшись на спинку стула, и с видимым удовольствием пускал в потолок кольца сигаретного дыма. Ему некуда было спешить и нечего было желать. Единственное, от чего он сейчас, наверное, не отказался бы, – от чашечки кофе. Чтобы окончательно представить себя сидящим не в пыльном архиве, а в одном из парижских уличных кафе.
– Может быть, кофейку? – предложил военврач.
Дружинин даже вздрогнул от неожиданности и подозрительно посмотрел на сидящего рядом человека, но тот был безмятежен. Значит, Дружинин все верно угадал – и про его душевное состояние, и про кофе.
– Вам в Париж случайно не хочется? – сухо осведомился он.
– Хочется, – все так же спокойно ответил военврач. – Я был там, кстати…
Он мечтательно закатил глаза. Сейчас последует рассказ о прелестях Парижа. Дружинин скрипнул зубами. Наверное, получилось слишком громко, потому что военврач неожиданно встрепенулся и даже загасил в пепельнице сигарету.
– Будем искать по другой методе, – предложил он, с демонстративной готовностью придвигая к себе стопку папок. – Посмотрим, кого куда отправляли из нашего госпиталя.
Он принялся проворно перелистывать бумаги.
– Так… домой отправлен… этот умер… и этот умер… отправлен на реабилитацию по месту жительства… умер… этот тоже комиссован и отправлен домой…
Карты тех, кто умер, он откладывал налево, остальные – направо. Обе стопки – левая и правая – были почти одинаковы. Счет жизни и смерти.
– Умер… умер… комиссован и отправлен домой… отправлен на реабилитацию в пансионат… умер…
Дружинин даже не сразу среагировал.
– Пансионат?! – запоздало вздрогнул он. – Какой пансионат?
– Сейчас посмотрим. Здесь вот есть копия направления. Пансионат «Москва-4». Никогда о таком не слышал.
Зато Дружинин слышал. «Москва-4» – это их, «антитерроровский», пансионат! Звено – такое необходимое – звякнуло и легло точно в цепь ранее известных фактов, наконец-то соединяя их.
– Дайте-ка мне его бумаги, – попросил Дружинин, стараясь не выдать своего волнения.
