Внук Бояна - Розанов Сергей Константинович
Беглюк заметно оживился.
— О-о! — воскликнул он.— Тогда ты не ошибся, что пришел к нам. Наша степь Дешт-и-Кыпчак днем уходит к солнцу, ночью — к звездам. Раскинулась от Волги до Днепра. За два месяца не проедешь. Завидная молва о нас идет по всем землям. Что есть более достойное песни? Воспой нашу жизнь, и ты будешь сидеть у ханского ковра среди избранных.
— Если увижу достойнейшую жизнь — спою…— сказал Юрко.— Пока я знаю: жизнь русичей требует славной песни. Наш народ делает все, что на пользу воину, охотнику, землепашцу и женщине. Ремесленники готовят для них дивное узорочье. А что полезно всем, то и красуется, что радует, то и славит.
— Вот потому мы и ходим к вам: мы тоже любим редкостное.
— Разбой у нас не славится песней. Песня славит дружбу: в ней добрая радость.
— Мы дружим с теми, кто нам служит,— насмешливо проговорил хан. — Радость там, где выгодней батурам, они рождены повелевать.
— За их радостью горе по пятам ходит...
Гости притихли. Они уставились в лицо хана, ожидая грозных, уничтожающих слов. А Беглюк внимательно рассматривал Юрко, будто старался разгадать его мысли. «Ты смел, но бесхитростен — что на уме, то и на языке. Ты не уйдешь, не выполнив мою волю! — подумал хан и обрадовался новой мысли: — Не подослать ли князю Роману этого шутника?.. Что узнает — у него не удержится на языке...»
— У нас есть верный друг — конь! быстро заговорил он. — Единственный друг! Наш конь примет любые муки, но не обманет и в бою вынесет. Он, как друг, отдает нам свою кровь. Когда в походе негде достать пищи, мы открываем жилу на шее коня и пьем его живую горячую кровь. Конь — наш спаситель. Конь для батура — как брат, боевому коню цены нет... Если кто украдет коня — отдает десять коней и краденого в лучшем виде. Если нет у вора коня, у него отбирают детей. Если нет детей — самого режут... А у руситов за краденого коня берут три гривны — позор! За коня — кусок серебра!.. Нет, для нас конь — как отец! Мы неделями не спешиваемся, и он терпит... Он лучше любого слуги!.. Конь — наши крылья, говорим мы. А ваши кони покорно тянут соху, как буйволы. Вы обуваете коня в железо, а когда подходите к нему с седлом, он вытягивает шею и голову, ожидая хомута. Так и ваши люди — привычно привязаны к месту. А мы не строим городов. Разве мы хуже птицы, чтобы жить в клетке? У нас есть одна забота — война! Позор умереть не в бою! Таков обычай предков...
Беглюк понимал, что ему не следовало при гостях вести долгий и откровенный разговор с пленником. Но этот русич не походил на пленника, вел себя независимо. С ним любо говорить. Какая же сила стоит за ним? Как поступить с ним: как с пленником или оставить при себе певцом? Он многое знает — слушать его приятней, чем сказочника. Что если одарить его золотом, усадить рядом с собой?.. Тогда русич будет сказывать и петь то, что прикажешь. О-о, а приказать можно многое...
После осмотра пленников купец Галай сидел в юрте князя Асапа. Здесь был прохладный полумрак. Узорчатый ковер, огибавший всю решетчатую стену юрты, был увешан кривыми ятаганами в ножнах, спущенными луками и колчанами. Тут же висели ковровые и кожаные путевые сумы. Внизу, на кошме, лежали легкие походные доспехи, кованые латы и щиты. Рядом в кожаных кольцах стояли копья и сулицы* (*короткие метательные копья).
Купец сидел рядом с младшим братом князя Турогом и разглядывал вещи, приготовленные половцами для обмена. Все это было только что доставлено княжеской ватагой после набега на Русь.
Турог вынимал из кожаных мешков и раскладывал сапоги из красного и зеленого сафьяна, расшитые узорчато, развертывал перед купцом собольи и горностаевые шубы, шкурки черных бобров и лис, развязывал тряпицы с драгоценностями, открывал хитростно вырезанные из кости ларцы с браслетами них золотая узорная чеканка знаменитых новгородских искусников. Все расхваливал безудержно: обмануть иноземца — лучшее дело батура, бог Кам порадуется...
