Владимир Гриньков - Помеченный смертью
Бородин прикрыл глаза и слушал плавно текущую речь доктора. Он казался спящим, да с ним действительно что-то происходило – мышцы лица расслабились и морщины исчезли, будто невидимый художник закрасил их быстрыми точными мазками. Морозов знал свое дело.
Через полчаса он внезапно оборвал свою речь и пару минут ожидал, скучающе глядя в окно, потом, точно зная нужный момент, приблизился к Бородину, хлопнул в ладоши прямо перед его лицом, Бородин вздрогнул и открыл глаза. Он смотрел сонно и, казалось в первые мгновения, не осознавал, где находится. Наконец его взгляд сфокусировался на лице доктора, в глазах мелькнула искра узнавания.
– Вам не жарко? – осведомился Морозов. – Водички хотите?
– Нет.
Но Морозов, не обращая на это «нет» ни малейшего внимания, уже протягивал стакан с водой, и Бородин стакан взял и воду безропотно выпил. Ему показалось, что вкус у воды странно кисловатый, но он ничего не спросил, а Морозов ничего не стал объяснять. Лекарства Бородину были просто необходимы, потому что он мог сорваться в любой момент.
– Договариваемся с вами на завтра, – сказал Морозов тоном, подразумевающим, что это предполагалось с самого начала и никакие отговорки приняты не будут. – Встретимся с вами во второй половине дня.
Бородин после сеанса все еще пребывал в расслабленном состоянии, едва заметно кивнул и лишь поинтересовался:
– Во сколько?
– В три. Устроит?
И опять Бородин кивнул. Морозов помог ему подняться и проводил до двери. За дверью на стульях обнаружились двое охранников, они одновременно вскочили при появлении Бородина, и у одного из них из-под пиджака, нелепо смотрящегося в такой жаркий день, выглянул пистолет. Они оба пистолет увидели – и Бородин, и доктор. Бородин, тяжело и долго поразмыслив, вдруг сказал Морозову:
– У него тоже была охрана.
Это он о Григорьеве покойном говорил, и доктор это понял.
– И ничего сделать не смогли.
– Да, – поддержал разговор Морозов тусклым голосом.
Все-таки Бородин упорно возвращался к происшедшему. Случившееся с Григорьевым сидело в нем занозой.
– Охрана и не смогла бы ничего сделать, – вступился за честь мундира один из охранников. – В полной темноте выстрелили, издалека.
У Бородина дернулась щека, он взорвался бы непременно, но после морозовского сеанса пока был не способен на подобное и поэтому произнес негромко, лишь скривив некрасиво губы:
– «В темноте»! – и еще больше губы скривил, изображая саркастическую насмешку. – «Издалека»! Чушь говоришь!
– Издалека, – упрямо повторил охранник, багровея. – Из винтовки с ночным прицелом. Обычное дело.
– Да у его охраны в машине датчик излучения стоял! – взорвался Бородин. – Они бы ночной прицел в миг засекли! И из стрелка этого чертова сделали бы решето в два счета! Зевнули они просто, понимаешь? Подпустили убийцу близко – и зевнули!
– Его в темноте застрелили? – спросил Морозов.
Он ни к кому конкретно не обращался, и поэтому никто не ответил – повисла пауза.
– Да, – сказал наконец Бородин, смурнея лицом, – в первом часу ночи.
– Из винтовки?
– Да.
– Со значительного расстояния?
Пауза. И после паузы уже охранник ответил:
– Да.
– Я же знал, что это Рябов был! – воскликнул Морозов. – Там, в машине! Ведь я узнал его! Мы его с вами вместе видели! Это Рябов!
– О ком вы? – не понял Бородин. – Кто это? Кто такой Рябов?
– Человек, который убил Григорьева. Только он мог сделать подобное.
30
Случившееся было столь невероятным, что через десять минут Бородин уже не ощущал последствий проведенного доктором сеанса. Движения стали порывисты, и вид он имел очень решительный. Оставив охрану в коридоре, Бородин запер дверь, усадил Морозова на стул, сам сел напротив. Требовательно произнес:
– Рассказывайте!
Прошедших десяти минут Морозову хватило на то, чтобы оправиться от первого потрясения. Он был хмур и задумчив.
– Пожалуйста, рассказывайте, – повторил Бородин.
– О чем?
– Об этом человеке. Как его там фамилия? А, Рябов. Рябов – это кто? Откуда вы его знаете?
Морозов по-прежнему пребывал в состоянии задумчивости.
– Кто такой Рябов?
Морозов на этот вопрос ничего не ответил, вдруг спросил, глядя собеседнику в глаза:
– У вас есть связи в правительстве?
– Да.
Бородин понял, что его «да» – это очень важно.
