Courgot - Евгений Владимирович Сапожинский
Я открыл окно, хотя было прохладно — отопление уже вырубили. Курго долго журчала водой в ванной, наконец наполнила ведро. Стала трудиться. Я наблюдал, как женщина переходит от слов к действиям. Естественно, ее не хватило надолго, как и всех нас. Какое-то дежа вю, врубался я, куря. На полу валялось много всякой гадости. Курго умело смела все в ноль, обмакнула ткань в жидкость (в том, что эта субстанция являлась водой, я уже не был уверен, как и в том, впрочем, что половая тряпка оставалась тканью, а не приобрела какие-либо новые загадочные свойства, переставшие роднить ее с сестрами, коих на помойки мира выкидывается миллион в минуту), и тщательно намотала ее на швабру. Я млел. Только подлинный извращенец, Извращенец с заглавной буквы в состоянии понять мой кайф. Ко мне пришла дама, барышня, кошелка — называйте, как хотите, но ведь для чего, а? Чтобы помыть пол. А господин с подбитым глазом отдыхает. Я не удержался и высказал ей все соображения на этот счет. Тут и выяснилось, что никакой он не бомж, а вроде как муж, с которым случилось такое вот несчастье. Мне стало хихикнуто. Ленка тем временем тщательно оттирала северо-западный участок моей кухни; казалось, она принялась за дело всерьез. Оторвав задницу от стула, я посозерцал результаты труда. Почти квадратный метр сиял, как лицо (или попка?) гламурной блондинки. Совсем неплохо, прикинул я. Примерно за 180 000 секунд она ототрет мне всю хату. Подсчеты радовали.
Но вышла ошибка. Я не учел перекуры и выпивоны. И работу маршрутизатора (ментального, того, который в голове). Если с первыми можно было как-то смириться (сам грешен, дымлю, как паровоз), то после каждого следующего глотка паузы затягивались все сильнее, швабра все неохотнее начинала приниматься за дело, а в воздухе отчетливей начинало пахнуть фиаско. Наконец Ленка бросила швабру и заявила, что хочет спать. Тряпка — говняная. Мыть такой невозможно. «А как же договор?» — попытался напомнить я. «Какой договор?» — «Ну, наш договор, или уговор, как тебе больше нравится. Я мою тебе посуду… (меня накрыли легкие сомнения, было ли это на самом деле), а ты, гм, моешь мне пол». — «Так ведь тряпка у тебя неправильная». — «Что?» — «То́, что это не тряпка, а какая-то херня. Ты посмотри на ворс. Понял?» — Я ничего не понял. Тряпка как тряпка. Буду я еще вникать в этакие тонкости! Еще скажи, вода у меня не та из крана течет.
«Не-ет, — Курго аккуратно швырнула тряпку на пол, — в таких условиях работать я не могу. Налей-ка пива». Я услужливо налил. Ленка, выпив, вздыхала и нюхала опоржненный стакан так, словно была приговорена к смерти, и любование сим артефактом было ее последним желанием.
Один кваратный метр. Плюс-минус. Я вспомнил одну девочку, она качалась на качелях; мне пришлось отъехать от дачи аж на семь или восемь километров — в те годы это путешествие было серьезным! В голубом (лазоревом?) платьице она качалась на качелях, а я крутил педали — мимо! Странно, но тогда меня впервые накрыла мысль: вот оно, счастье, это — она, та самая. После этого у меня было много женщин. Да что я гоню? Мало ли, много ли, мечтов и мечтаний Г. Гумберта?
Вот еще что: фетишист. Пиво в совокупности с Курго действовали уже на полную катушку. Супераддитивный эффект. На ней были очки (на девочке, не на Курго). Дурацкие совдеповские очки из черной пластмассы, где ж они теперь. Минус, естественно. Около трех. И тополя. Я мечтал.
Итак, девочка качалась на качелях, голубое платьишко ее задиралось, а я мчался мимо на своем «Орленке». Дальше дорога шла под гору, мне казалось, что я развил скорость около семидесяти. Потом меня надолго, почти на тридцать лет, это утомило, и я решил, что хватит себе врать, скорость, хоть и на спуске, никак не могла превышать сорока, даже тридцати пяти. И что это я ее вдруг вспомнил?
Лена вздохнула и вновь принялась драить пол. Впоследствии я смекнул, что это была непростая задача. На этот раз Курго расстроилась очень быстро; я даже не успел обломаться. Квадратный метр увеличился раза в полтора, не более, и тут труженица решила, что на сегодня действительно хватит. Она захотела еще пива. Я набулькал.
Когда-то я пытался установить на рабочий комп знаменитый «Ил-2», вернее, его аналог. Программа встала и заработала, но оказалось, что в нее совершеннно невозможно играть. Самолет кренился на двадцать градусов или около того. Иногда приходили радиосообщения, что, мол, на нас напали. Я судорожно лез в меню и искал настройки. Интерфейс был вполне неплох, но я никак не мог понять, где у меня посадочные фары, а где команда убрать шасси. Да, пилот из меня еще тот. Но все это чепуха. Покажите мне водителя-профессионала, который мог бы прорулить на гаишном тренажере. Затея явно обречена. Курго вновь дымила. «Что-то я утомилась», — Ленка внимательно рассматривала сигарету, выпустив дым могучей струей.
Самолет! Я могу лететь!
«Тупица, — думал я, вспоминая „Ил“. — Индюк. Дело ведь не в том, сколько лететь. Дело в том, как лететь». Слева нарисовались товарищи, дальнейшие мои действия их слегка удивили. Для начала я сделал бочку. Спустя час вспомнил о петле Нестерова. И потянул рычаг на себя. Скорость упала до каких-то двадцати, но я умно спикировал вниз, затем выровнял машину. Попутчики исчезли; точнее, я потерял их из поля зрения. Тут пришел клиент, точнее, клиентка, и рассказала о том, что разводить кошек, а потом их продавать, весьма непросто. Да. Согласен. Скорость была уже почти 300. Я чуть не плюхнулся в океан, но помчался дальше. Что-то мне не нравилось. Надо переключить режим двигателя. Мотор чихнул и замолк. Это мне знакомо; проходили. Я завел. Опять клиент! Ну? Ага, фотографии. Сделаем. Кинем вас в экслюзивную папку. Все? До свидания. О, как кайфово было сделать «мертвую петлю»!
Теперь мотор работал как-то не так, будто у него был не прямой привод, а какая-то хренова гидротрансмиссия. Мне это не нравилось. Но я продолжал полет. Иного варианта у меня не было. Разве что клиенты (клиентки?). Я так их люблю. Люблю этих сумасшедших тетенек, да…
Ебаторий. Так говорит Ленка.
Мотор работал. С самолетом все было в порядке, если не считать крена. Я летел. Ленушка, где