Галай не спеша рассматривал каждую вещь и отбирал то, что ему обещало наживу. Дела его шли удачно. Он выгодно выменял пленников у Беглюка на отрезы дорогих тканей, и хан остался доволен, даже согласился с купцом, что торговля — занятие, достойное великих мира, хотя военная добыча все же несравненно заманчивее. Хан пригласил купца остаться в становище, жениться, пока он здесь, на половчанке и вести торговые дела. Купец уклонился от прямого ответа. Тогда Беглюк посоветовал ему погостить до осени и обещал давать Проводников для каждого каравана, идущего в путь к морю и обратно с новыми товарами. Выгода была явная, и Галай согласился.
Князь Асап сидел на подушке в стороне от них, следил за медленными и важными движениями купца. Рука у князя была на перевязи, он морщился и ворчал:
— Этот певун чуть не перерезал мне жилы. На что бы я тогда был годен?! Сидеть у костра, видеть, как батуры собираются в поход, и чувствовать, что напрасно клокочет кровь?
— Был бы караульным у старушек! — проговорил Турог.— Но кто мог подумать, что проклятый урусит так завидно владеет мечом?
Купец оторвался от беличьей шубки, приоткрыл заплывшие глаза и сказал:
— Я хотел и его выменять у хана, но хан сказал, что любит небывалое и сам хочет приручить русича. Он забыл, что сокола не заставишь плавать.
Турог усмехнулся и, нагнувшись к брату, шепнул:
— А не продать ли бойкого гусляра этому жирному сурку? Он хвалит его, он даст много добра. Ведь урусит — твой пленник!
Асап от удовольствия щелкнул языком, прищурился.
— Моя добыча! — воскликнул он, ударив себя в грудь и добавил: — Хотя и Кащеря помог.
— Возьмем певуна ночью, так что никто не услышит, — продолжал нашептывать Турог. — Все будут думать, что урусит сбежал.
— Мы отберем у хана мой подарок?
— Так и нужно. Хан жаден, как и все старики. Он даже не дал тебе ничего за этого певуна-русита... Одарил куском мяса! Ха! Награда!.. Э-э, что тебе хан! Их теперь столько развелось в Дешт-и-Кыпчак — степи не хватает! Уже и говорят на разных языках — не поймешь, о чем речь ведут, какому богу молятся. Разброд пошел. А старый хан не вечен. Тогда мы, тайные батуры Смерти, выберем тебя властелином всей Дешт-и-Кыпчак. Ведь был же когда-то единый хан кипчаков? Перед ним трепетала Византия и все люди закатных стран. И ты будешь таким всесильным ханом, с тобой мы завоюем все Резанское княжество. А там и все земли, до самого крайнего конца, где начинается вода.
Асап усмехнулся: еще не пришел черед, хан еще силен! Пристально посмотрел на купца и сказал:
— Султаны за морем любят потешников. Там ты променяешь гусляра на золото?
— Я подарю его самому императору.
— И тот осыплет тебя милостями? Будешь придворным купцом? А что я получу от тебя?
— Достойное князя! Ты — батур из батуров, получишь желтый оксамит — рытый бархат. Он светится, как солнце, из него шьют себе платье и наши цесари. Это будет достойно князя Асапа Непобедимого.
— А мне? — вмешался Турог. — Человек не ходит на одной ноге.
— Пусть будет так! — решил Асап. — У головы два глаза — куда смотрит один, туда и другой.
— Русич должен быть невредим, — предупредил Галай.
— Будет так! Но пусть сегодня светящийся бархат принесут нам. А певца, клянусь мечом, ты получишь в любое утро, как только соберется в путь твой первый караван. И да покарает меня земля и небо, если слова мои уйдут на ветер!..
Купец не скупился. Турог хотел было выгодно запродать ему своих рабов, но тут у кибитки послышался шорох. Вошел ханский лекарь, подозрительно оглядел всех.
— Я пришел сделать перевязку, — сказал Сатлар.
Асап облегченно вздохнул. Но в глазах его не потухла настороженность. Он давно приглядывался к ханскому знахарю, втайне страшась его черных суровых глаз...
Кибитка Юрко — на горе, почти над самым обрывом. Не со скрытой ли целью: ночью толкнут в пропасть, и все кончится... А надо жить, сделать задуманное...
Решетчатые стены кибитки обтянуты пестрой тканью, снаружи белая кошма. Земляной гладко прибитый пол чисто выметен и посыпан желтым речным песком, у стен устлан кошмой. Там, на мягких овечьих шкурах, лежал Юрко. У изголовья стояло блюдо с кусками баранины и кувшин кислого молока.