– Не просто связи, а связи на самом верху.
– Да, – и опять ответ прозвучал очень уверенно.
– Рябов – это не хулиган из подворотни. Рябов – это очень серьезно. За ним стоят серьезные люди из серьезной организации.
– Из какой серьезной организации?
Морозов не ответил. Бородин уже начал терять терпение.
– Вы не представляете, какой мы с вами горячей темы коснулись, Виталий Викторович, – сказал он. – Убит министр. Все соответствующие службы подняты на ноги, роют землю носом, ищут убийцу. Сам президент пообещал, что убийцу найдут. Вы даете понять, что что-то знаете. Так говорите же!
Бородин разволновался:
– Вы что-то об этом знаете? Так скажите! Кто такой Рябов? Что это за организация, которая за ним стоит? Какая-то криминальная группировка? Так им всем головы посворачивают в одночасье, кто бы там за ним ни стоял! Кто они?
Морозов смотрел на собеседника, и в его глазах читалось недоверие и даже как будто жалость к заблуждающемуся, и вот эта жалость так раззадорила Бородина, что он уже и сдержаться не мог.
– Кто они? – воскликнул. – Кто эти люди? Что за контора?
– Контора, – кивнул Морозов и повел плечами, так ему было неуютно. – Эта контора – КГБ.
Бородин не ожидал услышать ничего подобного. Он как раз собирался что-то сказать, но захлебнулся и закашлялся. Задавил кашель и еще долго сидел, осознавая услышанное. Наконец спросил, и в его голосе звучало недоверие:
– КГБ?
– Да. Этого человека пестовало КГБ. Еще в девяносто первом году, если мне не изменяет память.
– Вы там работали? – осенило Бородина. – В госбезопасности! Да?
– Нет.
Морозов увидел недоверие в глазах собеседника и вынужден был пояснить:
– Я никогда не состоял в штате. До поры до времени работал по своей специальности и никогда с этой организацией не сталкивался. В девяносто первом году они вышли на меня…
– «Они» – это кто?
– «Они» – это они. Всегда неприметные, неизменно доброжелательные и знающие о вас больше, чем вы сами о себе знаете.
Морозов говорил бесстрастно, но было видно, что эта тема ему неприятна.
– Они предложили вам сотрудничать? – высказал предположение Бородин.
– Нет, даже речи об этом не было. Они и не представлялись никак, кстати – ни кто они, ни какую организацию представляют. Это я уже потом сам догадался. А поначалу – мы о вас слышали, мол, и с вашими работами ознакомлены, которые в научных журналах печатаются. Как раз по вашему профилю есть одна очень интересная работа, хотим вам ее предложить. Деньги мы вам будем платить вот такие, а делать будете то-то и то-то. Работа, действительно, оказалась интересной.
– Что за работа?
– Я попробую простым языком все объяснить, иначе вы ничего не поймете. Мне надо было усилить особые, строго специфические навыки предоставленного мне человека. У людей ведь есть одно очень нехорошее качество, которое я называю заторможенностью приземленности. Человек никогда не пытается взлететь, привык к мысли, что ему суждено ходить по земле, и не приходит ему в голову взмахнуть руками и хотя бы попробовать. Ведь получится, он просто не знает об этом, не хочет знать.
Бородин смотрел на доктора с недоверием и непониманием. Морозов это заметил и усмехнулся:
– Это, конечно, надо не буквально понимать. Я о другом. О том, что в человеке заложено гораздо больше, чем он подозревает. Есть ведь уникумы, которые способны запомнить тысячу случайных чисел, или прыгнуть в высоту больше двух метров, или обходиться без воздуха целых пять минут. Значит, человек может делать подобное? Но почему не все? Потому что у них, у большинства, заторможенность приземленности. Не верят в себя. И моей задачей было – конкретного человека от этой заторможенности избавить.
– Это был Рябов?
– Да.
В разговоре возникла пауза. Доктор в задумчивости смотрел в окно. Бородин его не торопил.
– Этот Рябов был отличным стрелком. Я своими глазами видел, что он вытворяет в тире. Но людям, которые меня к нему приставили, одного умения хорошо стрелять было мало. Они хотели, чтобы Рябов хорошо стрелял в темноте. Не в полной темноте, конечно. Нет живых существ, которые обладали бы абсолютным зрением. Просто абсолютная темнота встречается не так уж часто. Даже ночью какой-то источник света есть – звезды на небе, отблеск фар проехавшего вдали автомобиля, свет из окна дома напротив. И я должен был развить у Рябова это умение – видеть в темноте.
– И как – получилось?
– Да. По окончании наших сеансов устроили что-то вроде экзаменов. Рябов выбивал сто очков из ста, когда никто из присутствующих и мишени-то разглядеть толком не мог.
